Рубикон - Наталья Султан-Гирей

Агриппа всегда помогал отцу в поле. Интересно, кто в эту весну поведет волов? Матери некогда наверное, старшая сестренка, Агриппина Примула, заменит брата на пашне... Агриппа тяжело вздохнул.

За зиму он вытянулся и похудел. Деревенская смуглота на его круглых щеках посветлела, заметней и нежней стал румянец, а длинные загнутые ресницы резче бросали тень на его золотистую кожу.

Матрона Флавия сама причесывала мальчика, сшила ему красивую алую тунику из египетского полотна и, часто прихорашивая его, смахивала слезу. Она любила Люция, но знала: ее Кай неизлечимо болен и никогда у них не будет детей.

В последнее посещение Жрец-целитель долго шептался со стариком Вителием, а уходя, велел принести жертву подземным богам. Да повременят они призвать к себе военного трибуна Люция Вителия, насмерть раненного парфянской стрелой! И боги услыхали мольбу престарелого отца и юной супруги. Люцию стало легче...

Агриппа, вбежав в солнечный дворик, остолбенел от удивления, увидев своего наставника полулежащим на широкой мраморной скамье под яблонями. В руках Люций сжимал свиток, и лицо его, ясное и радостное, совсем не напоминало тяжело больного.

— Как хорошо, что ты пришел! У меня большая радость! Из Рима друзья прислали замечательную книгу. Проконсул Юлий написал свои записки о галльской войне. Уже много лет его легионы добывают за Альпами пашни для крестьян Италии. Вот, послушай. "Земледелием они занимаются мало; их пища состоит главным образом из молока, сыра и мяса. Ни у кого из них нет определенных земельных участков и вообще земельной собственности; но власти и князья каждый год наделяют землей, насколько и где найдут нужным, роды и объединившиеся союзы родственников, а через год заставляют их переходить на другое место. Этот порядок они объясняют разными соображениями, именно, чтобы в увлечении оседлой жизнью люди не променяли интереса к войне на занятия земледелием, чтобы они не стремились к приобретению обширных имений и люди сильные не выгоняли бы слабых из их владений; чтобы люди не слишком основательно строились из боязни холодов и жары; чтобы не нарождалась у них жадность к деньгам, благодаря которой возникают партии и раздоры..."

Люций надрывно закашлялся и, когда кашель немного затих, подозвал жену:

— Кариссима, прочти нам. Да, да, вот отсюда!

"...Герцинский лес тянется в ширину на девять дней пути для хорошего пешехода; иначе определить его размеры невозможно, так как германцы не знают мер протяжения...

...В нем водится много пород животных, невиданных в других местах... Здесь водится бык с видом оленя: у него на лбу между ушами выдается один рог... Водятся и так называемые лоси. Строением тела и пестротой они похожи на козлов, но несколько больше их, рога у них тупые, а ноги без связок и сочленений...

Третья порода — это так называемые зубры. Они несколько меньше слонов, а по внешнему виду, цвету и строению тела похожи на быков. Они очень сильны и быстры и не щадят ни людей, ни животных которых завидят. Германцы стараются заманивать их в ямы и там убивают. В этой трудной и своеобразной охоте упражняется и закаливается молодежь, и кто убьет наибольшее число зубров и публично представит в доказательство их рога, тот получает большие похвалы..."

Агриппа слушал внимательно. Он ясно видел дремучие леса, диковинных зверей, болотистые поляны, широкие голубые реки со странными плывущими на плотах хижинами. Однако особого восторга от того, что все это стало римским, не ощутил. Ему было все равно: победит ли Цезарь галлов или они его — земли в стране пиценов от этого не прибавится, не станет и урожай на узенькой полоске отцовского надела обильней.

Но, глядя на разрумянившееся и ожившее лицо Люция, он радовался.

— И эту чудесную землю Цезарь подарит Риму! Его меч даст богатые наделы таким беднякам, как твой отец, хлеб тому, у кого его нет, и бессмертную славу римскому легионеру! Как я жалею, что мне не пришлось воевать под знаменами проконсула Юлия! — Люций устало откинулся на подушки. Даже радость ему была уже не под силу. И жизнь, и счастье я потерял в никому не нужной, преступной бойне! Сколько молодых жизней погибло в угоду Крассу! Покрыл позором наши легионы и сам бесславно погиб!

Люций снова закашлялся. Флавия отбросила книгу, вбежала в дом.

Агриппа поднял брошенную книгу и долго рассматривал ее. Надо все прочитать, может, он тогда и поймет, почему Цезарь лучше Помпея. Мальчик так задумался, что не заметил, как вернулась Флавия с целебным питьем.

Люций отпил немного из темной тяжелой чаши, вытер губы вышитым платочком, и розовая полоска окрасила египетское полотно.

— Что мы искали в Парфии? Добычи? Она не так уж нужна. Без роскошных тканей и благовоний можно жить. Риму нужны земля и хлеб, а Парфия окружена безжизненными пустынями. Ни Парфия не нужна Риму, ни Рим — Парфии. Парфяне не тревожили наших границ, и нечего было нападать на них!

— Кариссимо, — Флавия с нежностью нагнулась над больным, — ты прав, конечно, прав, но не надо так много говорить. Жрец-целитель сказал...

— Я знаю, что он сказал! — Люций резко выпрямился. — И дай мне договорить, сказать все, о чем я, как военный трибун, должен был молчать. Поход был безобразно снаряжен. Торгаши наживали тысячи сестерций, а у солдат не было даже достаточно провианта! Парфы были вооружены лучше наших легионеров. Их доспехи отвечали требованиям пустыни, а наши бедняги, закованные в раскаленное железо, гибли в песках жертвой корысти Красса и тупости Помпея! Цезаря я не виню, он был бессилен помешать этому преступлению! О, если б наши вожди и сенаторы были бы вполовину так честны и чисты душой, как варвары, о которых пишет проконсул Юлий! Как мудры их обычаи! Никто не стремится к расширению своих земель, и корыстолюбие и алчность не могут проникнуть в их души!

Агриппа перестал рассматривать книгу и впился глазами в побледневшее лицо Люция. Но Люций внезапно замолчал и, закрыв глаза, тяжело дышал.

— Ступай, Агриппа. — Флавия приложила палец к губам. — Он засыпает...

— Нет, — Люций поднял веки. — Сейчас, дитя, ты не поймешь меня, но запомни мои слова. Подойди... — Он притянул мальчика к себе. — Прощай, Марк Агриппа! Ты единственная ценность, которую мне удалось создать...

Люций, задыхаясь, не договорил. Испуганная Флавия кинулась к мужу. Из дома выбежали два раба, сведущие в целительном искусстве. Они суетились возле больного, поднимали его, поили лекарствами, трясли...

Агриппа тихонько выскользнул за калитку. Он хотел взять забытую всеми книгу, но решив, что нехорошо без спроса брать чужое, бережно положил ее на цоколь вазы с цветущими гиацинтами.

VII

К началу лета Марк Агриппа догнал своих товарищей. Теперь, сидя в классе, он внимательно ловил каждое слово наставника, быстрей других решал нехитрые задачи. Ведь с Люцием они уже делали куда более сложные вычисления. Фавст Корнелий, младший брат декуриона Гая, постоянно списывал у своего соседа, и Агриппа охотно позволял, даже по вечерам растолковывал внуку Суллы, когда нужно делить, а когда множить. Гай, проходя мимо, одобрительно хмыкал.

Этруски Волумний и Цецина после отказа новичка поколотить Квинта Фабия перестали угощать гордеца и замкнулись в своем кружке. Волей-неволей Агриппа стал дружить с Корнелиями и Фабием. Собственно говоря, дружбы не было, просто вместе решали задачи, вместе гоняли мяч.

Гай Корнелий заметно выделял пицена из десятка своих подчиненных и не раз говорил, что рад дружбе брата с таким умным человеком. "Я тебя уважаю", — повторял он Агриппе при каждом удобном случае, а на упреки одноклассников, что напрасно он позволяет брату дружить с безродным мальчишкой, неизвестно как пролезшим в их школу, Гай высокомерно отрезал:

— Мы, Корнелии, не какие-нибудь там Туллии или Лицинии, чтобы бояться уронить наш род чем бы то ни было!

Но скоро Агриппа подметил, что оба Корнелия особенно благоволят к нему, когда он им нужен. Однако жить в пустоте ни взрослый человек, ни тем более подросток не могут, и бывший пастушок радовался, когда внуки Суллы просили его помочь им или звали погонять мяч.

И было очень приятно, что декурион Гай гордится успехами своего легионера.

— Наша декурия по стратегии и математике на первом месте! — восторгался внук Суллы. — И на Марсовых играх лучший боец у нас! Вот кабы ты и по математике Цецину с первого места спихнул!

Математике и военным наукам питомцев благородного Вителия обучал однорукий и одноглазый бывший военный трибун Кануций. Руку благородный Кануций оставил в Тавриде, при штурме Пантикапея, столицы Митридата, а глаз у него вытек еще раньше в схватке с дикими сарматами на берегу какой-то скифской реки.

Покорив необозримые владения Митридата Евпатора, Кануций вернулся в Рим прославленным, но нищим. Его трофеи ушли к жрецам-целителям, однако здоровье не вернулось к храброму воину. Кануций испытал все ужасы "благородной" нищеты. Жена ушла и стала любовницей богатого откупщика. А Кануций остался один, без крова и хлеба. Ни один полководец не нуждался в искалеченном вояке, а ходить на бесплатные раздачи хлеба вместе со всяким сбродом патриций и военный трибун не мог себя заставить.