Механик и все-все-все - Катерина Диченко

— Вас хочет видеть доктор Цорн, — сухо произнесла она. — Вы сможете дойти?

— Думаю, нет, — и это была правда.

Короткий сон не принес мне облегчения, а только усугубил положение.

Женщина быстренько нашла санитара, он легко посадил меня в подготовленную специальную медицинскую коляску и меня повезли к доктору.

Утренний врачебный обход начался не самым лучшим образом. Пока меня везли, я мысленно успокаивала себя — благодаря препарату Шеверова и снотворному Ирмы я имею железное алиби. Эта больная на голову парочка лично убедилась в моем бессознательном состоянии. Уверенна, ни Егор, ни Ренни меня не предали — им как никому хочется выбраться отсюда. Тогда почему мне так страшно, что аж колени дрожат? Быть может, оттого, что меня везут к психически больному садисту, обожающему экспериментировать с человеческим телом? Скорее всего, да.

— Так… в чем дело? — с порога недовольно протянул Цорн, когда мы появились в дверях его кабинета.

— Мне стало хуже, — честно ответила я, морщась, пока санитар перекладывал меня на кушетку.

— Как спала ночью? — строго спросил доктор, быстро и профессионально начав осмотр.

— Плохо. Вы мне какие-то странные таблетки прописали… Я даже переодеться не успела — так быстро меня вырубило. Не помню, как на кровати оказалась.

— Так, ясно… — мрачно пропел доктор и, повернувшись к медсестре, что-то тихо ей сказал.

Женщина понятливо кивнула и вышла из кабинета.

— Ты куда катетер дела? Тебе, как сейчас капельницу ставить?

Только после его слов я обратила внимание, что повязка с локтя сползла. А катетер остался валяться где-то на кровати.

— Наверное, во сне потеряла, — небрежно отмахнулась я, решив прикинуться дурочкой. — Вы лучше скажите, как намереваетесь мня лечить? Я же сейчас взвою!

И это была чистая правда. У меня уже не было сил терпеть. Как же больно! Внутренности словно кислотой разъедает.

— Сейчас морфий колоть будем. Ничего, кроме этого тебе не поможет, потом еще несколько витаминов сделаю, а после это тебе надо будет поесть.

Он что издевается?! Все, что я съем тут же назад вернется!

Увидев мой злобный взгляд (я его даже не скрывала), Цорн искренне расхохотался.

И он тоже больной.

— У тебя сегодня на завтрак две капельницы, один внутривенный укол и три внутримышечных.

Лучше бы я ежика съела. Целиком.

До обеда я чувствовала себя подушечкой для иголок. Мысль о том, что вечером повторится эта же экзекуция, вгоняла меня в жуткое уныние. Протертый жидкий супчик на обед и желеобразная каша окончательно добили меня, убедив, что здесь работают только садисты. Впрочем, несмотря на все стенания, ворчания, недовольства и неудобства мне стало значительно легче. Я даже смогла принять душ и переодеться в чистую одежду. Именно в ванной, громко включив воду и проверив все стены на наличие мест для подглядывания и не обнаружив таковых (хоть в чем-то повезло!), я достала часы и позвонила Шеверову. Багир ответил сразу же, словно не отходя, дежурил у часов.

— Почему так долго не звонила? — тут же раздался взволнованный недовольный голос.

— Не было подходящего момента. У меня и сейчас времени мало. Послушайте, Багир, здесь все очень плохо — Цорн убивает людей для пересадки органов. Я видела его операционную… Там цепи висят, чтобы следующая жертва могла видеть, что ее ожидает в будущем. И главное — я нашла Егора и еще одного мальчика. Они пока живы и нам очень нужна ваша помощь. Сегодня ночью мы планируем побег и нам нужен корабль, чтобы убраться отсюда.

— Я сделаю все, что смогу! Жди звонка. Удачи вам! — и он первый отключился.

Минуты после звонка Шеверова тянулись бесконечно, а нервы были напряжены до такой степени, что я вздрагивала от каждого незначительного шороха, шума или звука. Правду говорят — ожидание смерти подобно.

Цорн упорно молчал о своих планах касательно моего лечения. В те редкие минуты, которые мы проводили вместе, он только коротко задавал вопросы о моем состоянии, уточнял самочувствие, делал какие-то записи, назначал очередные процедуры и снова уходил. К вечеру я чувствовала себя, как выжитый лимон, не говоря о том, что сидеть в кресле или… ну, в общем, сидеть, на чем-либо вообще, было достаточно дискомфортно по причине большого количества сделанных уколов. Единственным положительным моментом сегодняшнего дня было то, что я ни разу не увидела Ирму или Рияда. Не то чтобы мне этого хотелось, скорее наоборот, просто… Хотелось бы надеяться, что их серьезно наказали и закрыли в одной из многочисленных камер, но я, к сожалению, не верю в такие удачные подарки судьбы. Особенно в последнее время. Моя жизнь начала напоминать короткий бородатый анекдот: «жизнь, как рояль — клавиша белая, клавиша черная… крышка!»

Часов в восемь ко мне в палату пришел Цорн, увидел нетронутый суп (все туже непонятную субстанцию — надеюсь хоть не живую?), скривился и потом радостно и беззаботно сообщил, что завтра начнется подготовка к проведению операции, которая меня полностью вылечит. Добродушно улыбаясь, поздравил, пожелал спокойной ночи и посоветовал хорошенько отдохнуть, так как завтра понадобится много сил.

Ха! Силы мне понадобятся сегодня ночью! Притом все.

Все-таки очень плохо, что у меня не было четкого плана действий, от правильности которых зависит три жизни.

После ужина пришла медсестра и принесла лекарства. К счастью, до ее появления я успела принять таблетки Шеверова. Одним многострадальным местом почувствовала, что пора — ушлая женщина зорко следила за всеми моими действиями и даже попросила, деликатно, показать рот, после того, как я выпила таблетку. Не доверяют… И правильно делают. Как и в прошлый раз, я почувствовала прилив сонливости, накатила слабость — мне снова дали снотворное, но, по-видимому, меньшую дозу, потому что я смогла самостоятельно дойти до кровати, переодеться на ночь и благополучно «уснуть». Что впрочем, мне не помешало через двадцать минут встать, одеться и решиться на самый отчаянный шаг в моей жизни. Надеюсь, он будет не последним. На этот раз я решила половину пути пройти не тайным ходом, а обычными коридорами — спуститься со второго этажа в подвал. Так мне, по крайней мере, показалось правильнее. Если случайно наткнусь на кого-то из персонала, то будет проще объяснить, что я делаю в обычном коридоре, чем в тайном. К тому же я надеюсь, что не все осведомлены о добавке в мои лекарства снотворного. Всегда смогу соврать, что мне стало хуже и я решила найти доктора. Звучит, конечно, так себе — бред полный. Кто ходит, когда становится хуже? Но, надеюсь, что прокатит. Может, я лунатик и хожу во сне? Но мозг упорно твердил, что моя болезнь не лунатизм, а идиотизм.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});