Свой человек на небесах - Евфимия Пащенко

— Пойдемте, Нина Сергеевна! — произнес главный врач с любезностью хлебосольного хозяина, принимающего у себя дорогую гостью.

К удивлению девушки, им не пришлось выходить на улицу — лестница, которая вела наверх, в мезонин, находилась напротив наружной двери.

* * *

— Ну, вот и Ваша комната, уважаемая коллега! — Павел Иванович широко распахнул перед Ниной дверь, обитую потертой черной клеенкой, из-под которой сквозь прорехи выглядывала клочковатая грязная вата. — Располагайтесь как дома! Конечно, здесь одной Вам будет скучновато — что поделать, других жилых комнат здесь нет… Если что-то будет нужно, найдите меня или Елену Васильевну. Чем можем — поможем. А пока, если позволите, я Вас ненадолго покину и доделаю кое-какие дела. После чего вернусь к Вам. Вы не против, коллега?

Оставшись одна, Нина огляделась по сторонам. Обстановка комнаты и впрямь была спартанской. В углу — металлическая кровать с матрасом не первой новизны и чистоты. Рядом — круглый стол с обшарпанной и местами прожженной столешницей, пара шатких стульев. На одной из стен, оклеенных выцветшими обоями, красовался календарь за позапрошлый год. Картинка на нем изображала сказочное Лукоморье с пресловутым зеленым дубом, котом на златой цепи, длинноволосой синюшной русалкой и юным поэтом, изумленно взирающим на все эти дивные чудеса… Впрочем, Нина даже обрадовалась столь убогому убранству комнаты — почти монашеская келья. Оставалось лишь развесить иконы и выложить из сумки молитвослов и Новый Завет.

Раскрыв дорожную сумку, она извлекла оттуда Владимирскую икону Божией Матери в овальной пластмассовой рамке и бумажный образок Великомученика и целителя Пантелеимона, наклеенный на золотистую картонку. Перекрестившись и поцеловав края иконок, Нина поставила их на подоконник, в изголовье кровати. Затем расстелила на столе бумажную салфетку и бережно положила на них Новый Завет и молитвослов. А рядом — недавно купленный ею роман Сенкевича «Куда идешь». Надо сказать, что Нина, подобно своим единоверцам-неофитам, была убеждена, что православному не должно читать светских книг, которые разжигают в человеке страсти, отвлекая от «единого на потребу». И потому, крестившись, она бестрепетно избавилась от некогда любимых ею романов и детективов, выбросив их в мусорный контейнер — туда и дорога всему этому греховному чтиву! Однако для книги Сенкевича было сделано исключение. Ведь в ней повествовалось о святых мучениках, страдавших за Христа во времена нечестивого Нерона[3]. А Нина очень любила читать жития мучеников и исповедников, восхищаясь их подвигами и втайне сожалея о том, что Господь не сподобил ее жить в те времена. Возможно, она тоже стала бы мученицей…

Застелив кровать, Нина уселась на жалобно скрипнувший под нею стул, размышляя, чем бы заняться дальше. Пожалуй, прежде всего, нужно согреться. В этой комнате слишком холодно и сыро — так недолго и простудиться. Конечно, здесь есть печь, а за ней — целая охапка дров. Вот только Нина не умеет топить печи — ведь она почти всю жизнь прожила в доме с паровым отоплением. Конечно, святые терпели и куда более сильные холода, утешая себя тем, что «люта зима, да сладок рай». И все-таки перспектива провести ночь в нетопленой комнате не радовала Нину. Что ж, придется спать одетой и согреваться чаем. К счастью, она, по совету мамы, взяла с собой кружку и кипятильник. Вот только где же тут водопроводный кран?

Вместо искомого крана на стене возле двери обнаружился пластмассовый рукомойник, единственным содержимым которого оказался дохлый таракан, вероятно, скончавшийся от жажды. А за печкой стояли два пустых ведра. Судя по всему, прежние обитатели этого жилища носили в них воду. Подхватив грохочущие ведра, Нина спустилась по лестнице, на ходу раздумывая, как ей узнать местонахождение колодца. Придется спросить кого-нибудь…

Выйдя в больничный коридор, она заглянула в первую попавшуюся дверь, и…

— …опять из города прикатила какая-то… — донесся до Нины резкий голос Елены Васильевны. Медсестра сидела за столом, покрытым цветастой клеенкой, рядом с плитой, уставленной кастрюлями и чайниками. Рядом на табуретке примостилась худощавая печальная женщина — на вид лет пятидесяти, в белом халате и белой косынке, повязанной по самые брови. Судя по всему, то была здешняя повариха. Она с покорным видом слушала медсестру, периодически кивая головой, словно во всем соглашаясь с ней.

Увидев Нину, Елена Васильевна смолкла на полуслове и уставилась на нее с видом человека, воочию убедившегося в правоте поговорки: не поминай, не то явится…

— Простите, а где тут у вас колодец? — спросила Нина медсестру.

Однако Елена Васильевна испуганно таращилась на нее, не в силах вымолвить на слова. Пока на помощь ей не пришла повариха.

— Колодец во дворе, — ответила она, — как выйдете на улицу — поверните направо. Сразу его и увидите… Погодите-ка! Вы ведь, небось, проголодались с дороги! Вот, выпейте-ка чайку да кашки поешьте перловой…

И не успела Нина ответить, как она одним взмахом поварешки наполнила тарелку густой кашей и, прихрамывая, направилась к плите за чайником. А медсестра с видимой неохотой подвинулась, чтобы освободить Нине место у стола.

Больничный чай оказался слишком крепким и вдобавок несладким. Да и к перловке Нина никогда не питала особой любви. Однако еда пришлась весьма кстати — она согрелась и повеселела.

Тем временем медсестра изучающе разглядывала Нину своими маленькими проницательными глазками. После чего спросила ее:

— А вы какой врач? Терапевт?

— Нет, я невропатолог, — не без гордости ответила Нина. Подобно многим своим коллегам, она была уверена в превосходстве узких специалистов над терапевтами. И это возвышало ее в собственных глазах…

— Здешний институт кончали? — полюбопытствовала медсестра.

— Да.

— А к нам надолго?

— На месяц.

— А муж у вас есть?

Нина едва не поперхнулась кашей. Что за бестактность! Нет, эту наглую особу следует поставить на место! Сейчас она скажет ей…

— А-а, вот вы где, коллега!

В кухню, добродушно улыбаясь, вошел Павел Иванович.

— Я вас наверху искал! А вы тут как тут. Я гляжу, Зоя Ивановна (он кивнул в сторону поварихи) вас уже накормила. Так как вы там устроились? Все хорошо? Ничего не нужно?

— Спасибо, Павел Иванович! — ответила Нина. — Все замечательно. Только холодновато…

— Так растопите печку! — посоветовал главный врач.

— Не умею… — призналась Нина.

— Вот как! — усмехнулся Павел Иванович. — Что ж, тогда идемте! Я вас научу топить печку — поверьте, ничего мудреного в этом нет. Заправским истопником станете!

От его слов у Нины потеплело на душе. Какой замечательный человек этот Павел Иванович! Сама доброта и участие! Поспешно допив чай, она вышла из кухни вслед за ним, не замечая, с какой ненавистью смотрит ей вслед Елена Васильевна.

* * *

— Видите эту дверцу? — тоном многоопытного преподавателя объяснял Павел Иванович. — Сюда мы кладем дрова. Когда эти кончатся, возьмете из поленницы во дворе. Лучше сделать это заранее, чтобы они успели хорошенько просохнуть. А теперь выдвигаем вьюшку: вот она, вверху, видите? Когда дрова прогорят, ее нужно задвинуть назад. Только не слишком рано, иначе угорите. Впрочем, лучше я на первых порах сам прослежу за этим. Вы позволите, коллега, если я стану Вашим личным инструктором по топке печей? Так… теперь берем спички… Эх, вот незадача, на растопку ничего нет! Что ж, придется идти на чердак!

Надо сказать, что в некогда столь любимых Ниной романах и детективах на чердаках старинных особняков и замков обретались всевозможные роковые тайны и клады, обитали привидения и прочие сверхъестественные существа, поселенные туда воображением писателей. Неудивительно, что при упоминании о чердаке сердце Нины затрепетало в предвкушении встречи с тайной…

Увы, ее ждало горчайшее разочарование: больничный чердак был завален сломанной мебелью, ржавыми ведрами, дырявыми кастрюлями, полусгнившей ветошью — одним словом, всевозможным хламом. Зато никаких тайн и кладов не было и в помине!

В дальнем углу чердака были свалены связки бумаг. Павел Иванович с юношеской ловкостью подхватил одну из них, потом другую…

— Что это такое? — полюбопытствовала Нина.

— Свидетельства о смерти, — небрежно бросил главный врач. — Точнее, их копии. Этой макулатуре больше тридцати лет. На что она нужна? Только на растопку и годится…

Нина согласно кивнула. В самом деле, подобному хламу одна дорога — в печку! Так с ним поступают умные люди… в отличие от романтичных дурех с излишне пылким воображением, которому везде мерещатся роковые тайны!

Ей было невдомек, какие загадки могут таиться в старых документах с больничных чердаков!