Врата Мертвого Дома - Стивен Эриксон

— Маппо, — проговорил Икарий, — видишь чужую руку, которая сейчас лишает его жизни? Ты понимаешь? Не будет вечного заточения для Мессремба. Худ примет его — смерть возьмёт его, как и энкар’ала.

Корни с противоположных стен потянулись друг к другу, почти соприкоснулись.

— В лабиринте будет новая стена, — сказал Крокус.

— Тогда давайте быстрее, — проворчал Скрипач, который только теперь поднялся на ноги. — Все — на эту сторону.

Они пошли дальше, снова в молчании. Скрипач заметил, что его руки дрожат на прикладе жалкого оружия. Сила и дикость, которые он увидел несколько минут назад, просто выбили сапёра из колеи.

Мы погибнем. Даже сотни Гончих Тени не хватит, чтобы нас спасти. Тысячи оборотней собрались здесь, все в Треморлоре — сколько из них доберутся до Дома? Только сильнейшие. Сильнейшие… А мы на что решились? Войти в Дом, чтобы найти врата, которые приведут нас в Малаз, в Мёртвый Дом. О боги, мы же мелкие сошки… за одним исключением: с нами тот, которого мы не должны пускать в бой, тот, которого боится даже сам Азат.

Отовсюду раздавались звуки яростной битвы. В других коридорах этого адского лабиринта кипел бой, которого, как понимал Скрипач, им не избежать. Ужасные звуки становились всё громче, ближе. Мы приближаемся к Дому. Все сходимся…

Он остановился, повернулся к остальным. И ничего не сказал, потому что каждое лицо, каждый встретивший его взгляд говорил о том же знании.

Впереди застучали когти, сапёр резко повернулся и увидел, как Шан быстро замедляет бег. Бока её ходили туда-сюда и были расчерчены множеством ран.

Ох, Худ…

Новый звук послышался оттуда, где только что была Гончая.

— Его предупреждали! — закричал Икарий. — Гриллен! Тебя предупреждали!

Маппо обхватил руками ягга. От внезапной вспышки гнева Икария воздух вдруг замер, будто весь Путь задержал дыхание. Ягг не шевелился в объятиях, но сапёр видел, как руки трелля напряглись, пытаясь сдержать невидимую силу. Звук, который издал Маппо, был полон такой боли, такого отчаяния и страха, что Скрипач ссутулился, из глаз у него потекли слёзы.

Бельмо отскочила от Икария, и сапёр содрогнулся, увидев, что Гончая поджала хвост.

Крест и Бэран оказались рядом с Шан, встревоженные Псы встали стеной напротив Икария, а Скрипач оказался не с той стороны. Он попятился, ноги плохо слушались, будто в жилах плескался галлон вина. Он не сводил глаз с Икария: теперь тонкая грань, на которой все они стояли, наконец обнажилась, суля неописуемый ужас.

Все трое Псов вздрогнули и отскочили на шаг. Скрипач обернулся. Коридор впереди закрыла новая стена — из кишащих маленьких тел.

Вот так так. Какая встреча.

Девочке было не больше одиннадцати-двенадцати лет — на ней красовался кожаный жилет, обшитый внахлёст бронзовыми кругляшками — расплющенными монетами, а копьё у неё в руках было таким тяжёлым, что дрожало, когда девочка решительно направила его на незнакомцев.

Фелисин взглянула на корзинку с веночками из цветов, которая стояла у босых, запылённых ног девочки.

— У тебя неплохо получается, — сказала Фелисин.

Юная стражница снова посмотрела на Леомана, затем на тоблакая.

— Можешь опустить оружие, — сказал воин пустыни.

Дрожащее остриё копья упало на землю.

Голос тоблакая прозвучал сурово:

— На колени перед Ша’ик Возрождённой!

Девочка мгновенно пала ниц.

Фелисин наклонилась и коснулась головы девочки.

— Можешь встать. Как тебя зовут?

Девочка неуверенно поднялась, но в ответ только покачала головой.

— Скорее всего, она из сирот, — заметил Леоман. — Некому говорить за неё в обряде наречения именем. Поэтому у неё нет имени, но она отдаст за тебя жизнь, Ша’ик Возрождённая.

— Если она готова отдать за меня жизнь, значит, заслужила имя. Как и другие сироты.

— Как пожелаешь — кто будет говорить за них?

— Я, Леоман.

Границы оазиса очерчивали невысокие, полуразвалившиеся кирпичные стены и редкие пальмы, под которыми среди сухих листьев ползали песчаные крабы. Дюжина белых коз стояла рядом в тени, их светло-серые глаза были направлены на пришедших.

Фелисин наклонилась и подняла один из маленьких венков. Надела его на запястье.

Они пошли дальше — к сердцу оазиса. Воздух стал прохладнее; озерца тени казались ледяными после бесконечных часов под безжалостным солнцем. По бесконечным развалинам было видно, но когда-то здесь стоял город, город с просторными садами и дворами, бассейнами и фонтанами, но всё это теперь превратилось в невысокие холмики и низкие гряды на земле.

Вокруг лагеря расположились корали, кони в загонах выглядели здоровыми и полными сил.

— Насколько велик оазис? — спросил Геборик.

— Не можешь выяснить это у призраков? — спросила Фелисин.

— Не хочу. Смерть этого города была отнюдь не мирной. Древние завоеватели уничтожили последний из островных анклавов Первой Империи. Тонкие, небесно-голубые черепки у нас под ногами принадлежат Первой Империи; толстые, красноватые — завоевателям. От изысканного к грубому — этот узор вновь и вновь повторяется в истории. Эти истины лишают меня сил, выматывают душу.

— Оазис велик, — сказал бывшему жрецу Леоман. — Есть места, где сохранилась настоящая земля, там мы высадили злаки — для еды и на корм скоту. Осталось несколько кедровых рощ среди стволов, обратившихся в камень. Есть пруды и озёра, бесконечный запас пресной воды. Если бы мы захотели, могли бы никогда не уходить отсюда.

— Сколько людей?

— Одиннадцать племён. Сорок тысяч лучших всадников, каких только видел этот мир.

Геборик хмыкнул.

— А что кавалерия может поделать против легионов пехоты, Леоман?

Воин пустыни улыбнулся.

— Только изменить лицо войны, старик.

— Уже пробовали, — сказал Геборик. — Такой успешной малазанскую армию делает способность приспосабливаться, изменять тактику — даже на поле боя. Думаешь, Империя не сталкивалась прежде с коневодами, Леоман? Сталкивалась, и покорила их. Отличные примеры — виканцы или сэти.

— И как же преуспела Империя?

— Я не историк, чтобы заниматься такими деталями — они меня никогда не интересовали. Если бы у тебя была библиотека с имперскими книгами — работами Дукера и Таллобанта, — мог бы поискать ответ у них. Если, конечно, можешь читать по-малазански.

— Вы определяете границы их владений, рисуете карту сезонных кочевий. Вы захватываете и удерживаете источники воды, строите форты и фактории — торговля ослабляет изоляцию врага, источник его силы. И в зависимости от того, насколько вы терпеливы, — либо выжигаете степи и убиваете всех четвероногих животных, либо ждёте, и каждому отряду молодых, которые приезжают в ваши поселения, предлагаете славу и военную добычу в далёких землях, обещаете сохранить их отряд в том же составе. Такая приманка срывает цвет с кочевых племён, и вскоре уже только старики и старухи ворчат о свободе, которая была прежде, — ответил Леоман.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});