Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

расстрелами, голодом, холерой.

«Дорогой друг!

…У нас все то же, что Вы сами здесь видели, и нет «конца краю» переутомлению. Начинаю сдавать, спать втрое больше других и пр. …»[166]

Бесценны для понимания внутреннего духовного состояния Арманд ее последние отрывочные записи в дневнике, чудом сохранившиеся после ее смерти. Они невелики. Я приведу несколько фрагментов ее торопливых карандашных записей красивым почерком. Они говорят об отношениях И.Ф. Арманд и Ленина больше, чем тысячи страниц официальной многотомной биохроники вождя.

«1. IХ.1920.

Теперь есть время, я ежедневно буду писать, хотя голова тяжелая и мне все кажется, что я здесь превратилась в какой‐то желудок, который без конца просит есть… К тому же какое‐то дикое стремление к одиночеству. Меня утомляет, даже когда около меня другие говорят, не говоря уже о том, что самой мне положительно трудно говорить. Пройдет ли когда‐нибудь это ощущение внутренней смерти?.. Я теперь почти никогда не смеюсь и улыбаюсь не потому, что внутреннее радостное чувство меня к этому побуждает, а потому, что надо иногда улыбаться. Меня также поражает мое теперешнее равнодушие к природе. Ведь раньше она меня так сильно потрясала. И как мало теперь я стала любить людей. Раньше я, бывало, к каждому человеку подходила с теплым чувством. Теперь я ко всем равнодушна. А главное – почти со всеми скучаю. Горячее чувство осталось только к детям и к В.И. Во всех других отношениях сердце как будто бы вымерло. Как будто бы, отдав все свои силы, свою страсть В.И. и делу работы, в нем истощились все источники любви, сочувствия к людям, которыми оно раньше было так богато. У меня больше нет, за исключением В.И. и детей моих, каких‐либо личных отношений с людьми, а только деловые. И люди чувствуют эту мертвенность во мне, и они отплачивают той же монетой равнодушия или даже антипатии (а вот раньше меня любили)… Я живой труп, и это ужасно!»

Запись‐исповедь, потрясающая по своей искренности и глубине самоанализа. Как бы чувствуя, что ей остается жить три недели, она со свойственной ей прямотой говорит себе, что «отдала все свои силы, всю свою страсть» Владимиру Ильичу и делу работы, но она – «живой труп». Революция всегда питается и живет только жертвами. Миллионными и единичными. Одной из них была Инесса Федоровна Арманд.

В маленьком дневнике, который вела Инесса в последний месяц своей жизни на Северном Кавказе, кроме этой, еще всего четыре записи.

3 сентября высказывает тревогу за своих детей. «Я в этом отношении слабовата, совсем не похожа на римскую матрону, которая легко жертвует своими детьми в интересах республики. Я не могу… Ведь войне еще долго продолжаться, когда‐то восстанут наши заграничные товарищи…

Сейчас наша жизнь – сплошная жертва. Нет личной жизни потому, что все время и силы отдаются общему делу…»

9 сентября Арманд вновь возвращается к теме первой записи дневника: «Мне кажется, что я хожу среди людей, стараясь скрыть от них свою тайну – что я мертвец среди живых, что я живой труп… Сердце мое остается мертво, душа молчит, и мне не удается вполне укрыть от людей свою печальную тайну… Так как я не даю больше тепла, так как я это тепло уже больше не излучаю, то я не могу больше никому дать счастья…»

Последняя запись помечена 11 сентября (до смерти осталось чуть меньше двух недель)… Инесса в своей конечной записи в этой земной юдоли возвращается к своей старой любимой и вечной теме – любви. Ее переписка с Лениным по этому вопросу вскоре украсит ханжеские марксистско‐ленинские хрестоматии. В этой записи Арманд видно влияние Ленина. Они любили друг друга, но вождь большевиков смог внушить хрупкому и нежному созданию первенство «пролетарских интересов» над личными.

«…Значение любви, – пишет Арманд, – по сравнению с общественной жизнью становится совсем маленьким, не выдерживая никакого сравнения с общественным делом. Правда, в моей жизни любовь занимает и сейчас большое место, заставляет меня тяжело страдать, занимает значительно мои мысли. Но все же я ни минуты не перестаю сознавать, что, как бы мне ни было больно, любовь, личные привязанности – ничто по сравнению с нуждами борьбы…»[167]

Возможно, были еще записи. Может быть, они были утрачены после ее кончины. Но видна рука и строгого цензора, перебиравшего ее бумаги. Некоторые страницы отсутствуют, вырваны.

Мертвую Инессу долго не могли отправить в Москву. Сохранилась целая кипа телеграмм из столицы во Владикавказ. Вмешался в дело ЦК, решительно требовал ускорить отправку тела в столицу и сам Ленин. Не было теплушки. К смертям привыкли. Даже хоронили чаще без гробов. А здесь Москва требовала вагон и гроб. Пока местным властям не пригрозили революционной расправой – вагона не находили. Инесса скончалась от холеры 24 сентября 1920 года, а ее тело доставили в Москву лишь 11 октября…

На похоронах 12 октября Ленин был не похож на себя. Очевидцы вспоминали, что вождь, идя за гробом, внушал опасение – не упал бы. Глаза, полные печали, не видели ничего вокруг. Выражение неизбывной тоски застыло на его лице. Участница похорон Анжелика Балабанова вспоминала, уже оставив Россию: «Я искоса посматривала на Ленина. Он казался впавшим в отчаяние, его кепка была надвинута на глаза. Всегда небольшого роста, он, казалось, сморщивался и становился еще меньше. Он выглядел жалким и павшим духом. Я никогда ранее не видела его таким. Это было больше, чем потеря хорошего большевика или хорошего друга. Было впечатление, что он потерял что‐то очень дорогое и очень близкое ему и не делал попыток маскировать этого».

Свинцовый большой, нелепый гроб, который не открывали (прошло много дней со дня смерти), установили в малом зале Дома союзов. Было немного людей. У подножия гроба – несколько венков. Один из них – из живых белых гиацинтов – с лентой: «Тов. Инессе от В.И. Ленина»[168].

Хоронили у Кремлевской стены. Семья Ленина совсем осиротела. Нужно отдать должное: сам Ленин, пока был здоров, а затем и Крупская помогли подняться на ноги детям Инессы – трем сыновьям и двум дочерям. Ленин пишет записки, чтобы постарались сделать скромный памятник Арманд, помогли устроиться с учебой и работой ее детям. В декабре 1921 года, например, он шлет телеграмму Ротштейну: «Прошу позаботиться о Варе Арманд (младшая дочь Инессы. – Д.В.) и, если нужно, отправить ее сюда не одну и снабдив теплым платьем…»[169]

Умерла Инесса Федоровна Арманд трагически рано. Когда в начале февраля 1919 года Арманд уезжала в составе миссии Российского Общества Красного Креста во Францию для