Рубикон - Наталья Султан-Гирей

X

Вся Италия, окутанная покрывалом скорби, притихла. В Риме установили траур. Мужчины ходили с небритыми лицами, жены и дочери квиритов носили неподрубленные одежды, и в знак печали многие остригли косы.

Помпей, сказавшись больным, не выходил из дому. Цицерон утешал правителя, но все его красноречие было бессильным перед простой и горькой правдой — легионы Рима разбиты парфянскими ордами наголову. Даже в глухих захолустьях, на окраинах Италийского мира все говорили вполголоса, смех и шутки невольно замирали на устах и заплаканные глаза с надеждой и страхом устремлялись вдаль. Не бредет ли по дороге измученный, израненный легионер, отец, муж, брат, сын?

Женщины у колодца спешили поднести скитальцу воды и осведомиться, из какой же он центурии? Может быть, сражался плечом к плечу с их дорогими покойниками? Многие жены и матери уже получили браслеты[32] павших, но еще больше жило в томительном неведении. Хромого, обросшего колючей черной бородой центуриона наперебой угощали свежими плодами, поили чистой, как слеза матери, водой.

— Моя дома? — спросил бродяга, обтирая запекшиеся губы.

— Дома-то она дома. — Пожилая женщина горестно покачала головой. — Да спешить тебе, Випсаний, незачем.

— Дети! — Легионер задрожал. — Малютка умерла? А я ее и не видел ни разу!

— Девочки все живы, успокойся

— Да что за беда в моем доме? Не тяните. — Випсаний, сдерживая стон, встал и, волоча подбитую ногу, заковылял к своей хижине.

Женщины у колодца с состраданием поглядели ему вслед:

— Такого мальчугана потерять!

— Говорят, патриций затравил его собаками.

— Привязал к столу и бил, пока мальчик не умер!

— Жаль мать, она, как безумная, бьется о землю и кричит, что не продаст сына. Хотя бы косточки нашлись!

— Где там в таком ущелье!

Дневной свет не проникал сквозь ставни. В полутьме перед каменной божницей распласталась осиротевшая мать...

— Марс Мститель! Стрела Громовая, Копье Огненное, правых заступник, бесчестных гроза! Марс Гром, Марс Молния, порази нечестивого квирита! Убийцу сына моего! Деточка помощник мой рос. От земли было не видать, зарабатывал и нес домой! Марс Праведный, Марс Мститель, покарай Лонгина Кассия, иссуши его силу, порази чрево его любимой бесплодием. Нет, нет, Марс, не слушай меня? да родит ему прекрасная десять, двенадцать сыновей один другого краше и смелей. Да погибнут они все, как мой — Марк Агриппа! Услышь меня, Марс! Отомсти, Копье Огневое, за невинное дитя! Да не вернется мой любимый, да ослепнут все мои дочери, но ты, грозный бог, Стрела Громовая, Марс Копье Разящее, отомсти за мои слезы. За моего сына! Да не вернется мой супруг...

— Я вернулся, жена! — Оборванный, грязный стоял Випсаний Агриппа на пороге своего дома. — Что за беда стряслась над тобой без меня?

— Никакой беды! — Женщина встала и, поправляя рассыпавшиеся волосы, с тоской и болью смотрела на вернувшегося мужа. — Никакой беды. Войди в твой дом с миром.

— Где дети?

— Спят. — Она кивком указала на ворох козьих шкурок,

— А мальчуган?

— Он не живет дома.

— Не живет дома? — Легионер сделал шаг к очагу. — Где же мой сын? Почему он не дома?

— Нам было трудно, он пасет коз у Либона...

— Сходи за ним. — Випсаний сел. — Привез вот.

Он развязал заплечный мешок и вынул усыпанные бирюзой безделушки.

— Дочкам! Четырем всем..

Пицен вытащил узорную восточную шаль.

— Тебе!

Помедлив немного, достал разукрашенные парфянские сапожки на высоких каблучках и, полюбовавшись вдоволь, поставил на скамью.

— Сыну! Сходи за ним и скажи там, больше мое дитя ни на кого не будет работать! Учиться будет! Да, жена, наш Агриппа станет учиться в военной школе с детьми самых знаменитых людей! Я спас одного молодого патриция. Нес до Сирийского рубежа на своей спине, пока меня не ранили. Юноша оказался сыном начальника этой школы. Обещал: "Отец мой тебя золотом осыпет". Я отказался. Что золото, приходит и уходит! Попросил нашего Агриппу в военную школу записать. Я всю жизнь лямку тянул. Когда покалечили, стал центурионом, а он выучится и смолоду будет командиром. Что ты смотришь так на меня? Не веришь? Иди скорей на пастбище за мальчиком.

— Агриппы там нет...

— Ну, иди туда, где он работает.

— Он не работает...

— Жена! — Випсаний вспылил. — Где мой сын? Где наше дитя?

Девочки проснулись и испуганно заплакали. Они не узнавали отца.

— Ты продала его?

— Нет! — Рыдания вырвались из ее груди. — Не продала! Украли! Убили!

— Кто? Говори, кто!

— Лонгин Кассий.

— Начальник моего легиона! Кассий убил моего сына! Убил ребенка! За что?

Рыдая, она рассказала. Не проронив ни слова, Випсаний выслушал жену. Потом стал собираться. Мешок с подарками оставил на скамье, но короткий, широкий нож засунул за пазуху и все так же молча вышел.

— Куда? — Жена побежала за ним.

— Замолчи! Не уберегла! — Он ускорил шаг. Превозмогая боль, подтягивал искалеченную ногу.

На дороге Випсаний остановился. Убить обидчика всегда успеет, а ребенок лежит непогребенный... Волки, бродячие собаки, хищные птицы... У малыша такое умное личико... и глазки всегда блестели... А теперь вороны... Глухое клокотание забилось в горле отца. Випсаний свернул к ущелью.

Поросшая кустарником расщелина скрывала ручей. Кустарники поднимались по безжизненным склонам кверху. Их переплетенные ветви ослабили падение.

Зацепившись туникой за сук, маленький пицен повис в воздухе... Отчаянным усилием подтянулся и схватился за ствол. Все тело болело, но, превозмогая боль, спустился. Встать на ноги не мог. Дополз до ручья. Пил много и жадно. Потом лег ничком и прижался лицом к земле. Жив... А домой нельзя. Там Кассий. Значит, надо потихоньку выбираться и уходить... Куда? Из дому, от матери и сестер... Ребенок заплакал.

— Мама! Отец! Отец!

— Иду, сынок! Иду! — Кустарник, зашуршав, раздвинулся, и старый легионер схватил сына в объятия. — Мертв или жив мой сынок?

— Папа, родной! Вернулся!

— Вернулся! Знаю все. Хотел зарезать твоего обидчика, но, видно, сама Мать Италия шепнула мне: "Пойди сперва в ущелье".

Он безумными поцелуями покрыл все тело сына.

— Ты жив! Так пусть все демоны в Тартаре считаются с Кассием, а я об него мараться не стану! Ты жив! Будешь учиться, отомстишь богачам за себя, за меня, за всех нас, за всю Италию!

Глава пятая

I

Начальник военной школы, благородный Вителий, никак не мог понять, что хочет от него приземистый, хромоногий горец в видавшем виды козьем плаще мехом наружу.

А посетитель между тем уже вынимал из объемистой кожаной сумы тщательно укутанные в обрывки теплого плаща горшочки.

— Моему трибуну! Мед диких пчел и медвежье сало топленое с хорошими травками. Если кто ранен в грудь, помогает. А ты, благородный Вителий, уж не откажи. — Он умоляющим жестом показал на смуглого мальчугана, стоявшего поодаль с подавленным видом.

Подростка огорчило, что его отец так заискивает перед этим надменным стариком. В такую даль ехали, мед и медвежье сало везли. А зачем? Отец уверял, что их уже ждут в школе, а этот старый патриций говорит с ними, точно прокисшее вино сквозь зубы цедит.

— Ничего не пойму. — Вителий сделал тощей, в старческих пятнах рукой движение, словно отгоняя докучливую муху. — Что тебе, добрый человек, надо?

— В школу... вот его... трибун обещал... — забормотал окончательно оробевший горец.

— Люций! — крикнул старик. — Тут к тебе!

В атриум вошел худощавый молодой человек. Он двигался удивительно легко, и впечатление стройности и легкости не нарушали даже запавшая грудь и небольшая сутуловатость. Лицо молодого Вителия было бы красиво спокойной, мужественной красотой, если б не землистые тени, залегшие на ввалившихся щеках, но все искупали добрые лучистые глаза.

Люций стремительно подбежал к горцу и горячо обнял его.

— Отец, это мой спаситель! Я рассказывал тебе о нем!

— Как же, как же, — пристыженно закивал старик. — Почему ты, добрый человек, сразу не сказал?

— Да вот... я его... сынка то есть... — все так же неуверенно начал Випсаний. — В школу, то есть... Трибун обещал...

— Этого горного козленка в школу?! — насмешливо прищурился старый Вителий. — Ты б его сперва вымыл. Он хоть читать, писать умеет? Что молчишь, дикарек?

Агриппа не отвечал. Он искоса разглядывал трибуна и смутно чувствовал, что хоть старик и злой гордец, но Люций добр, храбр и всегда заступится за бедного человека.

— Флавия! — позвал Люций. — Посмотри на моего нового друга. Какой крепыш!

Он ласково потрепал мальчика по плечу.

— Угу! — отозвался польщенный Агриппа. — Я годовалого барашка легко поднимаю.