Качели судьбы - Ирина Глебова

— Кстати, вот что ещё интересно! — вспомнил Михаил. — Я когда с парнями из группы Маляра разговаривал, заметил у них порезы на руках. Спросил: «Что за уголовные отметины?» Они знаешь, что рассказали? Этот Свами Махараши сумел внушить им мысль о том, что высшей целью жизни человека должно быть стремление уничтожить своё «эго». И каждый раз, когда ребята произносили слово «я», они должны были — для своего, конечно же блага! — делать на руке надрез бритвой. Каково?

— Постой, постой! — Кандауров даже приостановился. — Я что-то припоминаю подобное… Да, точно! Была в начале века такая секта «Орден Золотого Рассвета» — тайное английское общество, в которое входили и талантливые знаменитые люди, поэт Китс, например. Верховным жрецом его был знаменитый оккультист Элстер Краули. Его до сих пор в определённых кругах называют самым грозным магом первой половины двадцатого века. Потом он организовал в Германии оккультную группу Орден Тамплиеров Востока. А позже, на Сицилии, — Аббатство Телема. Все его группы были помешаны на сексе, проводили обрядовые оргии. А некоторые ритуалы его орденов носили жестокий характер. Как раз именно Краули рекомендовал своим последователям делать на руках надрезы бритвой каждый раз, когда произносится слово «я»! Именно, чтобы избавиться от ощущения своей индивидуальности.

— Похоже, очень похоже, что наш Ефим Семёнович хорошо с учением Краули знаком. Но поскольку нынче в большой моде восточные религии, он составил из того и этого некую компиляцию. Молодец!

— Однако, Миша, Краули, несмотря ни на что, был всё же фанатиком. И умер нищим. Интересно, что когда его кремировали в Брайтоне, тысячи его последователей собрались и распевали гимн в честь языческого бога Пана…Маляр, похоже, нищим умереть не собирается. Как ты считаешь, Миша.

— Да ну, Викентий, не смеши!

Кандауров задумался.

— Знаешь, — сказал наконец. — Я, конечно, человек простой, простодушный, могу и поверить, что главное для новоявленного Махараши — секс. Но уж очень расчётливое прошлое у этого сексоборца!

— Ребята говорили, что отдавали ему деньги, взятые у родителей. А Варанкин тоже узнал, что там, в Крыму, все члены группы подрабатывают, как могут.

— Но это всё мелочи, — поморщился Викентий. — А мне вот подумалось: не показывает ли Ефим Семёнович сеансы «раскрепощения духа и тела» богатым людям за большие деньги? Тайком? А, Миша? Он ведь у нас массовик-затейник, организатор массовых зрелищ!

— Вот так-так! — Лоскутов остановился. — Гениальная идея!

— Думаю, не мне первому она пришли в голову. А какие деньги можно взять, представляешь?

— У меня дочка ходит в детский садик, — стал раздумывать Лоскутов. — Если они в Феодосии живут в таком же стандартном здании, то там зал имеет не одну дверь, но и выход на кухню. Есть где устроить тайный зрительный зал.

— Вообщем, — подвёл итог Кандауров, — позвони Варанкину, подскажи идею. Пусть проверят.

Помолчали и, дойдя почти до конца улицы, повернули. Викентий глянул на часы. Похоже, это их последняя ходка. Но разочарования он не испытывал. Понимал, — дело стронулось. И трудно ожидать второй удачи в один день. Хотя, всё же, надеялся, сам не зная на что.

— Ну а девушка Света? Расспросили её?

— Да, Варанкин сам с ней говорил и ещё с двумя ребятами из той группы. Все говорят одинаково: Тимофей Романов уехал в Симферополь в тот день вместе с ними. Поезд отходил в девять вечера, они собрались на вокзале ещё раньше.

Кандауров и без того Тимофею поверил, но официально проверить показания был обязан. Он удовлетворённо кивнул головой. И в этот момент увидел… Совсем близко, шагах в пятидесяти, пересекая жёлтое пятно света, дорогу перебежал крупный вислоухий пёс. Он вынырнул из переулка, прошёл длинными прыжками к ближнему дому и скрылся в подъезде. Скрипнула дверь…

Мужчины мгновенно глянули друг на друга. Во взгляде Кандаурова ясно читался вопрос: «Тебе знаком этот пёс?» растерянные глаза Лоскутова были красноречивы: «первый раз вижу!» И тут же, не сговариваясь, они побежали к подъезду. На ходу Михаил успел крикнуть:

— Товарищ майор, я этот подъезд самолично проверял! Не было там собачника!

Дверь закачалась на петлях, нещадно скрипя, а они уже грохотали по ступенькам.

— Гражданин! Гражданин с собакой! Подождите!

С третьего этажа им навстречу метнулся пёс, заливаясь лаем.

— Грант! — Мужчина на лестничной площадке похлопал по ноге. — На место!

Сеттер с блестящей, густого медного цвета шерстью, тут же послушался. Хозяин ухватил его за ошейник, но смотрел настороженно.

— Вы меня? В чём дело?

Кандауров протянул ему своё удостоверение. Тот взял в руки книжечку, посмотрел, пожал плечами.

— Вы здесь живёте?

— Здесь живёт мой отец, в 21-й квартире, — ответил мужчина. — Мы же с Грантом его навещаем.

Лоскутов оживлённо подтвердил:

— Помню я этого старика. Живёт один, ходит плохо.

— А как часто вы приходите к отцу? Есть какая-то система?

— Обычно он звонит и просит, если что-то надо. Мы приезжаем. Вот, как сегодня. Почти всегда остаёмся ночевать. Но как правило — в субботу и воскресенье… Может, зайдём в квартиру?

Мужчина выглядел встревоженным. Оно и понятно: поздно вечером, в подъезде, остановили, задают непонятно зачем вопросы… Но доверие всё же проявил. Кандауров улыбнулся, покачал головой.

— Не будем беспокоить вашего отца. У нас вопрос не сложный. Навещали ли вы отца восьмого сентября, в субботу?

Мужчина отпустил ошейник, но пёс оставался спокойным, сидел, поглядывая на всех умными глазами. Спокойный тон разговора видимо внушал ему доверие. Его хозяин потёр ладонью лоб:

— Но это было почти месяц назад…

— Это была вторая суббота сентября, — подсказал Кандауров.

И его собеседник встрепенулся:

— Да, вы знаете, помню! Был у отца, как обычно был!

— Ночевали?

— Да, уехал только в воскресенье днём.

— Вечером в субботу собаку гулять выводили?

— Как всегда!

Кандауров с Лоскутовым вновь переглянулись. Майор спросил осторожно:

— Обычно в какое время выходите? Как сегодня?

— Нет. — Мужчина чувствовал себя уже спокойно и в глазах его всё больше разгоралось любопытство. — Сегодня мы запоздали почти на час, фильм хороший был.

— Значит, если я вас правильно понял, — продолжал расспрашивать Кандауров, — выходите часов в десять?

— Да, Грант уже привык, к этому времени сам в дверь скребётся.

— Вы всегда его ожидаете?

— Всегда. — Мужчина решил закурить, достал пачку, предложил собеседникам. Майор взял, капитан отказался. Он был весь как натянутая струна, понимал, что пришла удача. Кандауров наоборот, в такой ситуации становился раскованным, улыбчивым, голос звучал задушевно и мягко. Он прикурил от протянутой зажигалки, подал взглядом знак, что слушает.

— Всегда, — повторил хозяин пса. — Он у меня недолго гуляет, минут пятнадцать. Убегает куда-то, возвращается весёлый, довольный. Я подозреваю, что в это же время где-то неподалёку выгуливают сучку! — Он засмеялся, потрепал собаку по голове. — А, дружок?

Но Кандауров не дав свернуть разговору.

— Вы уверены, что именно в ту субботу, которой мы интересуемся, вы были здесь и гуляли с псом в десять-начало одиннадцатого?

— Не сомневайтесь! — мужчина словно почувствовал серьёзность происходящего. — У меня в конце августа был отпуск, я на пару недель уезжал, к деду прибегал мой сын. А как раз во вторую неделю сентября я вернулся и в субботу — сразу сюда. Как всегда с Грантом. И гулять выходили.

— А теперь, — сказал Кандауров, — я задам вам главный вопрос. Мы ищем свидетеля по одному важному делу. Возможно, в тот вечер и в то время на этой улице кое-что произошло. И, похоже, вы единственный, кто это мог видеть. Вспомните, не привлекло ли что-нибудь вашего внимания?

— Машина и женщина. — Мужчина уверенно перевёл взгляд с одного на другого. — Они вас интересуют?

… Владелец собаки, которого звали Герасимов Олег Васильевич, на следующее утро, хотя было воскресенье, пришёл в управление. И в кабинете Кандаурова ещё раз повторил свой рассказ, старательно вспоминая подробности. В ту сентябрьскую субботу было ветрено, и он, отпустив Гранта и походив немного по тротуару, закурил и зашёл в подъезд. Но стоял у приоткрытой двери, чтобы видеть улицу. И увидел. Сначала одинокую женщину в брюках, ветровке и сумочкой на плече, а потом — машину, подъехавшую и затормозившую. Эта машина сразу не понравилась ему: словно призрак, она возникла из пустоты, ехала бесшумно и медленно. Он даже загасил сигарету и напрягся. Но человек не вышел из машины, а приоткрыл дверцу и окликнул женщину. И она не испугалась. Герасимов был убеждён, что подъехавший был ей знаком. Почему возникло такое ощущение? Бог его знает! Но… да, да — тот, из машины, окликнул её по имени. Нет, Олег Васильевич точно не расслышал, но это явно было имя — Марина, Раиса… Что-то такое с буквой «р». Ведь они стояли почти рядом с подъездом, чуть не доходя, и вокруг было тихо. Говорили, правда, тоже тихо, особенно мужчина.