Врата Мертвого Дома - Стивен Эриксон

— Зачем?

— Этого я не знаю. Хотя… — Он нахмурился. — Интересный вопрос. Верность благородной клятве? Защита Азатов? — Маппо пожал плечами.

— Худовы пятки! — проворчал Реллок. — Да хоть чувство вины — в такое я тоже верю.

Все посмотрели на него.

После долгого молчания Скрипач встряхнулся.

— Ладно, идём. В лабиринт.

Руки и лапы. Они высовывались из плетения корней, тянулись, извивались в безнадёжной попытке вырваться, протягивались с мольбой, с молчаливой просьбой, с опасным предложением — отовсюду. Пленённые живые существа. И среди них было очень мало людей.

Воображение Скрипача бледнело при попытках представить себе подходящие для таких конечностей тела, головы и лица, но сапёр догадывался, что реальность, скрытая в сплетённых стенах, превзошла бы его худшие кошмары.

Свитая из шишковатых корней темница Треморлора удерживала демонов, древних Взошедших и такое множество чуждых созданий, что сапёр едва не дрожал от осознания ничтожности — собственной и всего своего вида. Люди были лишь маленьким, хрупким листочком на древе, слишком огромном для понимания. Это потрясение лишило его мужества, стало насмешкой над его отвагой — бесконечное эхо веков и владений, заключённых в безумной тюрьме.

Спутники слышали звуки битвы со всех сторон: пока что, к счастью, в других коридорах мучительного лабиринта. Азат атаковали отовсюду. Слышны были треск и хруст дерева. Пропитанный привкусом железа воздух разрывали звериные крики, голоса, вырванные из глоток, только голоса и могли вырваться из этой ужасной войны.

Ложе арбалета стало липким от пота, когда Скрипач продолжал осторожно шагать вперёд, держась середины коридора, чтобы не попасться в хватку жадных, нечеловеческих рук. Впереди показался резкий поворот. Сапёр пригнулся, затем оглянулся на остальных.

С ними остались всего три Пса. Шан и Зубец свернули в другие развилки. Где они и что с ними происходит, Скрипач не мог даже вообразить, но Бэран, Бельмо и Крест не выказывали признаков беспокойства. Слепая самка двигалась вровень с Икарием, будто была просто хорошо выдрессированной собакой ягга. Бэран прикрывал арьергард, а Крест — бледно-мраморный, пятнистый, мускулистый — неподвижно ждал в пяти шагах от Скрипача. Его глаза — тёмно-карие — сверлили сапёра.

Скрипач вздрогнул, снова покосился на Бельмо. Рядом с Икарием… так близко… Эту близость он расценивал верно, как и Маппо. Если бы с Домом Азатов можно было заключить сделку, Престол Тени это бы сделал. Псов не заберут — как бы Треморлор ни жаждал заполучить таких пленников, добиться исчезновения этих древних убийц — нет, сделка подразумевала куда более ценного пленника…

Маппо стоял с другой стороны от ягга и держал в руках отполированную костяную дубину. Скрипач вдруг почувствовал острое сострадание. Трелль разрывался на части. Ему приходилось остерегаться не только оборотней — оставался ещё спутник, которого он любил как брата.

Апсалар и Крокус с боевыми ножами в великолепно расслабленных руках шли по бокам от Слуги. В шаге за ними ковылял Прыщ.

Вот и всё, что мы есть. Это — и больше ничего.

Сапёр задержался перед поворотом, повинуясь инстинктивному чувству, которое будто холодком пробежало по хребту. Не иди дальше. Подожди. Скрипач вздохнул. Чего тут ждать?

Разглядывая отряд, он вдруг заметил кое-что, присмотрелся.

Шерсть на загривке Креста начала медленно подниматься.

Худ!

Всё вокруг пришло в движение, огромная тень вылетела в коридор перед сапёром с воем, от которого костный мозг превратился в лёд. А над ним — кожистые крылья, молниеносные удары огромных когтей.

Чудовище оказалось медведем-одиночником, громадным, как карета аристократа, боками он почти упирался в стены корней, а вытянутые руки цеплялись за густой мех. Сапёр заметил, что одну нечеловеческую руку просто вырвало из тройного плечевого сустава, брызнула старая чёрная кровь. Не обращая внимания на конечности, будто просто продирался через колючий кустарник, медведь ринулся вперёд.

Скрипач припал к земле — кора на корнях казалась горячей, покрытой чем-то вроде пота — и даже не закричал, чтобы предупредить остальных. Нужды в этом не было.

Над ним промелькнуло брюхо медведя — сероватое, измазанное кровью, а затем зверь помчался дальше, хотя сапёр и перекатился ему вслед.

Внимание медведя было полностью сосредоточено на кроваво-красном одиночнике-энкар’але, который висел над ним и яростно визжал. Медведь взмахнул лапой, но рассёк воздух: крылатый ящер отшатнулся — и попал в зону досягаемости палицы Маппо.

Скрипач даже не взялся бы оценить силу, с которой трелль обеими руками обрушил оружие на одиночника. Оснащённый клыками боёк палицы врезался в грудь энкар’ала и ушёл внутрь под хруст костей. Ящер размером с вола буквально сложился под этим ударом. Кости крыльев сломались, шея и голова вылетели вперёд, из глаз и ноздрей брызнула кровь.

Энкар’ал был мёртв прежде, чем ударился о стену из переплетённых корней. Когтистые лапы и руки жадно вцепились в тело.

— Нет! — заревел Маппо.

Взгляд Скрипача метнулся к Икарию, но не ягг стал причиной крика трелля: Крест набросился на огромного медведя сбоку.

Одиночник заревел и подался в сторону, прижался к стене корней. Мало рук и лап смогли бы удержать такого зверя, но одна из них — покрытая зелёной кожей — обвила толстую шею, и эта рука обладала силой большей даже, чем мощь одиночника.

Крест сжал в зубах извивающуюся лапу, размалывая кости, затем диким рывком оторвал её.

— Мессремб! — заголосил трелль, вырываясь из рук Икария. — Союзник!

— Одиночник! — завопил Искарал Прыщ, приплясывая на месте.

Маппо вдруг обмяк.

— Друг… — прошептал он.

И Скрипач понял. Первый друг, который погиб сегодня. Первый…

Треморлор забрал обоих оборотней, вверх взвились корни и опутали новых пленников. Оба зверя теперь висели друг напротив друга на противоположных стенах — здесь они останутся навеки. Медведь-одиночник сопротивлялся, из культи хлестала кровь, но даже его чудесная сила не могла сравниться с неземной мощью Азата и руки, которая всё теснее прижимала его к себе. Сжатое горло Мессремба не находило воздуха, алая кайма вокруг карих глаз приобрела синеватый оттенок, сами глаза выпучились так, будто вот-вот выскочат из мохнатых глазниц.

Крест отодвинулся и безмятежно принялся обгладывать оторванную лапу — плоть, мех, саму кость.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});