Багдадский вор. Посрамитель шайтана. Верните вора! - Андрей Олегович Белянин

повествования орали друг на друга, как коты на крыше, а маленькая улыбчивая девочка, щуря смешливые глаза, прыгала вокруг них на одной ножке и, размахивая кривым деревянным мечом, распевала в голос: «Бум-балаки-дон!» Поняв, что кулаками и голосом ничего не решишь, соучастники были вынуждены сесть и думать…

– А если попросить Рабиновича? – наугад бросил Лев, и Ходжа вдруг радостно закивал:

– Воистину, о мой преступный собрат с большим сердцем и широкой душой, какое же дитя откажется прокатиться на живом ослике?! Купим ей лепёшку, чтоб не голодала, а Рабинович с эмиром уж как-нибудь на пару управятся с одной-единственной девочкой!

Соучастники церемонно пожали друг другу руки, найдя наконец-то компромиссное решение наболевшей проблемы. Мнение маленькой дочки Ахмеда и Ириды аль-Дюбины в расчёт не бралось, кому оно интересно…

– Значит, слушай сюда, брат мой лопоухий…

– Воистину! – подтвердил Ходжа.

– В смысле, ты намекаешь, что я брат ослу?! – Оболенский вынужденно отодвинул внимающую морду Рабиновича и, нахмурив брови, развернулся к Ходже.

– Почтеннейший, мне глубоко до минарета наизнанку (если ты уловил изящество моего пассажа), кем и зачем ты приходишься моему ослу, – ни капли не испугавшись, ответил тот. – Но имей в виду, он – мой осёл! Что, разумеется, не мешает ему быть твоим родственником.

– Так, короче, не слушай этого узкоглазого дауна, – ровно предложил серому ишаку бывший помощник прокурора. – Твоя задача на сегодня – изображать во всей красе деревянную лошадку на карусели. То есть поступаешь в распоряжение вон той маленькой мясорубки с ручкой и катаешь её до вечера, пока сама не свалится и не уснёт. Задача ясна?

Если бы серый ослик мог ответить «яволь, майн фюрер», наверняка бы он так и сделал. Увы, говорить Рабинович не умел, немецкого не знал, а посему просто отсалютовал передним копытом. Домулло попытался было влезть с комментариями, но быстро понял, что это не в его интересах, и лишь с поклоном уточнил:

– Но великий эмир Сулейман аль-Маруф не будет против?

Слуга двух господ изобразил непередаваемое передёргивание ушами, видимо, обозначающее, что по этому вопросу они уж сами между собой договорятся.

– А ковёр-самолёт мы можем позаимствовать до вечера? Вернём, честное пионерское!

Вот на этот вопрос серый ослик не мог дать однозначного ответа сразу. Оба ишака отошли в дальний угол стойла, о чём-то там пошептались, пару раз даже поорали друг на друга и погашались крупами, но потом, видимо, пришли к обоюдному согласию, и эмир Бухары легко процокал к Багдадскому вору, неся в зубах свёрнутый очучан-палас.

Лев искренне пожал копыто белого осла и, развернув коврик, кивнул Ходже:

– Присаживайся. Быстрее улетим – быстрее вернёмся. А мартышке с саблей скажи, чтобы каталась на ослике и никуда не лезла. Будет возникать, пригрози, что поставишь в угол!

– Э-э, милая девочка, – опустившись перед дитятей на корточки, начал Ходжа, – мы с дядей Львом (р-р-р!) быстренько слетаем (как птички!) по делам и назад. А ты кушай вот эту вкусную лепёшку и катайся на двух осликах! Хочешь – сразу, хочешь – по очереди. Будешь вести себя хорошо, мы…

– Я всех убью!

– Непременно, – с ангельским терпением подтвердил домулло. – Только не слезай со спины вот этого серого ишака, он будет твоим волшебным боевым конём! И да хранит тебя Аллах и Рабинович…

С этими словами успокоенный Насреддин пересел на расстеленный ковёр к Оболенскому, прошептал тайные (известные любому читателю «Тысячи и одной ночи») слова, и очучан-палас немедленно взмыл в воздух! Соучастники облегчённо выдохнули, задавая нужное направление, и лишь где-то на уровне облаков обратили внимание на счастливейший детский визг за спиной:

– Я лечу всех уби-ить!

Бросившийся на крик Оболенский уже буквально кончиками пальцев успел поймать отлетающую от края ковра малышку Амударью с куском бахромы в кулаке. Ходжа не одобрил этот поступок:

– Быть может, её отец сказал бы нам спасибо…

– А её мама?

Домулло разумно заткнулся, ибо радость целой тысячи Ахмедов не спасла бы их от гнева всего одной внебрачной дочери багдадского визиря. Поворачивать назад было и поздно, и бессмысленно. Маленькая Амука, доверчиво прижавшись к широкой груди Оболенского, мирно пригрелась и даже задремала.

– Человек предполагает, а Аллах воистину знает, как и что должно случиться…

Утешившись этой простенькой мудростью, друзья продолжили путь. Очучан-палас, или ковёр-самолёт (кому как привычнее, меня устраивают оба названия), с хорошей крейсерской скоростью нёс их в заданном направлении.

Пользуясь случаем, я не поленился спросить у Насреддина, как оно в целом? Ну, какие ощущения испытываешь при перелёте на колышущейся плоскости ковра при сильном встречном ветре и без всяких заградительных перил по бортам. Домулло спокойно припоминал, что ветер не такой уж и сильный, сидеть надо спокойно, близко к краям не лезть, а в идеале вообще лежать на пузе, наблюдая за пейзажем. Учитывая мой личный опыт летания на метле и боевом драконе, должен признать, что очучан-палас выглядел куда как комфортнее и безопаснее. Со слов Ходжи, разумеется…

До военно-религиозно-полевого лагеря Хайям-Кара они добрались примерно за полтора часа. Плюс-минус десять минут, точно никто не считал.

– И что, вот эта разболтанная, неорганизованная толпа и есть спаянное религиозной дисциплиной войско? – не поверил глазам бывший москвич, осторожно кивая на расположившихся в оазисе людей. Осторожно – это чтобы раньше времени не разбудить милейшую доченьку аль-Дюбины.

– Лёва-джан, ты имеешь в виду отсутствие пулемётных вышек, окопов с заградительной колючей проволокой и минных полей? – уныло припомнил домулло, мягко сажая ковёр-самолёт за бархан. – Эти люди – обманутые мусульмане, фанатично преданные своему «пророку». По одному мановению его мизинца они предадут, украдут, убьют, сделают всё самое страшное, на что только способен человек, и умрут в радости, ибо свято исполнили волю чёрного шейха! А уж он наверняка позаботится, чтобы Аллах вспомнил о них в день Страшного суда.

Лев, разумеется, не хуже Насреддина понимал, что такое религиозный фанатизм и чего от него ждать. Перед его мысленным взором вставали страшные кадры взрывов в московском метро. Бесчисленные смерти, искалеченные судьбы, человеческая кровь на ступенях эскалатора и душащее чувство несправедливости, противоестественности и невероятной дикости всего происходящего…

– Сколько их примерно?

– Около пяти сотен, но на нас двоих более чем достаточно, – вздохнул Ходжа. – Нам нужна чёрная ткань, намотанная на голову, и есть шанс затеряться в толпе. Вряд ли они все так уж близко знают друг друга…

– Держи. – Лев аккуратно вынул из-за пазухи две длинные полосы чёрного шёлка.

– Откуда?

– Упёр заранее. Не думаешь же ты, что я очертя башку ринулся в такую авантюру, даже близко не подготовившись?

– А её куда? – Ходжа осторожно погладил по затылку просыпающуюся Амуку.

– Оставляю под твою ответственность, – пожал плечами Багдадский вор. – Моя задача – выкрасть лампу с Бабудай-Агой, твоя – не потерять ребёнка и унести всех нас в нужный момент на ковре-самолёте. Ну, примерно как в гангстерских боевиках с ограблением банка. Справишься?

– Ты вновь используешь