Ленин - Дмитрий Антонович Волкогонов

«партийная дружба», без каких‐либо элементов интимного характера. Однако думаю, что в нише истории Инесса Арманд заняла свое заметное место благодаря прежде всего своему знакомству с Лениным. Как красавица Керн осталась в вечности благодаря гению Пушкина, так и Арманд в политической истории России надолго запечатлена особой привязанностью Ленина.

Всегда негласно считалось, что Ленин, естественно, просто был «обязан» любить только Крупскую, что он не мог опуститься до пошлого «адюльтера» и т. д. Хотя очевидно, что именно любовь к Арманд, даже допуская любовь и к Крупской, делает Ленина обычным человеком, а не земным богом. Ханжеское отношение к нравственности всегда было свойственно большевистским морализаторам. Я уже приводил в книге факт, ставший известным большевистским руководителям в тридцатые годы, что во время поисков архивного наследства основоположников марксизма одна из ранних знакомых Ленина в Париже показала ряд его личных, достаточно интимных писем к ней, но которые она не согласилась опубликовать при жизни Крупской.

Я думаю, что ни Маркс и ни Энгельс не упали бы ниже в глазах трезвомыслящих читателей и, возможно, почитателей, если бы их биографии в Советском Союзе публиковались более полными. Например, долгие десятилетия в архивах партии лежало письмо Клары Цеткин, написанное в феврале 1929 года хранителю марксистских и ленинских тайн Рязанову. Стоит привести его.

В этом письме К. Цеткин сообщает, что «о существовании сына Карла Маркса и Елены Демут я узнала в качестве неоспоримого факта не от кого иного, как от самого Карла Каутского. Он рассказывал мне, что Эде (Бернштейн) сообщил ему, что из переписки с несомненностью выяснилось, что Маркс является отцом незаконного сына… В одном из писем Маркс горячо благодарил Энгельса за дружескую услугу, которую тот ему оказал, признав перед его женой себя отцом.

Каутский с сыном Маркса познакомился во время своего пребывания в Лондоне. По его мнению, это простой молодой рабочий, по‐видимому не унаследовавший и тени гения своего отца. Он, по словам Каутского, необразован и неодарен…

Энгельс не интересовался своим мнимым сыном, он воспитывался у чужих людей. Ни Маркс, ни Энгельс не уделили ему никакого внимания.

Об этом же рассказывал и Парвус. Во время бурной сцены со своей женой он сослался в виде «оправдания», как мне сообщила возмущенная Таня Гельфанд, на то, что вот даже и у Маркса был незаконный сын. Ленхен Демут была служанкой в семье Маркса…

«Пересуды» по поводу того, кто был отцом первой дочери Луизы Фрейбергер – Виктор Адлер, Бебель или Энгельс, – я прошу сохранить в строгом секрете. Еще жива семья Фрейбергеров, так же как и сын Адлера, и дочь Бебеля, и я знаю, что они тогда сильно страдали от пересудов… Для исследователей Маркса и Энгельса существуют более серьезные вопросы…»[149]

Конечно, письмо К. Цеткин, как и часть сохранившейся переписки Ленина с Арманд, никогда не предавалось огласке. А ведь это было просто большое и сильное чувство, пришедшее к человеку в зрелые годы. Интимных ленинских писем к Арманд не сохранилось, возможно, и вот по какой причине. Из июльского письма Ленина 1914 года к Арманд в «полном» собрании сочинений «выпали» следующие строки: «Пожалуйста, привези, когда приедешь (т. е. привези с собой), все наши письма (посылать их заказным сюда неудобно: заказное письмо может быть весьма легко вскрыто друзьями. И так далее…). Пожалуйста, привези все письма, приезжай сама, и мы поговорим об этом»[150].

Осторожный Ленин после 1912–1913 годов – пика их близости – вероятно, хочет уничтожить свои письма к Арманд. Ведь не для «инвентаризации» он просит «привезти с собой все наши письма…».

Крупская была ему верным товарищем, безропотно выполнявшим всю жизнь роль не только жены, но и верного помощника. Надежда Константиновна страдала базедовой болезнью, у нее было слабое сердце. Может быть, это и было одной из причин ее бездетности.

Считают, что И. Эренбург однажды заявил: «Стоит посмотреть на Крупскую, чтобы убедиться, как мало интересовали Ленина женщины». Едва ли это соответствовало действительности. Любовь, привязанность, чувства симпатии столь индивидуальны, что то, что могло не нравиться Эренбургу, могло приносить спокойное тепло Ленину. Однако после знакомства с Арманд Ленин постоянно в контакте с этой женщиной. Она переезжает вслед за семьей Ульяновых, всегда живет поблизости, часто встречается с Лениным и Крупской, становится близким для них человеком. Инесса становится как бы неотъемлемым элементом семейных отношений. Ленин с Крупской в Париже – она там; Ульяновы в Польше – здесь же «русская француженка»; конечно, она поблизости от них и в Швейцарии. Как писал А.И. Солженицын, Надежда Константиновна «воспитывала в себе последовательность: не отклонять с пути Володю ни на волосок – так ни на волосок. Всегда облегчать его жизнь – и никогда не стеснять. Всегда присутствовать – и в каждую минуту как нет ее, если не нужно… О сопернице не разрешить себе дурного слова, когда и есть что сказать. Встречать ее радостно как подругу – чтобы не повредить ни настроению Володи, ни положению среди товарищей…»[151]. Великий писатель осмыслил ситуацию художественными средствами, но очень близко к тому, как все было.

Есть вещи, о которых в историческом исследовании, даже если это только портрет, писать страшно трудно. Это область межличностных и тем более интимных отношений. Все это тайны безбрежного духовного космоса. Но то, что между Лениным и Арманд существовало глубокое чувство, в этом нет сомнений. ИХ чувство. Были у них и свои личные тайны, пишет и сама Инесса в одном письме, которое, конечно, никогда не имело бы шансов попасть в печать, господствуй и сейчас отдел пропаганды ЦК КПСС.

Письмо написано в декабре 1913 года в Париже. В это время Ульяновы уже с октября живут в Кракове. Ленин пишет множество писем по различным адресам: Гюисмансу в Брюссель, Шкловскому в Берн, Накорякову в Нью‐Йорк, Горькому на Капри, родным, в различные редакции и, конечно, пишет, как явствует из содержания письма Арманд, особенно часто ей. Получает же он еще больше и, по всей видимости, не все по адресу в Кракове: улица Любомирского, дом № 51. Арманд пишет Ленину огромное письмо. Приведу отрывки.

«Суббота, утро.

Дорогой, вот я и в Ville Lumiиre[23], и первое впечатление самое отвратительное. Все раздражает в нем – и серый цвет улиц, и разодетые женщины, и случайно слышанные разговоры, и даже французский язык… Грустно было потому, что Ароза была чем‐то временным, чем‐то переходным. Ароза была еще совсем близко от Кракова, а Париж – это уже нечто окончательное. Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно. Я знаю,