The Мечты. Бес и ребро (СИ) - Светлая Марина

Отлепившись от машины, Малич подошел к ней и забрал сумку.

- Ну и зачем было тащить самой?

- Она легкая, - пожала плечами Стефания, оглядывая его при свете дня. Выхватила взглядом глаза – светлые, даже яркие. Лоб с продольными морщинами, переносицу с перпендикулярной – такие бывают, когда люди хмурятся. Мимическую сетку в уголках губ и глаз – такие от частых улыбок. Довольно крупный нос – это, наверное, тоже возрастное. Стеша почему-то была уверена, что после сорока – ее станет как у Бабы Яги.  Что еще она видела? Густой загар… и крепкие плечи и руки. Мужские, красивые руки, какие, ей казалось, среди мужчин его возраста теперь редкость. Все больше обрюзгшие Панкратовы вокруг. Когда он нес в машину ее вещи, залипла на его спине. Ненадолго, но было вполне достаточно, чтобы оценить, что под футболкой – подтянутое стройное тело.

А еще она оценила степень своего безумия. Оно пересекло ту грань, на которой еще считалось бы легким.

- Нам долго ехать? – спросила она, устраиваясь в салоне. – Вы вчера говорили, где это, но по географии у меня двойка, а посмотреть карты я не удосужилась.

- Часа три, - ответил он, оказавшись рядом, и повернул ключ зажигания. – Можно и выспаться, и спину отсидеть. Но оно того стоит.

- Спать не буду, обещаю, - рассмеялась она. – Если вдруг устанете рулить, можем поменяться.

- Спасибо, но, если вы не бывали, лучше я сам, - он повернул к ней голову. – Там есть отрезок с серпантином.

Стефания молча кивнула. А потом ее вдруг отпустило скопившееся за это время напряжение. Как и почему – какая разница. Может быть, потому что с ним было надежно, и она это давно просекла.

Стеша откинула голову на спинку кресла и спокойно улыбнулась, проговорив:

- Люблю серпантины… и горы люблю.

Она очень любила горы. Если ее спросить, где бы ей хотелось жить, то обязательно выбрала бы горы, но в жизни далеко не всегда складывается так, как хочется. Она родилась и выросла в крупнейшем городе страны, в столице, в мегаполисе, который не засыпал ни днем, ни ночью. Учеба давалась ей легко, ее любили родители и брат. И вообще мир вокруг был полон любви. Никогда после столько ее она не видела. Потом Стефания повзрослела, и все точно так же давалось ей легко и просто. На спор поступала в театральный с подружкой, для которой это было мечтой всей жизни. Подружка, к слову, провалилась, а Стешу взяли как-то сходу и так естественно, будто и не могло быть по-другому.

Потом, по окончании учебы, не менее легко устроилась в популярнейший столичный театр с большой историей и громким именем. Ее взяли туда еще несмышленым, руководитель курса выбрал среди других таких же, сочтя ее самой талантливой в помете. И там, на сцене, ей тоже было легко.

Она ездила с гастролями по стране и даже заграницу и много чего видала. У нее была тысяча вариантов, как жить. И тысяча дорог, куда пойти. Но в горы не привела ни одна из них. Потому она любила их издалека и всегда искренне радовалась, когда ее туда заносило.

Вот как сейчас, слушала музыку, играющую в магнитоле, глядела в лобовое стекло прямо перед собой и наблюдала, как вьется трасса, унося их все дальше от солнечного города, где волновалось море, волнуя ее. И получала удовольствие от того, как складывался день – ведь еще вчера она не знала, что проведет его именно так. А когда впереди показалась узкая темная полоска, которая обрубала линию горизонта, даже подпрыгнула на месте, воскликнув: «Как красиво!» - там и правда было красиво. Они въехали в горы спустя пару часов пути, миновав Верховье, и петляли по серпантину, пробираясь в Заречье, о котором она раньше даже не слышала. Оживленно болтали о чем-то несущественном, но слова были наименее важным из всего, что происходило, и Стефанию в ее состоянии легкости и эйфории это вполне устраивало.

Они пересекли несколько покрытых лесами и сочными, молодыми изумрудными травами горных гряд, когда стали спускаться вниз, к поселку у подножия, раскинувшемуся в долине живописными домиками. Стеша совсем прилипла к окну, рассматривая окружающее ее великолепие, которое располагалось всего в трех часах езды от дома, а она об этом не знала. А потом, когда оставили позади и поселок, свернули на одном из поворотов по указателю, на котором значилась надпись «Форелевое хозяйство «Поляна». И через десять минут оказались на месте.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Легко ориентируясь на знакомой местности, Малич устроил своего японца под навесом, растянутым над парковкой, и, глянув на Стефанию, сказал:

- Сейчас зарегистрируемся, а я потом принесу вещи. И можно будет пообедать и осмотреться, как думаете?

- Да, - улыбнулась она, - и я бы умылась после дороги. Все остальное – позже.

- Договорились, - кивнул Малич и все с тем же знанием территории повел их в домик администрации, где они потратили совсем немного времени. Заполнив два небольших бланка, получили ключ от собственного временного жилища, представлявшего собой деревянное бунгало, в котором оказалась гостиная, спальня и веранда с потрясающим видом на реку.

Впрочем, любоваться видом было решено позже – обед оказался в приоритете.

В довольно уютной, несмотря на немаленькие размеры, столовой они расположились за столом у открытого окна, в которое задувал легкий ветерок, принося с собой запах трав и веселое разноголосье туристов. Стефания, приговорившая себя к пожизненной диете, сегодня, следуя за вновь обретенной свободой – пускай не всерьез, но по сопутствующим их путешествию ощущениям, с аппетитом уплетала уху, которой здесь по праву гордились, и овощной салат по сезону.

- Вы правы, воздух тут особенный, - посмеивалась она. – Возбуждает прямо первобытный аппетит.

- Вот это, по-вашему, первобытный аппетит? – уточнил Андрей, кивнув на ее обед, и легко рассмеялся: – Это больше похоже на легкий перекус.

- Я ем! Сколько мне требуется, столько и ем!

- Ну вам виднее, - снова усмехнулся он и принялся поглощать собственный обед, включавший первое, второе, десерт и… нет, не компот. Чашку кофе.

В отличие от Стефании, Малич точно знал, что их последующая прогулка по всем уголкам фермы и вечерняя рыбалка, на которую он записался, пока она плескалась в душе, обязательно заставит ее проголодаться. В свою очередь, это внушало надежду, что уж ужин из собственноручно выловленной форели поборница диет обязательно одолеет.

Справедливости ради заметим, что Андрей Никитич не был заядлым рыболовом. Собственно, он им вообще не был в полном смысле этого слова. Но в «Поляне» просто невозможно удержаться от того, чтобы взять в руки удочку и добыть рыбу, которую тебе потом приготовят.

В забродных сапогах, стоя по колено в воде искусственного ручья, в который выпускали подросшую форель для подобных «любителей», Андрей деловито привязывал вращающуюся блесну и закидывал в воду. А потом не менее деловито подсекал и заводил рыбу в подсачек. Стефания устроилась неподалеку, на раскладном стуле, наблюдая за ним и понимая, что сидеть на месте у нее вообще не получается. То и дело она вскакивала и оказывалась поблизости, следя за его движениями, а ее лицо, до беззащитности открытое сейчас, выглядело весьма довольным жизнью – она опустила забрало и осторожно выглядывала из своей брони, разглядывая окружающий мир, сейчас сосредоточенный в рыбаке, вокруг которого величественно раскинулись горы, скрывшие своими вершинами солнце.

Других таких, как они, любителей, набралось с десяток, не больше. Возможно, сказывался будний день. Но это ее более чем устраивало. Они не мешали друг другу, расположившись на некотором отдалении один от другого. И Стеша, помня о том, что на рыбалке положено соблюдать тишину, старалась теперь поменьше болтать. Когда солнце село совсем, горный климат дал о себе знать – становилось прохладно. Поеживаясь, она снова оказалась возле Андрея и с берега негромко обратилась к нему:

- Что-то мне подсказывает, что вода уже совсем ледяная, а?

- Замерзли? – оглянулся он и, кивнув на висевшую у него через плечо плетеную из лозы корзину с крышкой, которую, как и прочие снасти и предметы экипировки, можно было взять напрокат, сказал: - Ну голодными мы уже не останемся. Можно сворачиваться.