Канарский вариант - Андрей Молчанов

– Ты это… потише, - опасливо глянув на парнокопытного пьяницу, сказал папаня. - Осторожнее в выражениях.

– Чем заниматься-то собираешься? - спросил я Володю.

– «Челноком», - почесав волосатое пузо, ответил он. - А чего остается? С деньгами, правда, засада… Одолжишь?

– Ты ж говорил, что «челнок» - дело тухлое…

– Неблагородный труд, - согласился братец, насаживая на шампур постное свиное мят. - Как вспомню… Приехал я в эти Арабские Эмираты, из аэропорта прямо в автобус, из автобуса - в отель, везде вроде кондиционеры, а может, спьяну с корешами окружающую среду правильно не восприняли… Ну, утром, значит, звонок: не желаете ли на пляж? Ну, давай! Влезли в автобус, погнали. Абрек за рулем спрашивает: вам какой пляж нужен? Платный, бесплатный? А платный у них - комплекс на берегу океана. Бар, бассейн, кондиционер, естественно… Но - платный же! Не, говорим, вези нас на халява-бич! Ну, привез. Все интеллигентно: грибки, соломой крытые, душ гнутой трубой торчит среди песка. Абрек спрашивает: когда за вами обратно? Мы подумали… Давай, говорим, часа через три. Он так плечами пожал, ну-ну, мол… И попилил себе. А я из автобуса вышел, чего-то не соображу, чего-то - не то… И вдруг уясняю: жара! Не, даже и не жара. Просто я - внутри домны. И сейчас сгорю. Стою, истекаю потом, силы как Из проколотой шины выходят, а кореша тоже оплавляются на глазах… Чего делать? Пошли к грибку. Солнце лупит, как снайпер, без компромиссов! Думаю: надо обмыться. Скинул тапочки и - к душу! Но вернулся - по такому песку и йог не пройдет. Жаровня! Н-да. Ну, добираюсь до душа медленными движениями, встаю под сито, водичку врубаю… Кипяточком никогда не мылись? Я - попробовал. Впечатление сильное. Трубы-то подводящие в песке… Ну, ошпаренный, добираюсь обратно к грибку. Солнце звереет, пот течет, мокрый след за мной, как за улиткой. А кореша тоже в изумлении от местных погодных условий. То есть слова им даются как глухонемым… Но, мыча и жестикулируя, решили: к заливу! А до залива этого Персидского - пятьдесят метров! Но по времени и физическим затратам мы одолевали эти пятьдесят, как ту же дистанцию скалолазы на отвесном склоне. Одолели наконец. Бах в воду! И оказываемся в горячей ванне. Вода за сорок. Сидим в ней, прибалдеваем. Ноги парим. Солнце прицела не меняет, жалит осой, а я уясняю: вот почему абрек так сомневался насчет трех часов-то… Кореша в прострации друг на друга пялятся, а я из морской ванны снова на песочек выполз и - обратно к грибку. Вдруг вижу - автобус! Другой, но тоже к нашему отелю приписанный! С надписью на боку… Я к нему из последних сил. Вскочил в прохладу салона, кричу водиле: вези, куриная голова, взад!

– А кореша? - спросил папаня.

– В прострации же, говорю, в ванне. Не успевали они… В общем, водила в город меня завез, тут, говорит, сам найдешь, отель в двух шагах. Ага, как же! Два часа его искал. Спрашиваю - где? Один одно объясняет, другой - другое. Да я и не очень по-английски к тому же… То есть читать я хорошо научился, а понимать еще не все… Но - нашел! Вваливаюсь в номер, врубаю кондиционер на всю катушку, под душ, а потом - на койку. Лежу, водичку хлебаю холодненькую - наслаждение! Тут - стучат в дверь. Заходит служитель Мистер, вы опаздываете на обед. По-русски. Выучились. А после ежится так это… зябко, и спрашивает: вы давно в такой, мол, атмосфере окружающей среды пребываете? Часа два, говорю. А он: вы на термометр смотрели? Нет. Посмотрите, в комнате, между прочим, плюс пять по Цельсию. А я в одних трусах. И жарко мне, жарко! Аж кишки горят!

– Ну а бизнес как? - спросил чекист.

– Да так, - покривился Вова. - Много пили… Потом пошли по лавкам за закупками. Черт знает, что закупать?.. Подхожу в итоге к одному арабу, ткнул пальцем в перчатки какие-то пластмассовые и говорю: «Вот это, но только много».

– Перчатки-то ты продал? - спросил папаня.

– Еще торгуются…

– Не, Вова, - сказал я, - вряд ли я тебе что одолжу…

– Да ты чего! - возмутился братец. - Я теперь уже все просек! Всю конъюнктуру! Я теперь…

Как бы подтверждая правоту хозяина, угрожающе заблеял козел, упершись в меня стальным взором нетрезвых глаз.

– Пшел! - отмахнулся я, случайно задев кистью руки козью морду.

Оскорбленный, Николай Азизович внезапно приподнялся на задние ноги, нависнув надо мной. Огромный, косматый чертяка, он едва не доставал рогами до потолка.

Я заполошно подскочил со стула, но уйти из зоны атаки не успел, получив такой удар козлиным лобешником и рогами в грудь, что едва не улетел в камин.

Николай Азизович встал надо мною, свирепо блея.

– Место, паскуда! - заорал Володька, пиная козлищу ногой в бок. - Место, говорю!

Меня подняли с пола, козла, приманив стаканом с пивом, удалили из подвала, и трапеза продолжилась.

Застольные разговоры сводились к актуальной для всех присутствующих теме: чем-то предстояло заняться.

Но чем?

Отсиживаться в Володькином замке и хлестать водку ночами и днями желания не было, но нынешний российский озверелый капитализм, принесший нищенское существование работающим на нерегулярно выплачиваемую зарплату и жесточайшую конкуренцию в среду вольных предпринимателей, чьи дивиденды в основном от зарплаты трудового населения зависели, этот капитализм принуждал уже к изощренной деловой эквилибристике в обнаружении перспективных начинаний.

– Тебе-то чего плакаться? - говорил папаня Володьке. - Продай дом, вот и средства. Хоть на «челнок», хоть на что…

– Ты охренел, дед! Я его десять лет строил! Все, что зарабатывал, сюда вбухал!

– Ну и что? - возражал папаня. - Вбухал он! А теперь любуется на свою виллу! А у самого уже Красную площадь через носки видно!

– Пойду подброшу псине жратвы, - поднялся из-за стола Вова. - Присоединяйся, Игорек, подышим природой…

Мы вышли на темный морозный двор.

– В самом деле, чего бы, твою мать, предпринять? - вздохнул братец.

– Не дергайся, - сказал я. - Надумаем. Главное - живы.

– Это - да! - внимательно на меня посмотрев, согласился Володя. - Это - с тобой не поспоришь!

Когда мы вернулись в подвал, то застали там папаню, повествовавшего нашему гостю о своих военно-морских приключениях.

– Glaube es, glaube es nicht [«Хочешь - верь, хочешь - нет» (нем.)], - говорил папа, под влиянием горячительного напитка уже перешедший на хорошо ему известный язык германцев. - Значит, разгромили конвой, бултыхаюсь я в водице один-одинешенек, от холода сознание утрачиваю, и тут прямо передо мной из пучины рубка появляется… Черная, как салом натертая… Очнулся уже на подлодке, весь - нежно-лилового цвета, в мазуте, вокруг немцы. И знаешь, чем отогревали меня? Бабой, понял? Эксперименты они такие ставили, из концлагерей ниточка им тянулась… Мол, женское тело - лучший способ отогрева моряков…

– И отогрели тебя? - усмехнулся Вова.

– Как видишь, обалдуй…

– А кроме отогрева еще чего-нибудь было?

– Там не до чего-нибудь… А ну тебя, ботало…

– Ну-ну, - кивнул Сергей заинтересованно.

– Вообще-то у них приказ Деница был, - продолжил папаня. - Пленных не брать. Но то ли эксперимент - баба, кстати, полька, из низшей, по-ихнему, расы…

– А по-нашему - из очень даже высокой, - вставил неугомонный Вова. - Точно, дядя? Хорошенький попался экземпляр?

– У них выбор имелся, - согласился папаня. - Вся Европа, любая попа - выбирай, не хочу… Ну она, может, и не леди Макбет какая-нибудь…

– Чего? - осклабился Вова. - Не путаешь с королевой Марго?

– Насчет королевы - не знаю, - запыхтел папа возмущенно, - но уж поинтереснее была, чем кишка твоя… Прямая, блин!

– Чего ты на моей бабе зациклился?! - посуровел Вова лицом. - Не доставай, дед!

– Погоди, - зыркнул на Вову чекист. - У человека действительно уникальное прошлое… Обалдеть просто! Не то что твой пляж в Эмиратах…

– Ну, полно, полно, - сказал папа с той вальяжной застенчивостью, что бывает у генералов при вручения им орденов с комплиментами или же когда к ним уж очень явно подлизываются. - Н-да, - продолжил, - но что уж там никаких таких кондиционеров не имелось, точно. Северное море! На переборках иней, матрацы и простыни от конденсата мокрые… Вот. Ну да… Матрос у них, кроме того, погиб, и решили они меня на его место…

– Русского? - удивился Сергей.

– Объясняю почему. Тогда все сурово было, каждый член экипажа чуть ли не круглосуточно пахал, все расписывалось плотно, до деталей… И если два человека из экипажа гибли, гибла и лодка. Вот так. А Гиммлер еще послабление дал, сказал, что если один русский; танкист будет находиться в команде с танкистами немецкими это, мол, даже очень отлично и никакой угрозы тут нет. Главное, сказал, второго русского не брать, а то эти парни между собой снюхаются. Не, войдут в сговор! - вот как сказал. Да к тому же к концу войны уже такие потери немцы несли, что даже в СС славян брали. У них же целая казачья дивизия имелась. Наших, да, русаков, эсэсовцев. Вот и у меня интересное положеньице создалось. Не хочешь служить - пожалте за борт, это легко. Не хочешь за борт - упирайся. Выбора никакого. А с подводной лодки, как известно, не тиканешь…