Это все, что я знаю... (СИ) - Левин Захар Сергеевич

— Давид, есть одна странность, я уверен ты разберешься. Уже второй день нам звонит какая-то женщина и слёзно уговаривает помочь ей найти сына, который третьи сутки не появлялся дома. Его телефон недоступен. Она через фразу повторяет фамилию нашего главного прокурора, мол, якобы их сын дружил с дочерью Калагереева. А его жена, как нам известно, непонятным образом, оставила вчера лужу крови на вокзале. Разберись, вот адрес.

Давид, молча, взял листок и прочитал адрес. Также, не произнося ни слова, кивнул головой и положил его в карман.

— Что с его женой? Есть хоть какие-то зацепки?

— Пока нет, работаем.

Начальник по своей привычке громко хлопнул дверью и оставил напарников наедине.

— Первым делом навестим родителей пропавшего, а после получим разрешение на обыск. Сдается мне, какую-то кашу заварил наш прокурор. Я зайду в архив, а ты жди меня внизу. — Скомандовал Давид и покинул кабинет.

Следующий час они провели в доме Прокудиных. Давид сидел в кресле, Степан расхаживал по дому, Вероника с бледным лицом сидела на диване по правую сторону от Давида. Помощник, осматривая дом в поисках чего-либо подозрительного, набрел на детскую комнату, где сидел Федя. Он с улыбкой подмигнул мальчишке и не стал отвлекать его от детских занятий. В зале состоялся следующий диалог:

— Вы знаете, Михаил очень послушный мальчик. Да, он подросток, да, он пропадал, бывало до утра, но чтоб надвое суток, отключив телефон, такого не было никогда.

— И вы полагаете, что в его пропаже замешана дочь главного прокурора?

— Они долгое время дружили, всегда гуляли вдвоем, я не знаю о чем думать уже. Этот судебный процесс, вы знаете? — Пуская слезу, бормотала Вероника.

— Да, мне известно, мы уже навестили прокурора, он никаких подозрений не вызывает. Он не отрицает существование некоторых семейных проблем, которые привели к уходу его жены.

— Еще бы он отрицал, уже полгорода знает об этом. — Лепетала Вероника

— Я сегодня же получу документ, который позволит мне провести обыск в их общей квартире. Так же нам стало известно, что Оксана держит салон красоты, и туда мы тоже нанесем визит. Обязательно найдется какая-нибудь зацепка.

— Позвоните мне обязательно как что-нибудь выясните. — Вытирая слезы, пробормотала Вероника.

Помощник зашел в зал и обменялся взглядом с Давидом, в котором читалось что-то вроде «Никаких подозрений, можно уходить». Служители закона проследовали к выходу, на прощание Давид попросил Веронику сохранять спокойствие и заверил ее, в благополучном исходе всего дела.

Давид и Степан направились за разрешением на обыск, по пути Давиду позвонила его супруга. Она была на встрече с издателем, которая прошла успешно. Документ с указанием крупной суммы, являвшейся авансом за права издавать её новую книгу, был подписан и передан бухгалтеру. Сияя улыбкой, Мария позвонила мужу поделиться радостным известием.

— Представляешь? Это втрое больше, чем мне заплатили в прошлый раз! — Удивленно восхищалась она.

— Я рад за тебя дорогая, но, кажется, оценить твои труды не возможно. И этой суммы мало.

— Я буду дома часам к пяти, ты не забыл какой сегодня день?

Давид закатил глаза.

— Нет, конечно, нет, дорогая. Я, правда, не знаю, во сколько освобожусь, тут дело такое запутанное.

— Ты как всегда, может хотя бы на один вечер эти дела подождут.

— Я постараюсь как можно раньше. И я тебя люблю. — Давид положил телефон на панель приборов и обернулся к напарнику.

— Ничего не поделаешь, круглая дата, сегодня освободимся пораньше. — Проговорил он и слегка улыбнулся одним уголком рта.

Несмотря на то, что у Романа Захаровича не было никаких поводов торопиться домой, он покинул прокуратуру в этот же час, когда Давид получал разрешение на обыск. На входе его снова окружили репортеры. Роману каждый раз льстил столь повышенный интерес прессы к его личности, но к такому вопросу он не был готов.

— Роман Захарович, это правда, что вчера на перроне вокзала была найдена лужа крови, которая принадлежала вашей жене? — Налетела на Романа одна из журналисток с микрофоном в руке, за ее спиной следовал оператор.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Следствие подтверждает этот факт. — Отвечал Роман.

— Вам известно, где сейчас находится ваша супруга?

— Нет, этим занимаются правоохранительные органы, а сейчас прошу меня извинить. — Он прорвался через толпу репортеров и сел в такси.

Этот короткий видеоролик попал в новостные сюжеты одного из главных каналов города S спустя пару часов. Лилия натирала бокал, стоя за барной стойкой, когда на экране телевизора она увидела до боли знакомую личность. Лицо ее приняло строгое выражение, она с громким стуком поставила бокал на стойку и удалилась в подсобное помещение. На ее короткое сообщение о необходимости встречи сегодня вечером Роман ответил согласием. На том их переписка закончилась. Навсегда.

В доме Виктории, семейного психолога, царило веселье. Две женщины за бокалом вина примеряли весь имеющийся гардероб и звонко смеялись. Раз за разом они обменивались поцелуями и лестными выражениями в адрес друг друга. Телевизор, фоном вещавший различные программы, привлек к себе внимание Оксаны. От него прозвучал до боли знакомый ей голос, и она уставилась в экран.

— Ты только посмотри на него, невозмутимый как всегда. — С озлобленным видом произнесла Оксана.

Виктория ревниво поторопилась переключить канал.

— Может, хватит уже о нем?

— Нам нужно провернуть кое-какое дело. Криминальное. — Засмеялась Оксана.

— Хочешь, чтоб он и тебя посадил?

— Нет, мне нужно выкрасть кота. Моего. Ты же не против кошки в доме?

— Нет, я всегда хотела завести себе.

— Но это же не будет считаться грабежом, ведь у меня есть ключ. Хотя, впрочем, не важно, обратно по пути возьмем еще вина.

Женщины продолжили своё увлекательное занятие, и дом снова наполнился громким девчачьим смехом. Остаток белого грузинского вина был разлит по бокалам. Кружевное белье разбрасывалось по всему белому лохматому ковру. Художника вдохновляют женские изгибы, поэта бескрайняя душа, романиста образ и характер; все трое нашли бы в этой картине каждый свое. Их нагие тела было сложно разглядеть из-за яркого света, проникавшего в окно. Каждый творец дополнит недостающие детали картины своей фантазией, никакое даже слишком смелое решение не опошлило бы этой картины до низменных инстинктов.

Вино раскрепощает, придавая немного красноты коже лица, ликер притупляет мыслительный процесс, превращая распитие в некую медитацию. Водка же больше приносит пользы в медицине, нежели на столе. Виски напиток богатых, бутылка такого аперитива обычно красуется на полках людей не ниже средней руки. Шампанское напиток игривых женщин, оно превращается в отличную снасть в руках опытного охотника. Рюмка коньяка прекрасно сочетается с военной формой, а пиво это лакомство портовых грузчиков в 19-ом веке, впрочем, как и по сей день.

Роман Захарович вышел из лифта на своем этаже, держа пальто в руке. Давид в дуэте с верным помощником уже дожидались его у двери квартиры. Все трое обменялись холодным взглядом, звон дверного замка отразился от бетонных стен дома, после чего Давид поднял лист бумаги перед лицом прокурора, на котором красовалась размашистая подпись судьи окованная синей печатью закона. Роман гостеприимно указал напарникам на вход в квартиру. Будучи уже в коридоре они разошлись по разным сторонам. Медленными шагами они расхаживали и внимательно разглядывали фотографии в рамках. Степан взял одну в руки и спросил «Это вы в горах Краснодарского края?». Хозяин дома кивнул головой, а Степан, любуясь фотографией, произнес лишь «Прекрасные там виды». Кот, который не подозревает, какое коварное похищение в эту минуту задумала его хозяйка, сидел на подоконнике. Он никак не отреагировал на присутствие посторонних людей. Давид зашел в комнату Сони. Типичная девчачья комната. Плакаты на стене, множество разноцветных светильников, безобидный бардак на столе и кровати, богатый гардероб из которого только кофты с капюшоном были поношенны куда сильнее, чем платья. Давид выдвинул нижнюю полку стола, под различным барахлом он нашел дневник. Чтение столь личного документа можно считать непростительным нарушением личных границ, но следователя это не волновало. Впрочем, ничего необычного на его страницах он не обнаружил, последней записью было стихотворение, очевидно недописанное.