Зеркала и галактики (СИ) - Ворон Елена

– Пошли, – фыркнула она недовольно, – рыцари.

Когда мы спустились в зал, веселье было в разгаре; гости пили вино и танцевали. Лайна решительно протолкалась к капитану Смоллету, который не пил и не танцевал, а о чем-то беседовал со странным, как будто не от мира сего, человеком. Мне вспомнились слова Билли Бонса о том, что все RF-навигаторы – сумасшедшие.

– Два вопроса, – сказал капитан, увидев рядом с собой нашу троицу.

– Что? – переспросила моя любимая.

– Разрешаю задать два вопроса, а затем все свободны.

Лайне это не понравилось: с ней никогда так не обращались. Она выпрямилась во весь свой скромный рост и даже привстала на цыпочки. Тем не менее, заговорила очень учтиво:

– Господин капитан, вы не возражаете, если я тоже отправлюсь в экспедицию?

– Возражаю.

– Почему? – спросила она, от неожиданности не успев ни обидеться, ни рассердиться.

– Женщина на борту RF-корабля приносит несчастье, – спокойно объяснил капитан.

– Вы в это верите? – Лайна опомнилась; вопрос прозвучал с холодной надменностью.

Он был третий по счету, и мистер Смоллет сделал вид, будто не слышал. Ответил его странноватый собеседник:

– Юная леди, вам сказали правду.

Синие, будто светящиеся глаза капитана скользнули по нам с Лайной, отметая как нечто несущественное, и остановились на Томе.

– Задержись-ка, Том-лисовин.

Я потянул возмущенную Лайну прочь:

– Идем. Поговоришь с мистером Трелони. Ведь это он нанял корабль и капитана.

Положа руку на сердце, я подозревал, что сквайр уже ничего не решает, а распоряжается экспедицией этот не похожий на обычных людей капитан.

Через несколько шагов я оглянулся. Том стоял перед мистером Смоллетом, напряженно выпрямившись. Мистер Смоллет что-то говорил; судя по лицу и движениям руки, говорил доброжелательно. Однако Том вдруг отшатнулся, словно огреб пощечину, затем дернулся к капитану, но замер, остановленный повелительным жестом.

– Свободен, – различил я сквозь шум и музыку непреклонный голос.

Наш лисовин повернулся и побрел через зал, как слепой, натыкаясь на танцующих. Потом зашагал быстрее – и внезапно кинулся бежать к выходу.

– Что-то случилось. Извини, – бросил я Лайне и помчался следом. – Том, постой!

Когда я одолел тридцать метров до двери, Том мелькнул уже далеко, в конце анфилады комнат. Припустив со всех ног, я снова увидел его на парадной лестнице с кланявшимися наядами; он сбежал по певучим ступеням и стремительно зашагал по аллее к воротам парка.

– Эй! Что стряслось?

Он не оглянулся, не сбавил шаг. Ссыпавшись с лестницы, я нагнал его и придержал, поймав за локоть.

– Том! Что такое?

По рыжей, с черными подпалинами, морде катились слезы; шерсть на щеках намокла и слиплась сосульками. Я растерялся.

– Перестань. Ну что ты, как маленький?

– Маленький, – прошептал он, опуская голову. – Двадцать один год. Капитан запретил мне лететь…

– Но мне девятнадцать. Отчего тебе-то не позволил?

Он не отвечал и плакал, а я стоял рядом, ничего не понимая и не зная, чем помочь.

– Том, ну, будет тебе. Объясни толком.

– Капитан помешался на чувстве вины, – справившись с собой, начал он. – А ему наболтали, будто бы я – ее любовник. – Тома передернуло. – Ношу разные маски, потому что она – извращенка и ей так нравится. Капитан спросил у сквайра, кто я такой и чем занимаюсь. А сквайр испугался. Забормотал какую-то чушь. Капитан и решил, что да, правду про меня слышал. И мне: ты, мол, хороший парень, и я тебя не возьму, потому что будешь чувствовать себя виноватым и привлечешь Чистильщиков.

– А возраст при чем?

– При том. Все прочие сами за себя отвечают, а за нас с тобой – капитан корабля. Я только рот открыл сказать, что вранье… А он и слушать не стал. Решение капитана – и точка. Надо же выдумать: «ее любовник»! И из-за этого мне оставаться… – Клацнули небольшие, но острые клыки, задрожали усы, и по мокрой шерсти снова потекли слезы.

– Перестань себя жалеть, – велел я. – Надо мозгами шевелить.

Том несколько раз глубоко вздохнул.

– Извини, я расклеился. – Он провел ладонями по щекам и печально добавил: – Ты не думай, что я уж совсем размазня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Что будем делать? Сквайр правду не скажет?

– Побоится.

Он снова двинулся по аллее прочь от дворца. Я пошел рядом.

– Будь оно проклято! Все равно тут не останусь, – проговорил Том через несколько шагов. – Лучше сдохнуть, чем здесь… из милости…

Остановившись, он вынул свой кинжал и принялся полосовать маску. Быстро сделал несколько разрезов и стал отдирать мех.

– Не надо, – сказал я. Внутри что-то болезненно рвалось, как будто это с моего лица сдирали кожу. – Том, перестань.

Он не слушал. Полоски меха падали на аллею и казались обрезками шкуры настоящего лисовина. Наливались красным точки на собственной коже Тома, и кровоточили порезы, сделанные решительной, слишком поспешной рукой.

– Ну? Теперь видишь? – Наземь упала самая длинная полоска – та, которой Том закреплял платье Лайны.

Ничего особенного я не видел – кроме бледного, окровавленного лица совершенно несчастного человека.

– Видишь? – настойчиво повторил он.

Я присмотрелся. Тонкие аристократические черты отдаленно напомнили мне капитана Смоллета. С какой стати Том прячется под маской? Странный парень. Уйдет ведь навсегда. И что дальше?

– Ты считаешь сквайра бездушным бревном? – спросил я. – По-твоему, если ты сейчас сбежишь, за ним не явятся Чистильщики?

– Ох… – Том уставился на меня в полном отчаянии.

Ну, хотя бы я его остановил.

Выудив из кармана фонарик, я трижды отсигналил SOS в окно зала, где веселились гости. RF там или не RF, а простые вещи капитан Смоллет понимать должен.

Через пару минут по лестнице спустился один из космолетчиков – я узнал по короткой стрижке – и подошел к нам. Ему было лет сорок; в темных волосах – отдельные пряди цвета остывшего пепла. Брови тоже неровно поседели и казались покрытыми изморозью. Карие, с каким-то особенным солнечным отсветом, глаза были внимательные и добрые. Он глянул на сплошную рану, в которую превратилось лицо Тома, и ткнул белую кнопку у себя на воротнике:

– Алекс, ответь мне. Нужен пакет первой помощи. Ты лисовин? – спросил он Тома.

– Да, сэр.

– Что ж ты, дурак, с собой делаешь? – Космолетчик снова нажал кнопку связи: – Алекс, будь добр, выйди сюда.

Вскоре по ступеням сбежал доктор Ливси. Он без лишних слов промокнул салфеткой Тому лицо, прошелся аэрозолем из баллончика. Прозрачный гель застыл через несколько секунд. Лицо у нашего лисовина стало блестящее, в порезах и темных точках. Доктор Ливси присмотрелся.

– Я тебя помню. Его мать умерла в нашей клинике четыре года назад, – сообщил он подошедшему капитану. – Том приходил к ней, тогда еще без маски. Значит, сквайр тебя приютил?

– Да, сэр, – прошептал Том.

– Ты его сын, – проговорил мистер Смоллет. Он не спрашивал – утверждал.

– Да, сэр, – подтвердил Том, вытягиваясь в струнку под его пронизывающим взглядом.

Капитан холодно усмехнулся.

– Внебрачный сын. Позор семьи. Супруга позволила мистеру Трелони приютить тебя при условии, что никто не увидит твоего лица. Так?

– Да, сэр, – произнес Том в четвертый раз.

Вот оно что. Теперь и я увидел сходство между ним и сквайром: такой же прямой нос, крепкий подбородок, похожий рисунок губ. Я от души пожалел лисовина, которого держат в доме из милости, без конца шпыняют да еще заставляют прятать лицо.

Том несмело улыбнулся.

– Мистер Смоллет, вы позволите мне лететь?

– Никто никуда не полетит, – отрезал капитан.

Такого поворота не ожидал даже космолетчик, хорошо его знавший.

– Алекс, господь с тобой! Почему?

– Потому что я сейчас выскажу почтенному сквайру свое мнение о нем и его супруге. И об этом издевательстве, – мистер Смоллет указал на онемевшего Тома. – Так выскажу, что он поймет. И в рейсе его вниманием не обойдут. Поэтому на RF-корабле ему не летать, и экспедиция отменяется.