Открытая дверь - Вера Александровна Колочкова

спокойные оба, завтракают! На лицах довольство друг другом написано! А какое может быть довольство, если… Если одно только притворство кругом! Ведь у отца другая женщина есть, значит, он маму уже не любит! Зачем тогда сидит, завтракает, обманывает ее? И она тоже хороша… Могла бы и догадаться как-то, что муж ей изменяет. И не сидеть как клуша, глупые вопросы про овсяную кашу не задавать. Обидно за нее, ей-богу… Да и не это главное, что обидно… Главное, надо решить – сказать ей или не сказать?

Думала об этом весь день, потому контрольную по физике плохо написала. Ну и фиг с ней, с контрольной… Вопрос надо для себя решить – сказать или не сказать?

Можно, конечно, с Сонькой посоветоваться, но ей сейчас не до того. У Соньки свои проблемы. Опять ей весь день жалуется, как отца жалко, как мать с утра звонила… Чего она ей все время звонит? Если уж предала дочь, так будь последовательной до конца, живи новой жизнью. А она чего захотела! И чтобы новая жизнь у нее была, и чтобы Сонька ее простила, бросила отца одного. Нет уж, не выйдет у нее ничего… Кто виноват, тот и отвечает за все. А Сонькин отец дядя Саша ни в чем не виноват.

Но если так рассуждать… То в их семье папа виноват? И если он тоже захочет новой жизни, если уйдет… Ей надо быть на стороне мамы, а папе объявить полный игнор? Получается, что маме надо сказать. Чтобы она в этой ситуации совсем глупо не выглядела. Получается, что папа обманывает, а мама вокруг него кудахчет курицей, овсянку на завтрак варит… Да, надо сказать! Сегодня же! Вечером, когда она с работы придет. Папа обычно позднее приходит, будет время, чтобы сказать.

Вечером вышла на кухню, села за стол. Мама обернулась от плиты удивленно:

– Ужин еще не готов, Викусь… Если голодная, выпей стакан кефира или яблочко съешь.

– Да я не голодная, мам… Мне просто с тобой поговорить надо.

– Что-то случилось, да? В школе что-то? – быстро села напротив нее мама, глянула с тревогой.

– Да нет… Нормально все в школе. И вообще… Нормально все у меня. А вот у тебя…

– Что у меня? – недоверчиво улыбнулась мама, снова подскакивая к плите, чтобы перевернуть котлеты. – Что ты хочешь сказать, не понимаю!

– Я хочу сказать, что… Что папа тебе изменяет, мам… Сонька его во дворе у своей бабушки много раз видела с какой-то женщиной. Он вместе с ней в подъезд заходил… Я тоже подумала сначала, что Сонька все сочиняет… С другой стороны, зачем ей врать? Да еще про такое… Ну что молчишь, мам? Тебе что, так уж важно, сгорят твои котлеты или нет? Ну что ты молчишь?! Или ты не веришь мне, как я сначала не поверила Соньке?

– Ну почему же? Верю… Я тебе верю, Вика.

Вика окончательно растерялась, услышав спокойный голос матери. Потому что не должна она сейчас быть спокойной, по логике вещей не должна. Может, она так котлетами увлеклась, что до нее просто не дошло ею сказанное?

– Мам… Ты не слышишь меня, что ли? Тебе папа изменяет… Ты что, мам…

Она и сама чуть не заплакала, повторив эти страшные слова, и с трудом сглотнула слезный комок. И стала глядеть в спину матери, которая по-прежнему хлопотала над сковородкой с котлетами.

Но вот обернулась… И Вика снова удивилась, не увидев на ее лице никаких эмоций. Вообще никаких. Одна только легкая досада, что приходится говорить с дочерью на эту щекотливую тему.

Мама села напротив нее за стол, проговорила довольно спокойно:

– Я все знаю, Викусь. Знаю. Да, у папы есть другая женщина, и я…

– Знаешь?! – не дала ей договорить Вика. – Все знаешь и молчишь? Но почему, мам? Я не понимаю, честное слово!

– Ну, как бы тебе это объяснить, доченька… Любовь – это такое чувство… Такое… Очень уж деликатное. К нему надо уважительно относиться, понимаешь? В любом случае – уважительно. Каждый имеет право влюбиться, даже не в праве дело… То есть я хотела сказать, что любовь может настигнуть каждого в любой момент…

– Мам, господи… Ну что ты говоришь такое, а? Это все неправда, что ты говоришь, ты вовсе так не думаешь, не ври сейчас мне!

– Ну что ты… Я совершенно честна перед тобой, доченька.

– Нет, я тебе не верю! Это что же такое получается, а? Ты знаешь, что тебя обманывают, и молчишь? Нагло обманывают у тебя за спиной! И ты соглашаешься все это терпеть, да? Это же неправильно, мам! Это… Это же унижает тебя страшно! И не надо мне тут сказки рассказывать, кто имеет право любить, а кто не имеет! Ведь ты тоже есть, правда? А как же ты в таком случае? Куда тебя девать, а? Можно спокойно об тебя ноги вытереть? Нет, не понимаю я этого! Не понимаю! Это ж как надо себя не уважать…

Она еще что-то говорила, почти срываясь на крик и смахивая злые слезы со щек, и никак не могла остановить поток возмущения. Мама слушала молча, опустив голову. Потом подняла на нее глаза, проговорила тихо:

– Конечно, ты права, доченька. Права в своей юной категоричности, даже спорить с тобой не буду. Но просто поверь мне сейчас… Поверь, что я не могу тебе пока всего этого объяснить… Так надо, понимаешь? Так надо…

– Да что значит – надо? Кому надо, мам? Тебе надо? Папе?

– Не кричи, пожалуйста. Успокойся, прошу тебя. Ну что ты мне предлагаешь, скажи? Выгнать папу? А тебе не жалко его будет? Ты так хочешь, чтобы он ушел, да?

– Я… Я не знаю, мам. Нет, я вовсе не хочу, чтобы он уходил… Я не знаю, не знаю…

– Вот и я не знаю, Викусь. Вернее, я знаю, но… У меня сейчас нет решений… Пусть папа сам решит… Он должен решить сам…

Вика не могла больше вынести этой пытки, подскочила со стула, умчалась в комнату. Бросилась на кровать, зарыдала, обняв руками подушку.

Ирина тоже встала из-за стола и направилась было за дочерью, но остановилась в задумчивости. Конечно, ужасно было жалко Викусю, но… Как ей все объяснишь, в самом-то деле? Ей бы самой кто объяснил, как надо правильно поступить… И без того они с Левой живут уже семнадцать лет и не знают, правильно это все или нет.

Господи, неужели уже семнадцать лет прошло с того памятного разговора, когда он приехал из командировки и они сидели вот