Далекие Шатры - Мэри Кайе

Он закрыл глаза, утомленные ослепительным блеском солнца, и обнаружил, что больше не в силах отрешиться от мыслей. Видения мелькали под опущенными веками, точно проекции диапозитивов на экране: Джали, в желто-золотом свадебном наряде, с распущенными волнистыми волосами до колен, поддерживает свою одурманенную маленькую сестру, украшенную рубинами… Они двое выходят из теней зенаны на яркий свет дня, идут к Воротам сати, останавливаются там, чтобы окунуть руки в сосуд с красной краской, а потом прижать к каменной стене сводчатого прохода, где отпечатки их ладоней и пальцев добавятся к отпечаткам, оставленным многими рани Бхитхора, которые в прошлом тоже проходили через эти ужасные ворота на пути к смерти.

Ладно, по крайней мере, новых отпечатков там не появится, подумал Аш. И возможно, в следующем веке, через пятьдесят, шестьдесят или сто лет, когда даже глухие средневековые княжества вроде Бхитхора смирят свой нрав и станут уважаемыми и законопослушными (и скучными), путешественники со всех концов света будут приходить поглазеть на эти ворота и услышать рассказ о Последнем Сати. О самом последнем в Бхитхоре. И о неизвестном безумце, который…

Аш не заметил, когда умолк тараторивший рядом голос или когда оглушительный гул толпы пошел на убыль и даже торговцы и малые дети прекратили кричать и стали напряженно прислушиваться. Именно неожиданная тишина вернула его к действительности. Зрители увидели клубы белого дыма и яркие вспышки в крепостях, охраняющих город, и теперь, когда воцарилась тишина, они услышали грохот орудий. Форты пушечными залпами отдавали почести мертвому ране, в последний раз покидающему свою столицу.

Кто-то в толпе пронзительно прокричал: «Слышите? Они идут!» И Аш услышал далекий, приглушенный расстоянием звук, резкий, переливчатый и неописуемо скорбный: вой раковин, в которые дули брамины, возглавлявшие похоронную процессию. А несколько мгновений спустя до него донесся другой звук, такой же далекий, но не оставляющий сомнений в своей природе: рев тысяч голосов, приветствовавших появление сати криками «Отличная работа! Отличная работа! Отличная работа!».

Тесная толпа на террасах и под ними заволновалась, точно хлебное поле при порыве ветра, и снова поднялся гул – не столь громкий, как прежде, но исполненный такого напряженного предвкушения, что самый воздух знойного дня, казалось, завибрировал, пронизанный токами возбуждения, исходящими от охваченных нетерпением людей.

Шум голосов заглушил далекие звуки, лишив возможности судить по ним, как скоро процессия достигнет рощи. Возможно, через полчаса? Расстояние по дороге от ворот Мори до рощи составляло менее полутора миль, хотя вою раковин приходилось преодолевать значительно меньшее расстояние по прямой. Но Аш понятия не имел, как далеко уже продвинулась процессия. Деревья, чатри, облака пыли и знойное марево не позволяли разглядеть дорогу, и возможно, похоронный кортеж находился ближе, чем он полагал.

Одно представлялось несомненным: процессия двигается очень медленно из-за напирающих с обеих сторон людей, бросающих гирлянды на похоронные носилки, почтительно кланяющихся вдовам покойного, пытающихся притронуться к подолу их сари, просящих у них благословения, падающих на колени, чтобы поцеловать землю, по которой они ступали… Да, это будет долгая история. И даже когда кортеж достигнет площадки для сожжения, у Аша еще останется с избытком времени, ибо он потрудился узнать все, что только можно, о ритуальных действиях, сопровождающих погребение.

Традиция предписывала сати облачиться в свадебный наряд и надеть лучшие украшения, но отнюдь не требовала, чтобы она забирала столь ценные вещи с собой в огонь. В конце концов, надо быть практичным. Следовательно, сначала Джали снимет все сверкающие драгоценности. Кольца, браслеты, серьги, заколки, ножные браслеты, ожерелья и броши – все придется снять. После чего она омоет руки в воде Ганга и трижды обойдет погребальный костер, прежде чем взойти на него. У него не будет нужды торопиться, и он сможет выбрать удобный момент.

Еще полчаса… или даже меньше. Но эти полчаса казались вечностью, и Ашу хотелось, чтобы минуты ожидания поскорее истекли и он покончил с делом. Покончил со всем!..

А потом нежданно-негаданно случилось невероятное.

Кто-то схватил Аша за руку, и он, подумав на своего разговорчивого соседа, раздраженно повернулся и увидел, что словоохотливого господина оттеснил в сторону один из дворцовых слуг, который и вцепился в него. В уме у Аша молнией пронеслась мысль, что, по-видимому, о его намерениях стало известно, и он инстинктивно попытался вырваться, но не смог, поскольку упирался спиной в стену и поскольку пальцы, сжимавшие его руку, стиснулись крепче. Прежде чем он успел что-то сделать, из-под складок муслина, прикрывающего нижнюю половину лица мужчины, раздался настойчивый знакомый голос:

– Это я, Ашок. Пойдем со мной. Быстро!

– Сарджи! Что ты здесь делаешь? Я же сказал тебе…

– Тише! – прошипел Сарджи, опасливо оглядываясь через плечо. – Ничего не говори. Просто следуй за мной.

– Нет! – Аш дернулся, стараясь высвободиться из цепкой хватки, и сказал приглушенным яростным голосом: – Если ты думаешь, что сможешь остановить меня, то напрасно тратишь время. Никто и ничто не остановит меня теперь. Я говорил совершенно серьезно, и я собираюсь выполнить задуманное, а потому…

– Но ты не можешь: она здесь. Здесь… с хакимом.

– Кто? Если это уловка, чтобы увести меня отсюда…

Он осекся, потому что Сарджи сунул что-то ему в ладонь. Что-то маленькое, плоское и твердое. Половинку перламутровой пластинки, вырезанной в форме рыбки…

Аш ошеломленно уставился на нее, не веря своим глазам. И Сарджи, воспользовавшись моментом, потащил за собой друга через тесную толпу, которая расступалась перед ними единственно из почтения к платью Сарджи – всем известным шафранному, алому и желтому цветам дворцового слуги.

За толпой зрителей стояли цепочкой солдаты бхитхорской армии, которые обеспечивали свободный проход от бокового выхода с террасы до лестницы, ведущей на закрытый тростниковыми занавесами второй этаж центрального павильона. Но они тоже узнали дворцовые цвета и пропустили двоих мужчин.

Сарджи повернул направо, по-прежнему крепко держа Аша за руку, и двинулся к лестничному пролету, круто ведущему вниз, в короткий тоннель вроде того, где стоял на привязи Дагобаз. Только привилегированным зрителям разрешалось ходить здесь, и на лестнице никого не было. У выходов снаружи стояли стражники: те, что внизу, высматривали похоронную процессию, а те, что наверху, сдерживали напор толпы. На полпути вниз в стене находился низкий проем – вход в узкий извилистый коридор, вероятно ведущий к центральному водоему, и там тоже никого не было, по той же причине. Сарджи нырнул в проем и, отпустив наконец руку Аша, ослабил широкий конец муслинового тюрбана, прикрывавший лицо, и бессильно привалился к стене, дыша часто и неровно, словно после быстрого бега.

– Уф! – выдохнул он, вытирая пот с лица. – Это оказалось проще, чем я предполагал. Будем надеяться, что и остальное не составит труда. – Он наклонился и поднял с пола какой-то узел. – Вот, надень это, живо. Ты тоже должен стать одним из нокер-логов Рунг-Махала, и нам нельзя терять ни минуты.

В узле оказался туго свернутый костюм, аналогичный надетому на Сарджи, и, пока Аш торопливо одевался, Сарджи коротко и сбивчиво, чуть слышным шепотом рассказал о последних событиях.

Он готовился к отъезду, сказал он, когда в лавку угольщика явился Манилал с новостями, расстроившими все их планы. Похоже, первая рани, поняв, что должна умереть, исполнилась решимости использовать все значительное влияние, по-прежнему у нее сохранившееся, чтобы спасти свою сводную сестру Анджали-Баи от той же участи. И она это сделала.

Прошлой ночью она распорядилась тайно перевезти сестру из Рунг-Махала в дом за пределами города и попросила только, чтобы Анджали-Баи присутствовала при заключительной церемонии, для каковой цели приготовят закрытое помещение, куда в день похорон ее доставит группа отборных стражников и слуг, известных своей преданностью первой рани. Все это сообщила сегодня утром служанка, прежде часто выступавшая в роли посредницы, и хаким немедленно послал Манилала за сахибом, но тот уже уехал.

– Мы вернулись пешком в дом хакима, – продолжал Сарджи, – и именно он придумал все это. У него даже одежда была наготове, поскольку, сказал он, много месяцев назад ему пришло в голову, что, возможно, им с Манилалом придется бежать из Бхитхора, а бежать, ясное дело, лучше всего в обличье дворцовых слуг, которых везде пропускают без вопросов. Он велел Манилалу купить на базаре ткани и сшить два костюма для такой оказии. А позже он подумал, что вдруг у него получится забрать с собой одну из рани или обеих сразу, и приказал сшить еще два, а потом еще два, на случай если кто-нибудь из каридкотских женщин пожелает бежать с ними. Смотри, чтобы конец тюрбана не соскользнул с лица. А теперь следуй за мной и молись своему Богу, чтобы к нам не пристали с расспросами.