Заклятые любовники - Марина Эльденберт

Знаю ли я? Не найдется ни одной женщины в Лигенбурге, которая хотя бы однажды не замирала у витрины, разглядывая обработанные по последним технологиям камни в изящных кольцах, серьгах, браслетах или колье из платины, золота и серебра. Невероятно дорогие украшения сказочной красоты. Каждое изделие было уникально, ювелир «Арджери» никогда не повторялся. Все камни привозили из Загорья, таких у нас не добывают, обработка проводилась там же — не ручная, фабричная! Магазин появился пару лет назад, и с тех пор пользовался небывалой популярностью, а суммы, которые кавалеры оставляли в нем, чтобы порадовать дам, были просто баснословными.

— Словом, магазин принадлежит мне и моему другу, — Рин помялся и закончил, — Жерар ювелир, а я веду дела. Подумал, что когда все закончится… когда ты избавишься от этого заклятия, мы могли бы с тобой пожениться и даже открыть свой театр, если ты захочешь продолжать выступать.

— О, — только и сказала я. Хорошо хоть рядом была скамейка, на нее я и присела, нисколько не заботясь о том, что могу замочить платье — испарина тумана покрывала в парке все и вся.

Рин стащил шляпу и принялся ее теребить, а я смотрела на него и не могла поверить в то, что услышала. Он — совладелец «Колье Арджери»?! Невероятно! Вот тебе и бесхитростный мальчик. Мальчик, который снимает квартиру в доме на окраине: я там не была, но неоднократно слышала о том, как в ней тесно, и что он изредка полирует макушкой потолок. К тому же мне, кажется, сделали предложение. Что здесь особенного? Да просто актрисы… редко выходят замуж.

— И? — он подошел рядом и опустился на корточки, заглядывая мне в глаза. Арк набегался и плюхнулся рядом, вывалив язык и часто дыша. Теперь на меня вопросительно смотрели уже двое.

Можно было бы закатить глаза и хлопнуться в обморок, ну то есть вроде как хлопнуться в обморок, но смелость Рина заслуживала честного ответа.

— Рин, ты же знаешь, что я…

— Забудь об этом, — он сжал мои руки, и кисть обожгло болью. Вот интересно — змея жалит только когда хочешь изменить, или в принципе, когда рядом объявляется симпатичный кавалер и просто шепчет тебе на ушко непристойности? — Я все знаю, и я смогу с этим справиться. Если от этого зависит твоя жизнь… Я готов тебя ждать, сколько потребуется.

— Ты думаешь, что сможешь это принять… — сдавленно прошептала я. Угораздило же — оказаться между двух мужчин, да еще и в такой пикантной ситуации! Рин и Винсент разные, как небо и земля, первый — внимательный, нежный, второй… демон пойми что и сбоку галстук — бабочка.

— Не думаю. Знаю.

Он потянулся к моим губам, но я отпрянула. Не потому что испугалась, а потому что понимала: сейчас вручить ему надежду — слишком жестоко.

— Если ты готов ждать, — помедлив, произнесла я, — я найду тебя, когда все закончится.

Рин снова нахмурился, а потом поцеловал мои пальцы, поднялся и подал мне руку.

Назад мы возвращались в молчании, но, как ни странно, я не чувствовала ни малейшей неловкости. Словно так и должно быть — тишина, наше дыхание и топот Арка — то за нашими спинами, то впереди — когда он видел стаю сизарей и бросался к ней со всех лап.

Рин проводил меня до двери, и я не стала возражать. Вот только стоило нам разомкнуть руки, а мне перешагнуть порог дома, как ярость, задремавшая было, снова поднялась. Я швырнула накидку прямо на кушетку, туда же полетели перчатки и шляпка.

— Гилл! — мой высокий голос разорвал тишину этого мрачного логова и вторил ему звон колокольчика. — Гилл!!!

Он появился — не сразу, но появился: надменно взглянул на меня и замер.

— Вы что‑то хотели, леди Луиза?

Я была близка к тому, чтобы запустить в него пепельницей, которые в доме были повсюду: де Мортен не стеснялся курить сигары там, где ему нравится, поэтому на всякий случай спрятала руки за спиной.

— О да. Почему вы не передали мне письмо от мистера Арджи?! — я шагнула к нему, и дворецкий попятился — видно, все еще помнил зонтик.

— Потому что он приносит всю почту мне, — обманчиво спокойный голос Винсента заставил сжать кулаки. Де Мортен спускался по лестнице, небрежно — равнодушный, как Загорье, славящееся невмешательством во время войн. Ну почему, почему рядом с ним меня наизнанку выворачивает от гнева?!

Я глубоко вздохнула и повернулась к нему.

— В таком случае вопрос уже к вам.

— Ваша безопасность — моя забота, а вы всячески ей пренебрегаете. И кто же рассказал вам о письме?

Де Мортен остановился рядом со мной, сложил руки на груди, привычно обжег взглядом — раскаленным, словно угли в жаровне. В позе скука, но он умел раздавить одним движением и заставить ползать на коленях, не меняясь в лице. Да только не на ту напал!

— Моя безопасность?! — я скрестила руки на груди и вздернула подбородок. — Если бы заклятие не имело к вам никакого отношения, меня бы уже не было. А про письмо мне сообщил тот, кто его написал.

Винсент прищурился, шагнул еще ближе, за его широкими плечами я уже не могла рассмотреть куда делся дворецкий. Пришлось задрать голову, чтобы смотреть в глаза де Мортену.

— Вы так стремитесь вновь попасть в мою постель, что готовы даже встречаться с любовником, — уголок рта презрительно дернулся. От вкрадчивых интонаций волоски на руках встали дыбом, по спине побежали мурашки. А еще на него напала болтливость: обычно Винсент выдавал фразы покороче. — И как же он относится к тому, что вы развлекаетесь с другим?

— В отличие от вас, не тыкает меня носом в заклятие, — я затолкала поглубже позорное желание пустить слезу в духе благородных девиц. Не представляю, что на меня нашло. — Впрочем, вы и так все знаете — ведь почту Гилл приносит именно вам.

Оставаться рядом с ним не было никаких сил, но и бежать было некуда. Стоит ему ко мне прикоснуться — и я пойду за ним на край света. Да что там прикоснуться. Он просто стоит рядом, а я готова сдирать с себя одежду и вопить: «Винсент, я вся ваша!» — только чтобы чувствовать его жесткие ласки — снова и снова, до изнеможения, до сорванного криками голоса. Сказать бы, что я схожу с ума в этих четырех стенах, что у меня скоро боязнь замкнутых помещений разовьется, а на улице я буду шарахаться от людей, потому что их почти не вижу. О том, как меня зацепило его показное равнодушие, потому что все, чего я хотела — простого приветствия, только не как собаке или служанке, и может, самую чуточку, вопроса о том, как я себя чувствую. Вот только ему наплевать на меня еще больше, чем мне на него. Здорово же придется постараться, чтобы уравнять себя с ним хотя бы в этом.

— Не драматизируйте, — бросил де Мортен, — мы не на сцене.