Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

Россию, но там не было у нас никого, кто бы о ней заботился». Старуха часто спорила с Лениным, но в целом мир они сохраняли. Умерла тихо и незаметно, «сожгли ее в бернском крематории, – писала Крупская. – Сидели с Владимиром Ильичем на кладбище, часа через два принес нам сторож жестяную кружку с теплым еще пеплом и указал, где зарыть пепел в землю»[158]. Но на родину все же изгнанница, хотя и после смерти, попала. После решения Секретариата ЦК КПСС 21 февраля 1969 года прах Е.В. Крупской был перенесен из Берна в Ленинград.

Инесса стала бывать у Ульяновых еще чаще.

Когда Инесса уезжает в Париж, Геренштейн, Кларан, переписка всегда оживленна. Ленин подписывается то «Ваш Иван», то «Ваш Базиль», а иногда открыто – «Ваш Ленин». Ленин уже не может обходиться без общения с этой обаятельной женщиной.

Помимо глубоких личных чувств, в отношениях Ленина и Арманд было и особое доверительно‐деловое партнерство. Вождь большевиков не колеблясь полагался на Инессу Федоровну.

В январе 1917 года Ленин почему‐то решил, что есть вероятность того, что «Швейцария будет втянута в войну». В этом случае, писал он Арманд, «французы тотчас займут Женеву…». «Поэтому партийную кассу я думаю сдать Вам (чтобы Вы носили ее на себе в мешочке, сшитом для сего, ибо из банка не выдадут во время войны)…»[159]

В 1916–1917 годах, до момента отъезда в Россию, Инесса самый частый адресат в ленинской переписке. Она для него уже необходимость, потребность, часть его жизни. Похоже, что с ней он непосредственно и письменно общается более, чем с кем‐либо из социалистов‐иммигрантов. Когда он узнает о победе Февральской революции в России, самое первое его письмо с сообщением об этом событии было именно в Кларан, Инессе Федоровне Арманд.

Конечно, в числе выехавших в Россию через Германию социалистов вместе с Лениным и Крупской была Инесса Арманд… Ведь у нее были дети в России. И когда «большевистский десант» делает последний «бросок» из Стокгольма в Петроград, Инесса, находясь в одном купе с Лениным и Крупской, уже мысленно была только с детьми, которых отодвинула от нее революционная работа.

Революция быстро опустошила Инессу. Она не привыкла работать вполсилы. И в Петрограде, и в Москве, занимая заметные посты в ЦК партии, Московском губернском Совете народного хозяйства, она работала, не щадя себя. Ездила во Францию для вызволения русских солдат, заброшенных туда Мировой войной, занималась журналистикой. Встречи с Лениным теперь редки; вождь в эпицентре страшных событий, потрясающих Россию. Но иногда удается поговорить по телефону. В записной книжке Ленина есть московский адрес Инессы, где вождь был лишь два‐три раза: Арбат, угол Денежного и Глазовского, дом 3/14, кв. 12. Телефон 3–14–36 (временный)[160].

Иногда Ленин звонит, порой шлет записки, подобные тем, что писал в феврале 1920 года.

«Дорогой друг!

Хотел позвонить к Вам, услыхав, что Вы больны, но телефон не работает. Дайте номер, я велю починить.

Что с Вами? Черкните два слова о здоровье и прочем.

Привет! Ленин»[161].

Курьер из Совнаркома засунул под дверь записку:

«Дорогой друг!

Черкните, пожалуйста, что с Вами. Времена скверные: сыпняк, инфлюэнца, испанка, холера.

Я только что встал и не выхожу. У Нади 39°, и она просила Вас повидать.

Сколько градусов у Вас?

Не надо ли чего для лечения? Очень прошу написать откровенно. Выздоравливайте!

Ваш Ленин»[162].

После записки Ленин позвонил в секретариат СНК, распорядился, чтобы к Арманд срочно послали врача.

«Дорогой друг!

Напишите, был ли доктор, и что сказал, надо выполнять точно.

Телефон опять испорчен. Я велел починить и прошу Ваших дочерей мне звонить о Вашем здоровье.

Надо точно выполнить все, что сказано доктором. (У Нади утром 37,3, теперь 38.)

Ваш Ленин».

Ленин настойчив, интересуясь здоровьем Инессы, сообщая попутно о течении болезни Надежды Константиновны. Обе женщины в его судьбе стали как бы неразрывны.

В 48‐м томе Полного собрания сочинений на странице 300 есть одно из писем Ленина к И. Арманд. В предпоследнем абзаце – многоточие. Значит, опять купюра, изъятие, чем авторы издания занимались многократно, «улучшая» Ленина и наводя на него хрестоматийный глянец. А там было сказано: «Никогда, никогда я не писал, что ценю только трех женщин! Никогда!! Я писал, что безграничная дружба, абсолютное доверие укрепились во мне и ограничиваются у меня только по отношению к 2–3 женщинам. Это совершенно взаимные, совершенно взаимные деловые отношения…»[163]

Почти наверняка это Крупская и Арманд. Но были и другие, оставившие, видимо, лишь мимолетный след в душе вождя: подруга Крупской Якубова, к которой он сватался в Петербурге, пианистка Екатерина К., заворожившая его «Аппассионатой», французская «незнакомка», сохранившая его письма.

Да, отношения Ленина, Крупской и Арманд были и личными, и «деловыми».

Вернемся еще к запискам Ленина к Арманд.

«Выходить с t° 38° (и до 39°) – это прямое сумасшествие! Настоятельно прошу Вас не выходить и дочерям сказать от меня, что я прошу их следить и не выпускать Вас:

1) до полного восстановления нормальной температуры и

2) до разрешения доктора.

Ответьте мне на это непременно точно.

(У Надежды Константиновны было сегодня, 16 февраля, утром 39,7, теперь вечером 38,2. Доктора были: жаба. Будут лечить. Я совсем здоров.)

Ваш Ленин.

Сегодня, 17‐го, у Надежды Константиновны уже 37,3°»[164].

Революция с ее сатанинством разрушения всего святого невольно отодвинула Арманд от Ленина, хотя их чувства друг к другу не угасли. Инессу опустошили непривычные для нее лишения, тяготы и беспросветность борьбы. Нет, она не разочаровалась в революционных идеалах, не жалела о прошлом. Просто где‐то стали иссякать ее силы. Изредка поддерживал Ленин, звонил, писал записки, помогал детям, но она чувствовала: это все уже по инерции. Вождь большевиков больше не принадлежит ни себе, ни Крупской, ни тем более ей; он целиком во власти бесовства революции. Все же иногда Ленин напоминал о себе нежной, но весьма странной для вождя русских якобинцев заботой:

«Тов. Инесса!

Звонил к Вам, чтобы узнать номер калош для Вас.

Надеюсь достать. Пишите, как здоровье. Что с Вами? Был ли доктор?

Привет! Ленин»[165].

Вождь российской революции «надеется» достать ей калоши. Для этого нужно сообщить их номер… Ни для Бош, Коллонтай или Фотиевой он не пытается достать калоши… В прошлый раз прислал английские газеты для чтения, несколько раз отправлял к ней разных докторов. Но к роковой осени 1920 года, повторюсь, Инесса Арманд была предельно опустошена. Бремя революции оказалось слишком непосильным для ее хрупких плеч. Между ней и Лениным встала революция с ее страшным лицом, обезображенным