Сахарские новеллы - Сань-мао

отпрянул.

– Мало тебе, что ты сама себя стрижешь?

– Думаешь, деревенский цирюльник справится лучше меня? Перестань артачиться! Давай же, иди сюда!

Хосе схватил ключи и выбежал за дверь. Я бросила нож и погналась за ним.

Спустя пять минут мы уже сидели в грязной и душной парикмахерской и втроем – я, Хосе и цирюльник – яростно спорили о том, как его следует постричь. Уступать никто не хотел. Раздосадованный цирюльник глядел на меня волком.

– Сань-мао, подожди снаружи, ладно? – не выдержал Хосе.

– Дай мне денег, и я уйду. – Я выудила у него из кармана голубую банкноту и выбежала из парикмахерской.

Улица позади парикмахерской вела к окраине поселка. По обеим ее сторонам валялся мусор, над ним роились мухи. Целое стадо тощих коз бродило вокруг в поисках съестного. Раньше в этом месте мне бывать не приходилось.

По дороге мне попался домик-развалюха без окон, с заросшим сухими колючками входом. Обуреваемая любопытством, я остановилась, чтобы хорошенько его разглядеть. На двери висела табличка с надписью: «Источник».

Надо же, как странно. Источник – в этом домишке посреди мусорных куч? Деревянная дверь была приоткрыта, и я просунула в нее голову.

После яркого солнца снаружи я ничего не смогла разглядеть в темноте. Вдруг раздался чей-то испуганный возглас: «А! А!» – и перекрикивания на арабском языке.

Я отбежала на несколько шагов, ничего не понимая. Что там, внутри происходит? Почему я их так напугала?

Тут из домика выбежал мужчина средних лет в длинном сахравийском балахоне. Увидев, что я еще здесь, он бросился ко мне с грозной миной и сердито закричал по-испански:

– Что ты вытворяешь? Зачем подглядываешь, как люди моются?

– Моются? – изумилась я.

– Бесстыжая женщина, прочь отсюда! Кыш! Кыш! – он замахал на меня руками, словно курицу отгонял.

– Да будет вам! Погодите! – воскликнула я в ответ. – Скажите, что там, внутри? – я опять шагнула в сторону дома.

– Моются там! Мо-ют-ся. Хватит подсматривать! – снова заладил он.

– Здесь можно помыться? – не отставала я.

– Да! Говорю же тебе! – все больше раздражался он.

– А как? Как у вас моются? – обрадовалась я, впервые услышав, что сахрави, оказывается, тоже моются, и мне захотелось выведать все до последнего.

– Приходи и узнаешь, – ответил он.

– Мне тоже можно помыться? – изумилась я нежданной милости.

– Женское время – с восьми утра до полудня. Сорок песет.

– Премного благодарна! Завтра же и приду.

И я побежала обратно в парикмахерскую рассказать Хосе о своем открытии.

На следующее утро я взяла полотенце и, пробираясь через залежи козьего помета, отправилась к «Источнику». Вонь по дороге стояла такая, что в животе все переворачивалось.

Толкнув дверь, я вошла внутрь. Там сидела женщина средних лет, хитроватая и свирепая на вид. Наверно, жена хозяина.

– Мыться будете? Деньги вперед.

Я отдала ей сорок песет и огляделась вокруг. В помещении не было ничего, только валялись какие-то ржавые ведра. Света тоже почти не было. Вошла голая женщина, взяла ведро и снова ушла.

– А как тут моются? – я, как деревенская дурочка, глазела по сторонам.

– Пойдем со мной.

Хозяйка повела меня во внутреннее помещение. Оно оказалось совсем крошечным, размером в три-четыре циновки. На протянутой под потолком проволоке висело белье, юбки и верхнее платье той женщины. В нос ударил странный, тяжелый запах. Я задержала дыхание.

– Сюда. Раздевайся, – скомандовала хозяйка.

Не говоря ни слова, я начала снимать одежду, пока не осталась в предусмотрительно надетом дома купальнике-бикини. Одежду я повесила на проволоку.

– Раздевайся! – вновь повторила хозяйка.

– Я уже разделась, – недоуменно проговорила я.

– Ты собираешься мыться в этих штуках? – спросила она и с силой дернула сначала за верх моего бикини в цветочек, а затем и за плавки.

– Я сама разберусь, как мне мыться! – огрызнулась я, оттолкнув ее руку.

– Ладно, иди за ведрами.

Я послушно принесла два пустых ведра.

– А теперь иди в купальню. – Хозяйка открыла следующую дверь и повела меня сквозь череду комнат, прилегавших одна к другой, как слепленные буханки только что испеченного хлеба.

Наконец мы пришли к источнику. Впервые увидев родник, чудом пробившийся из-под земли в пустыне, я была донельзя растрогана. Он и вправду находился внутри комнаты.

Это был глубокий колодец. Вокруг него сновала стайка женщин. Весело смеясь, они набирали воду; живая и трогательная сцена. Я же со своими двумя ведрами смотрела на них дурища дурищей. Увидев меня в купальнике, женщины застыли от изумления, и мы, улыбаясь, уставились друг на друга. По-испански они почти не понимали.

Одна из женщин подошла ко мне, помогла набрать воды и сказала приветливо:

– Вот так, вот так…

После чего вылила все ведро мне на голову. Пока я пыталась отереть ладонями лицо, на меня обрушилось еще одно ведро. Я отскочила в угол, лепеча:

– Спасибо, спасибо! – Прибегать к их помощи я больше не решалась.

– Замерзла? – спросила меня другая женщина.

Я кивнула. Было ужасно неловко.

– Тогда заходи в парилку. – Они открыли следующую дверь… сколько же «буханок» здесь было?

Меня отвели в соседнюю комнату. В лицо ударила горячая волна. Вокруг стоял густой пар, сквозь который ничего не было видно. Несколько секунд я пыталась разглядеть, где тут стены, затем, вытянув руку, сделала пару шагов и, кажется, на кого-то наступила. Присмотревшись, я увидела, что в крошечной комнатке на полу в несколько рядов сидят женщины, а у стены напротив в большом котле бурлит горячая вода – оттуда и поднимается пар. Прямо как в турецкой бане.

Кто-то открыл дверь. Через несколько минут воздух охладился, и я наконец смогла хорошенько все разглядеть.

Рядом с каждой женщиной стояло по паре ведер с холодной водой из колодца. В комнате было до того жарко, что пар шел даже от пола, такого горячего, что стоять на нем было невозможно и я поднимала то одну, то другую ногу, чтобы не обжечься. Не представляю, каково было женщинам, сидевшим на полу.

– Иди сюда, садись! – голая женщина, сидевшая в углу комнаты, подвинулась и освободила мне место.

– Спасибо большое, я постою.

Даже если бы не было так горячо, я все равно не отважилась бы усесться на залитый грязной жижей пол.

Я заметила, что в руках у каждой женщины был плоский камень, который они окунали в воду, а затем скребли им по телу. Каждый скребок оставлял на коже темную полоску грязи. Мылом они не пользовались, да и воды расходовали немного. Сначала они соскребали с себя грязь, затем смывали ее водой.

– Четыре года! Четыре года я не мылась. Живу далеко в пустыне, в хайме, – весело сказала мне одна из женщин.