Грустное лицо комедии, или Наконец подведенные итоги - Эльдар Александрович Рязанов

и страсти.

* * *

Я больше люблю снимать важные сцены между главными персонажами не в спокойных интерьерах, в тишине, где отсутствуют человеческие толпы, а на площадях, вокзалах, на ярмарках, на многолюдных улицах во время парадов, демонстраций, уличных событий и т. д. Очень интересно погрузить героев в кипящую людьми среду, камера следит за исполнителями, держит их в фокусе, а по переднему плану и за ними человеческое варево, которое по настроению, как правило, оттеняет переживания главных действующих лиц.

Вообще работа второго плана, так называемой массовки, очень важна. Когда второй режиссер размещает статистов в разных местах и говорит им: «Вы идете туда, а вы идете отсюда», а потом кричит: «Начали!» — и все эти окаменевшие люди ходят туда-сюда деревянной одинаковой походкой, хочется кричать: «Караул!» Ведь жизнь улицы так многообразна: по ней ходят домохозяйки из магазина с сумками, или школьники бегут с портфелями из школы, на этих улицах играют уличные музыканты, а студенты консерватории ходят с футлярами скрипок. Среди населения всегда попадаются военные или спортсмены, дети играют в классики, ездят на велосипедах, может промаршировать рота моряков, или же где-то вдали несколько человек бьют одного. А проход почтальона, разносчика, человека с рекламой? Или же работа дворника, убирающего мостовую или поливающего ее; постовой, выговаривающий нарушителю-автомобилисту, и так далее, далее, далее. В каждом кадре, где есть улица, — она должна жить, дышать всем разнообразием лиц, костюмов, персонажей, сценок. Все люди должны двигаться в разных ритмах от прогулочного до беготни. Настоящий второй режиссер владеет этим искусством безукоризненно…

* * *

Почему режиссер является главной фигурой во время постановки фильма? Это единственный человек в съемочной группе, на котором замыкается все, множество всего. Но главными качествами постановщика являются, как мне кажется, две его обязанности. Первая: от начала до конца съемок, а потом в монтаже и всего «постпродакшна» режиссер должен ощущать в себе интонацию фильма. Интонация — очень тонкая материя, в нее входит практически все: и в каком ключе играют артисты, и какова «картинка», которую снимает кинооператор, и степень «условности» или «натуральности» декораций, и еще миллион деталей, которые чувствует, несет, помнит, осязает, слышит, является камертоном — режиссер. Интонации фильмов могут быть разными: нежными, трагическими, озорными, многозначительными, легкими, дерзкими и еще самыми, самыми разными. Отсюда рождается еще одно, второе качество постановщика: это сквозное чувство, которое режиссер обязан пронести через весь фильм, — ритм картины. Это не значит, что все сцены ленты должны идти как бы с одной скоростью, в одном темпе. Разные эпизоды могут и должны нести свои ритмы, но в целом режиссер должен ощущать ритмическую доминанту всего произведения. Это не так просто, это внутри, это невозможно измерить никаким прибором. Но это то, что каждый постановщик необычайно бережет, хранит и лелеет в своей душе, пока продолжается производство ленты. И он единственный, кто может пронести эти эфемерные ощущения в себе. Поэтому он и режиссер!

Профессия режиссера удивительна. Она многообразна. Сегодня ты снимаешь фильм о войне и должен знать все об этом. Завтра ты приступаешь к ленте о китобоях и становишься докой в этих вопросах, потом судьба заносит тебя делать картину о возникновении железных дорог, паровозах, вагонах, машинистах, дрезинах. И ты снова в ином измерении. Далее ты начинаешь делать героический фильм о русских гусарах. И ты узнаешь об этом все, включая то, куда и почему прикрепляли заячью лапку в гусарские лосины, которые, кстати, почему-то надевали мокрыми. И почему кивер у гусар имел такую странную форму, форму, похожую на ведро? А потому, чтобы можно было всегда напоить лошадь. Потом ты, снимая фильм о цирковых дрессировщиках, становишься другом тех, кто дрессирует, и другом тех, кого дрессируют. Судьба дарит тебе неожиданности, которые ты должен с благодарностью принимать. Ты знаешь многое, но, слава богу, не все. Ты ведаешь о многом, но, слава богу, не до конца. Жизнь дарит тебе множество знакомств, дружб, немало отрицательных эмоций, дарит тебе множество дополнительных знаний и дополнительных профессий. Будь за это благодарен жизни. Любимой моей фразой много лет была такая: «Спасибо старикам Люмьерам, что они подарили мне такую дивную профессию».

Как снимался фильм «Андерсен. Жизнь без любви»

Всю жизнь я снимал фильмы на нашем отечественном материале. Чаще всего на современном: «Карнавальная ночь», «Гараж». «Служебный роман»… Иногда углублялся в историю России: «О бедном гусаре замолвите слово», «Гусарская баллада». Случалось, делал экранизации («Жестокий романс», «Ключ от спальни»). Чаще всего это были трагикомедии. Но независимо от жанра все фильмы были сделаны на родном российском материале. Почему вдруг Андерсен?! А может быть, не вдруг?

Помню, впервые будучи в Дании в 1962 году на неделе русских фильмов и имея жалкие гроши, я купил огромный букет роз и притащил их на могилу Ганса Христиана. Чем был вызван этот порыв? Думаю, моим восхищением могучим андерсеновским талантом. Но не только. Подозреваю, что во мне живет немалая доля чувствительности, сентиментальности. Позже ряд критиков обозвали мои фильмы городскими сказками. Может быть, они были правы, и ощущение, что жизнь бывает временами сказкой, действительно живет во мне. И я невольно чувствовал в Андерсене родственную творческую душу. Надо сказать, что я ничего о нем не знал в те времена, кроме того, что он сын сапожника и прачки.

В восьмидесятые годы двадцатого столетия в поисках сюжета мы с Эмилем Брагинским набрели на фигуру датского сказочника. Мы знали о нем тогда тоже очень немногое: жил в бедности, самородок, некрасивый, женщины его не любили. И вот тогда мы придумали сюжетный ход, что артист, который будет исполнять роль Андерсена, сыграет и героев его сказок. В сказках он будет красив, любим женщинами, будет брать реванш за неудачи в жизни. Кроме того, мы слышали историю о том, как датский король во время фашистской оккупации надел на себя желтую звезду и поехал по городу, подавая этим пример своим подданным. Все датчане тоже надели на свои одежды еврейский символ и таким образом спасли евреев, живущих в Дании. Нам показалось, что может получиться красивая кинолента. Тем более и артист, который мог бы прекрасно сыграть роль самого Андерсена и роли героев сказок, был моим другом. Речь шла об Иннокентии Смоктуновском. Он и внешне походил на великого сказочника, а учитывая его актерское и человеческое богатство, можно было лишь мечтать о таком исполнителе. Мы написали заявку на сценарий «Счастливый неудачник» и тихо положили ее «в стол». Мы понимали, что в нашей советской стране, зараженной