Высшая духовная школа. Проблемы и реформы. Вторая половина XIX в. - Наталья Юрьевна Сухова

type="note" l:href="#n_231">[231]. Несмотря на праздничное воодушевление, среди благодарственных слов в адрес академий, прозвучали трезвые оценки, и это было первым результатом: академическая наука была способна к самоанализу. Главной слабостью богословской учености было названо крайне малое число специальных научных исследований: «специальности нашей богословской науки только намечены, но не разработаны вполне»[232], множество частных вопросов требуют исследования. Тем не менее с учреждением регулярной высшей богословской школы, с выделением ей собственного поприща деятельности наука получила в академиях надежное основание, со временем стала претендовать и на известную самостоятельность, в лучших своих достижениях – и на оригинальность. Но все же большая часть учебных пособий и более специальных работ представляли собой плод систематизации и научной классификации наследия отцов и учителей Церкви и плодов мирового христианского богословия, отчасти адаптированных православным сознанием.

На долю академических корпораций выпадали иногда труды, в которых реализовывался так или иначе «научный» замысел об академиях. Наиболее значительны два направления: создание филологически точного и богословски грамотного перевода Священного Писания на русский язык и перевод святоотеческих трудов[233].

Преподобный Макарий (Глухарев), архимандрит, выпускник СПбДА

Переводы святоотеческих творений не были для русских духовных школ делом новым, но впервые это стало систематической деятельностью, укореняющей русское богословие в православном Предании и восполняющей недостаточную развитость русской богословской литературы. В параллельной работе над переводами и исследованиями стало вырабатываться в академиях особое – патрологическое – направление. В 1828 г. святитель Филарет предложил МДА представлять к концу каждого курса в Конференцию переводы с греческого, сделанные в течение курса; в 1830-е гг. Синод неоднократно возлагал на СПбДА и МДА поручения по переводу и пересмотру имеющихся переводов святоотеческих творений. В МДА в процессе работы оформилась мысль об издании непрерывной серии «Творений святых отцов в русском переводе», и с 1843 г. издание серии началось. Не менее важны для богословской науки были «Прибавления» к этой серии, в которых печатались оригинальные труды академических преподавателей научно-богословского характера[234].

Таким образом, к середине 1850-х гг. академическое богословие своим составом мало напоминало стройную систему, разработанную в 1814 г. святителем Филаретом (Дроздовым). Выделение самостоятельных наук из общего богословского курса и включение в богословие церковно-исторических и церковно-практических наук привело к перегрузке учебных планов и отсутствию четкой структуры богословского образования. Необходима была новая систематизация, Architectonica Theologica, осмысление разных частей богословия, их связей и соотношения. Новые самостоятельные науки, выделившиеся из единого богословского курса, для своего устойчивого научного и учебного существования требовали более четкого и определенного осмысления предмета занятий и внутренней структуры предмета, принципов, методов, жизненности их содержания. Это должно было выделить среди многочисленных нововведений 1830-50-х гг. те, которые явили собой не частные пожелания отдельных лиц, но органичное развитие богословия, отражение его жизненного роста. Без такого осмысления существование новых областей богословского знания было неопределенным как в академическом курсе, так и в богословской науке.

Академическая наука не была бесплодна в оригинальных богословских сочинениях: среди членов академических корпораций и выпускников академий были ученые, признанные и внеакадемическими научными кругами, имелись исследования, которые можно было отнести к лучшим достижениям отечественной, и не только отечественной, науки[235]. Но были принципиальные сложности, препятствующие благополучному развитию науки, среди которых выделялись две главные: «энциклопедизм» образования, дающий, несомненно, основательность мысли богословской, но не привязывающий ее «к чему-либо исключительно»[236]; и примат учебного процесса над наукой в самих академиях, теснящий науку и деформирующий изначальные замыслы об академиях. Для научного развития богословия необходимо было заново продумать идею совмещения в едином учреждении духовно-учебного и богословско-ученого центров: в какой степени должна влиять богословская наука на учебный процесс, в какой степени должны студенты быть причастны к разработке богословской науки.

Требовал разрешения и вопрос о методах богословской науки. Необходима была разработка особой методологии исследований в каждой ее области, при этом следовало оценить, насколько корректно перенесение общих научных методов – филологических, исторических – в соответствующие области богословия. Проблемы, к которым приводили некоторые исследования членов духовно-академических корпораций, ставили еще одну задачу: соотнесение свободы научного поиска с конфессионально-церковной позицией исследователя. Новые научные подходы к богословскому исследованию и образованию были лишь частными попытками, требующими осмысления, систематизации, обобщения, сравнения с богословско-учебным опытом иных стран и конфессий.

1.3. Предреформенный период 1855–1867 гг

В последние годы царствования Николая I в сфере просвещения проявились некоторые черты, во многом определившие ее развитие в последующую эпоху и оказавшие влияние и на высшее духовное образование 1860-х гг.

Высшее образование, поставленное на достаточно широкую основу усилиями графа С.С. Уварова, к середине 1850-х гг. уже не могло сводиться к подготовке чиновников, но заявляло свои претензии на развитие науки. Академия наук, испытывая влияние русского общества и русских традиций, начала издавать периодические издания на русском языке и перестала быть оторванным от русской жизни интернациональным образованием. Несмотря на практицизм эпохи, учреждались ученые общества, начинали вестись систематические исследования, составлялись и осуществлялись научные проекты. При министерствах создавались ученые комитеты, имеющие своей задачей развитие прикладной науки[237]. Повысилось внимание к профессиональным учебным заведениям каждой отрасли, при министерствах стали создаваться особые учебные комитеты. Сформировался слой образованных людей, не только имеющих собственное суждение о происходящем, но видящих определенные пути усовершенствования и исправления недостатков. Пробудившееся желание высказаться в условиях цензурного «террора» после 1848 г. повысило значение «самиздата» – рукописной публицистики.

Эти новые черты – самосознание высшего образования, развитие отечественной науки, централизованное и общественное, профессиональные ученые и учебные комитеты, самостоятельное мнение образованных людей и пути литературного самовыражения – должны были отразиться на духовном просвещении. Но, ввиду сословной и профессиональной замкнутости духовного образования и науки, общие тенденции сказывались на нем не так быстро, порождая при этом специфические проблемы. Заметным образом влияние этих тенденций на духовное образование сказалось лишь в последующую эпоху.

Трагический настрой последних лет царствования императора Николая I – война, разочарование, общественное недовольство – привел к тому, что смерть императора 18 февраля 1855 г., несмотря на скорбь, определенными кругами была воспринята с облегчением, как перспектива выхода из затянувшегося тяжелого положения[238]. 1855 г. начал новую эпоху в русской жизни. Поражение в Крымской войне нанесло удар по представлениям о благополучном состоянии в государстве, критический пересмотр всех сторон жизни выявил недостатки, как частные, так и общие, системные. Выход виделся в реформировании всех органов государственной и церковной жизни, преобразовании всех процессов. Процесс реформ нашел покровителя в лице императора Александра II, взявшего направление на децентрализацию, увеличение общественных свобод, покровительство прессе, науке и просвещению. Записки с проектами преобразований различных сторон деятельности государственных органов, системы просвещения, общественной жизни, церковных учреждений стали поступать на имя государя[239].

Первые же месяцы нового царствования свидетельствовали о пристальном внимании императора