Современный швейцарский детектив - Фридрих Глаузер

Но, может, он совершал ошибку, приписывая доктору Ладунеру — врачу по душевным болезням — подобные мысли…

Казино осталось слева, они повернули к тому углу, где «Т» смыкалось с «П». Солнце еще стояло высоко и отражалось в окнах, они, как крошечные прожектора, били в глаза и слепили.

Штудер округлил немного спину и взглянул, наклонив голову вбок, на окно, расположенное над гостевой комнатой, из которого, по утверждению Шюля, инвалида войны, выскакивал и тут же исчезал Матто, туда–сюда… Конечно, это суеверие, факт…

Еще сегодня утром Штудер бы посмеялся, если бы ему кто сказал, что он будет бояться Матто. Ну а после того, что он обнаружил в котельной?.. Это существенно меняло ситуацию…

Через дверь они вошли в полуподвал. Коридор, длинный и гулкий, со сводчатым потолком, пол цементный. Дверь выкрашена грязно–желтой масляной краской.

— Дайте мне вашу отмычку, Штудер! — приказал доктор Ладунер. Он вставил ключ в отверстие, нажал на ручку двери, рванул ее, вошел… Его шаги и движения были такими же быстрыми и точными, как утром. Он стал спускаться по железной лестнице вниз. На пятой ступеньке, считая снизу, он остановился. Проход загораживали ноги покойного. Тогда Ладунер оперся правой рукой о ступеньку на уровне своего плеча, приподнялся с легкостью на мыски, спрыгнул вниз и приземлился на согнутых в коленях ногах. Выпрямился, высокий, широкоплечий, весь в белом среди пыльного серого полумрака. Штудер остался стоять наверху, на приступочке, и следил за каждым движением этого изящного мужчины. Он смотрел и на труп тоже и думал, что ему никогда не удастся передать в своем рапорте того впечатления, которое производил мертвый директор…

Старый человек лежал на спине, потому что упал задом вниз, ноги его торчали кверху, покоились на ступеньках крутой железной лестницы. Штанины брюк сползли до середины ноги. Серые шерстяные носки, матерчатые кальсоны, белые их завязки обхватывали носки, чтоб те не сползали.

Элегантных резинок он не носил, старый директор Борстли, так любивший погулять с молоденькими сиделками. Лицо покрыто пылевидным слоем рыжеватой золы, веки полуоткрыты, глаза закатились.

Доктор Ладунер стоял перед трупом, упершись руками в бока, чуть выше серого кожаного пояса. Потом наклонился, протянул руку и очень осторожно приподнял пальцами веко покойного.

— Ко–нечно, — сказал он тихо. — Он мертв. Будете фотографировать?

Он говорил с шипящим свистом, по–видимому оттого, что звуки с трудом пробивались сквозь с силой стиснутые зубы. Он выпрямился и посмотрел наверх.

— Нет, — ответил Штудер. — Я думаю, нет надобности. Если… — Он на минуту запнулся. — Если… действительно кто господина директора…

— …прибил насмерть, — закончил за него Ладунер, — то это произошло там, где вы сейчас стоите. В таком случае действительно нет надобности фиксировать положение трупа.

Нарочитая деловитость! Штудер невольно покачал слегка головой. В конце концов доктор Ладунер проработал со старым директором не один год, и в его устах слова «фиксировать положение трупа» звучали по меньшей мере странно… Что–то в докторе Ладунере раздражало вахмистра, но, если бы его попросили объяснить, что именно, он бы затруднился ответить.

От врача исходил импульс раздражения… Ладунер и отталкивал, и притягивал вахмистра… Так зачастую действуют на других люди, прячущиеся под маской. И вызываемое ими ощущение двоякого свойства — они и отталкивают, и притягивают, — хочется сорвать с них маску и посмотреть, как выглядит настоящее лицо, скрытое под ней. Маска Ладунера — его улыбка. Как сделать так, чтоб заглянуть под нее?.. Прежде всего, на это требуется время, терпение тоже… Ну что ж, вахмистр Штудер мог бы при желании представить доказательства, что обладает терпением, чему–чему, а этому он выучился.

Ладунер снял ноги покойного с лестницы. Он проделал это очень осторожно, мягко, и Штудеру это понравилось. Наконец–то директор лежал прямо, вытянувшись во весь рост на пыльном каменном полу. Ладунер поднял темную накидку директора, валявшуюся скомканной рядом с трупом, скатал ее и сунул под голову покойного. Словно в подтверждение своей догадки, он кивнул, пока какое–то мгновение держал на весу его голову на руке. Потом он еще что–то поднял с пола — старые очки с выпуклыми стеклами в металлической оправе. И доктор Ладунер протянул их вахмистру, тому пришлось встать на колени, чтобы дотянуться до них. При этом на губах у доктора играла улыбка, вовсе не похожая на его визитную маску, напротив, она была мягкой и несколько грустной… Так улыбаются, когда смотрят на вещи из далекого прошлого, сильно тоскуя по нему и твердо веря: оно было другим и гораздо лучше, чем наше время.

…Опять двор, залитый солнцем, опять выпучившиеся, слепящие ярким светом окна, словно глазищи чудовищ из кошмарных сновидений, и ступени, и вестибюль главного здания… Белые брюки доктора Ладунера запачкались, на левом плече рубашки пятно сажи…

— В карманах пусто? — спросил доктор. — Вы наверняка осмотрели их, Штудер.

— Пусто, — ответил тот.

— Так–так… пусто… странно…

Молчание.

Потом:

— Блуменштайн произведет вскрытие. Глупо привлекать судебного врача.

Штудер пожал плечами. Ему, собственно, все равно. Блуменштайн? Кто же из них Блуменштайн? Больше всего ему хотелось сейчас вытащить свой блокнотик и заглянуть в него, тут в больнице на него свалилось столько имен… Блуменштайн?.. Не тот ли это долговязый врач, который, как аист, стоял сегодня утром на одной ноге в отделении «Н»? Свояк директора? Четвертый ординатор?.. Почему вскрытие должен производить именно он?

Они стояли перед дверью в ординаторскую, внутри раздался оглушительный хлопок. За ним многоголосый смех… Штудер уже начал постигать индивидуальные особенности доктора Ладунера — тот коршуном кинулся на ручку, рванул дверь на себя.

У окна стоял ассистент — «француз», снова поднявший в этот момент папку, чтобы еще раз со всей силой трахнуть ею по маленькому столику для пишущей машинки, за которым сидела с красным перепуганным лицом маленькая ассистентка с берегов Балтики, получившая сегодня утром выволочку из–за совершившего покушение на федерального советника Шмокера.

— Нёвиль! Оставьте свои детские шутки! — строго крикнул доктор Ладунер.

Доктор Блуменштайн сидел совсем близко у двери, положив ноги на письменный стол. Он сидел, удобно откинувшись назад, и курил папиросу. Очень он был похож на огромного сосунка.

На подставочке посреди стола стоял телефон. Доктор Ладунер снял трубку, набрал номер, подождал. В тишине отчетливо был слышен щелчок, когда на другом конце сняли трубку.

— Ладунер! Да! Доктор Ладунер. Позовите Юцелера к телефону…

Всеобщее ожидание при полном молчании. Доктор Блуменштайн не решался даже снять ноги с крышки стола. Только когда Ладунер выудил левой рукой пачку сигарет из кармана брюк и сделал требовательный жест, доктор Блуменштайн убрал свои длинные ноги под стол и протянул доктору Ладунеру зажженную спичку.

— Да! — сказал Ладунер в трубку. — Это вы, Юцелер? Возьмите с собой Гильгена и Блазера. Возьмите также носилки. Пойдите в котельную, что в «П». Там вы найдете директора… Что?.. Да, он мертв… Накройте хорошенько. Да?.. Это не поможет, через четверть часа все равно вся больница будет знать. И отнесите его в «М»… Доктор Блуменштайн произведет вскрытие. Вы будете помогать ему, Юцелер… Да, кстати, пусть Вайраух придет в кабинет директора… Да, это все. — Ладунер положил трубку на рычаг и сказал, обращаясь к Штудеру: — «М» — тоже отделение… В алфавите за этой буквой следуют другие, но у нас «М» — последний приют… Морг. Легко запомнить, по начальной букве…

После некоторой паузы, под общее молчание, он соскользнул со стола.

— Блуменштайн, вы установите причину смерти. Протокол принесете мне… Несчастный случай… Наш директор упал с лестницы в котельной…

Он замолчал. Окна были открыты. Где–то на воле играли в крокет, все время раздавался звук, будто кто–то, замечтавшись, рассеянно ударял деревянным молоточком в одном и том же месте по ксилофону, где низкий ряд. А потом заиграл аккордеон… Листва кустарника под окном была в тени такой темной, что казалась почти черной.

— Дитя мое, — сказал Ладунер маленькой ассистентке у окна, которая все еще с глупым и испуганным выражением лица трогала пальцами клавиши пишущей машинки. — Найдите мне, пожалуйста, историю болезни Питерлена. И сделайте описание его примет. Все документы отнесите ко мне на квартиру. Сегодня вечером, Штудер, мы поговорим о Питерлене. — Он помолчал. И потом добавил: — О Питерлене Пьере, показательном больном…

Доктор медицины Эрнст Ладунер, главный врач психиатрической больницы в Рандлингене, подошел к стенному шкафу, надел поверх теннисного костюма белый халат и, задумчиво постукивая по ладони стетоскопом, твердо произнес: