На всю жизнь и после (СИ) - Шаталов Роман

— Да, всё именно так. Если уж он будет серьёзен, так просто от него не уйти и соображать нужно будет быстрее. Ладно, приступай к тренировке.

После ухода Виктора, его слова не давали покоя Борису. Получается, можно умереть не только от рук одержимых, но и от рук собственных сородичей. В этом плане не было особых отличий от мира людей, хотя закон унтов позволял лишить жизни. Немного успокаивало, что это может произойти с ним не скоро и только в честном бою, но что это за честный бой тоже не понятно. Юноша глубоко выдохнул и сказал:

— Что ж будет дальше?

— Не отчаивайтесь, Господин. Вы усердный и умный унт, значит Вы всех победите. Тем более, у Вас очень сильный и знаменитый учитель.

— Чтоб я без тебя делал? — Борис погладил головку змейки безымянным пальцем. — Ладно, за дело!

Он закончил татуировку. Выбрал рисунок небольшой бабочки Адмирал. По его мнению, это был самый логичный выбор: бабочка лёгкая, и поднять её будет проще. Но вот выгнать эмоций логика не поможет. Борис закрыл глаза, расслабил всё тело и протяжно выдохнул. Каменная маска застыла на его лице. Он настраивал себя на полное опустошение, представляя, что внутри него ничего нет и мира вокруг тоже. Просто силуэт человека, обведённый мелом, на поверхности необитаемой тьмы. Он открыл глаза. Ему показалось, что стол, стул, шмат сала, свет, воздух, пыль устремляются к нему.

Борис накрыл тату ладонью, её сразу защекотало жидкое нечто. Он медленно поднял руку, вытягивая этого сжиженного щекотуна. Бабочка стала меньше, из неё тянулись тонкие рваные чёрные жилки, похожие на слегка застывший клей. Он будто вляпался в жвачку. Его сердце тяжело забилось. Жилки, как натянутые резинки, сократились и вернулись в тату, которое приняло свою изначальную форму.

Ещё несколько попыток, но раз за разом получалось одно и тоже. Он открыл дверь, и в неё влетело жужжание из соседнего кабинета. Помощи ждать неоткуда, хотя он предполагал, что Виктор скажет ему стараться больше и всё получится. Только вот как избавиться от таких естественных вещей как чувства и эмоции? Это же, как дыхание: перекрыть путь можно, но удержать надолго, не получится.

— Виктор сказал тренироваться, значит, будем тренироваться. Он же как-то носит лицо кирпичом, значит и у меня получится.

Он добился того, что теперь бабочка полностью выходила из кожи, но приклеивалась к его ладони чёрным блином. Немного позже она растекалась капельками по всей ладони. Верхом эволюции этих капель стал блин на внешней стороне ладони. Пятно немного приподнялось и выгнулось, а потом кляксой стекло обратно на кусок сала.

Подмастерье решил отойти на шаг назад и выставить вперёд указательный палец. На этот раз он расслабился настолько, что не чувствовал под ногами пол. Борис отгонял мысли, чтобы «лист» его сознания оставался чистым. Биение сердца он усмирил ровным дыханием, когда почувствовал, что засыпает, распахнул глаза. На него, виляя из стороны в сторону, летела бабочка. Выглядела она как настоящая, если бы не её чёрное тельце и крылышки.

Юноша почувствовал прикосновение крохотных лапок на кончике указательного пальца. Он медленно подошёл к зеркалу. Бабочка отражалась в нём и смотрела прямо на них обоих. Борис улыбнулся тёплой и искренней улыбкой. Вдруг бабочка вспорхнула и обратилась в клубок чёрного дыма, который тонкой струйкой вернулся обратно в свиную кожу. Он рванул кулаки вверх и завопил:

— Вышла!

Он медленно опустил кулаки от осознания, что у мастера могла дрогнуть рука от его воплей. Юноша тупо уставился на дверь, ожидая стремительно приближающихся шагов и криков недовольного клиента. Но, переждав несколько минут тишины, он приоткрыл дверь и услышал то же самое жужжание, потом закрыл на протяжном выдохе и прислонился к ней затылком.

— Контроль…Контроль, иначе он мне опять наказание придумает.

Борис посмотрел на шмат сала, а затем опять подошёл к зеркалу. На стене рядом с ним был приклеен квадратный листок бумаги с лицами. Они располагались в шахматном порядке пять столбиков по вертикали и четыре строки по горизонтали — итого двадцать штук. Лица изображали различные эмоции, но принадлежали одному и тому же человеку — бритому наголо мужчине с морщинистым лбом.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Хм, похоже, Виктор тянет лямку в другую сторону. Надеюсь, я не стану таким же, — Борис потёр верхние зубы о нижнюю губу и вернулся к бабочке на шмате сала.

С каждой попыткой бабочка выходила из кожи легко и оставалась материализованной гораздо дольше, хотя он не был этому рад: радость теперь под строжайшим запретом на время тренировок. Юноша сохранял хладнокровие и эмоциональную пустоту как можно дольше, но чувства и эмоции рано или поздно прорывались. К концу дня Борис не понимал, как он ощущает себя — грань между обыденным и бесчувственным состоянием совершенно размылась. Его будто выдавили как тюбик зубной пасты, и заполнили туманом, который вяло поддерживал в нём форму.

Ровно в конце рабочего дня Виктор вошёл в комнату со словами:

— Как успехи? Вышло?

Борис собирался в очередной раз материализовать бабочку, но для демонстрации мастеру он стал подальше и выставил вперёд указательный палец. Через несколько секунд бабочка приземлилась на его ноготь, и он повернул своё безэмоциональное лицо в сторону Виктора в ожидании любой реакции, главное чтобы она была.

— Джон был прав, я и вправду везучий. Держись этого курса и уже через месяц будешь ходить домой по ночам один.

«Ещё месяц?!» — запротестовал в душе юноша. Бабочка вмиг обратилась в дым и вернулась в свиную кожу.

Виктор развёл руками.

В голову юноше пришла мысль — внезапное озарение, неожиданное и чаще всего полезное. Каждый раз, когда мастер его провожал, не было даже намёка на то, что где-то рядом есть одержимые: никаких засад, нападений, даже слежки. Вчера он в действии видел иллюзии Джона. Почему бы той парочке в чёрном не быть плодом воображения, вызванного табачным дымом. По улицам ходит множество курящих людей, которых не особо волнует мнение некурящих рядом с ними, — Борис мог вдохнуть тот самый дым. Если его догадка верна, то зачем Виктору это делать? Держать в страхе, чтобы каждый раз возвращался и делал, что велят.

— На всё нужно время. Хочешь быть лучше всех — времени тоже нужно тратить больше всех. Ничего втянешься.

«Что это он такой любезный?» — подумал Борис.

— Вы говорили, что мы пойдём покупать мне одежду.

— Не покупать, её сошьют на заказ. С тебя будут снимать мерки, поэтому надо помыться.

— Да от меня не воняет, — запротестовал юноша. — Тем более я утром мылся.

— То было утром, а сейчас вечер. По-твоему ты целый день не потел?

— А не всё ли равно? Мы платим и можем пахнуть, как хотим.

— Платить буду я, поэтому пахнуть ты должен, как я хочу. Тем более, ты тоже теперь в сфере обслуживания, привыкай уважать коллег. В будущем ты будешь делать татуировки на разных местах, и они не все приятно пахнут. Работу ты вряд ли сможешь сделать хорошо, если тебя будет раздражать вонь.

Борис еле слышно вздохнул.

— Ваша правда. Мне домой сходить — душ принять?

— Долго, — Виктор достал из шкафа банный, ворсистый полотенец, — Держи. Выходишь из комнаты, налево и прямо до упора; открываешь дверь, налево туалет, направо душ. Вот ключ от душа. Можешь пользоваться, чем хочешь. Только не задерживайся.

В маленькой душевой царил идеальный порядок, который был приятным дополнением к свежему ремонту. В левом углу стояла стиральная машина, а в правом душевая кабинка. Борис повесил вещи и ступил босыми ногами на кафель цвета какао — похоже Виктор расщедрился на тёплые полы. В комнате, казалось, было всё необходимое для банных процедур; юноша воспользовался шапочкой для душа, резиновыми тапочками и тюбиком одноразового шампуня. Он представил, как мастер выламывает дверь и вырывает флакончик у него из рук, так как он использует его как гель для душа. Борис мылся меньше времени, чем он делал это дома в атмосфере тотальной экономии всего, что стоит денег. Он не смог долго выносить вид белых плиток на стене, которые напоминали об опыте первого знакомства с Джоном.