Загадка Розуэлла - Борис Шуринов

Со временем проговорились и другие. Капитан Д.Расмуссен, например, рассказал членам своей семьи, что в Розуэлле были подобраны четыре трупа. Племянница Расмуссена, Илейн, слышала, как дядя говорил ее отцу о том, что нет сомнений в существовании летающих тарелок, так как он сам помогал вытаскивать трупы из одной из них[117].

(Но сколько же их оказалось, четыре или пять? По словам Кауфмана, один был в очень плохом состоянии и его сразу же отправили на базу. Может, этим и объясняется, что все дальнейшие разговоры вращаются вокруг цифры четыре? Не исключено.)

***

Тела были перевезены в госпиталь розуэллской базы. Во время поездки сержант Браун и солдат находились в грузовике. Но когда въехали на территорию базы, их отпустили, и переноской тел в здание они не занимались.

Привезенные на базу трупы провели ночь в большом ящике со льдом (по некоторым данным, размером 5 х 1х 1,2м). Неизвестно, все ли тела лежали в нем, но ящик поместили в центр совершенно пустого ангара 84 и установили прожекторы так, чтобы сам ящик освещался ярким светом со всех сторон. И никто не имел права приблизиться к нему.

Внутри ангара охрану несла военная полиция, снаружи — военнослужащие базы. М.Браун стоял в охране снаружи.

— Давай заглянем в ангар, — предложил Брауну офицер, которому он подчинялся.

Заглянули. А внутри увидели только ярко освещенный ящик.

9 июля 1947 года, среда

9-го утром опровержение и ставшие с тех пор знаменитыми фотографии Рэми, Дюбоуза и Марсела с кусками зонда появились во многих газетах. В некоторых ссылались на генерала Рэми, другие почему-то упоминали сенаторов, находившихся в Вашингтоне.

Из уже известных нам газет утром про зонд рассказывает «Розуэлл Морнинг Диспэтч», после полудня «Розуэлл Дэйли Рекорд» повторяет опровержение генерала слово в слово.

Каково же было удивление фотографа Дж.Бонда Джонсона, когда среди сделанных им накануне снимков он увидел и снимки метеоролога И.Ньютона и Дж. Марсела с теми же кусками! Этих фотографий он сам не делал! Но все было не во сне, а наяву: сидят на корточках молодые офицеры, а один из них даже заявил, что перед ним части зонда. И впечатление, что все это — работа одного и того же фотографа. (Снимки И.Ньютона и

Дж.Марсела сделаны, как полагают, офицером по связям с общественностью майором Кэшоном.)

***

Официально после пресс-конференции у Рэми 8 июля розуэллского летающего диска больше не существовало. Отныне был розуэллский шар-зонд, а это уже неинтересно. С точки зрения журналистов, история о диске приказала долго жить. Но жизнь продолжалась.

Около 8 часов утра 9 июля, по словам Роберта Смита из Первого транспортного подразделения, началась подготовка нескольких самолетов С-54.

(Рейсы, о которых говорит Р.Смит, считаются четвертым, пятым, шестым и седьмым.) Описание Р.Смитом погрузочных работ, загружаемых ящиков, неизвестных людей, наблюдавших за погрузкой, необычной ситуации вокруг загружавшихся в течение дня самолетов, кусочка загадочного материала, который ему довелось увидеть, — все это не оставляет никакого сомнения в том, что и речи быть не может ни о каком зонде. (Свидетельские показания Роберта Е.Смита, подписанные им 10 октября 1991 года, приводятся в примечаниях в подлиннике, на английском языке, дабы оппоненты могли еще раз констатировать провал версии о зонде[118].)

***

Со дня катастрофы, 2 июля, до момента обнаружения разбившегося корабля, 8 июля, прошло шесть дней. Совершенно очевидно, что пребывание трупов в течение столь продолжительного времени в одном из наиболее жарких районов США, да к тому же и в летнее время, не могло не сказаться на их сохранности.

По словам Фрэнка Кауфмана, тела направили в госпиталь и «позвонили в похоронное бюро, чтобы узнать, какие имеются средства консервации трупов».

Это привязка Кауфмана к похоронному бюро оказалась как нельзя кстати, ибо человек, снявший телефонную трубку в то июльское утро 1947 года, был уже известен исследователям. Таким образом, еще один элемент происшествия приобретал большую определенность.

***

Утром 9 июля генерал Лесли Гровс, бывший начальник Манхэттенского проекта, руководитель проекта по разработке новых видов оружия (Лос-Аламос), вместе с генералом Робертом Монтегю, начальником училища по подготовке кадров в области управляемых ракет в Форт-Блиссе (где работали и некоторые немецкие ученыеракетчики, вывезенные из Германии в последние дни войны), неожиданно вылетели в Вашингтон.

А в Вашингтоне жизнь кипела

10.30 — 1 1.00. Президент Трумэн принимает сенатора Карла Хэтча от штата Нью-Мексико.

В то же время генерал-лейтенант Джеймс Дулиттл и генерал Хойт Ванденберг встречаются с заместителем военного министра, курирующим ВВС, Стюартом Симингтоном.

10.48. X.Ванденберг позвонил Президенту, когда Хэтч все еще был в Белом доме.

10.50. Дулиттл, Симингтон и Ванденберг в кабинете начальника штаба армии Д.Эйзенхауэра. Совещание продолжалось до 12.12.

12.50. Ванденберг и Симингтон встречаются вновь и отправляются на заседание Объединенного комитета начальников штабов. Заседание окончено в 14.15.

14.30. Ванденберг и Симингтон встречаются в третий раз. Расстаются в 15.10.

Все эти встречи зафиксированы в документах Национального архива без указания обсуждавшихся вопросов[119]. (К моему удивлению, отсутствие перечня тем оказалось из ряда вон выходящим событием! Их нравы.)

Глени Дэннис из похоронного бюро

В 1989 году Стэнтон Фридман (опять он!) нашел человека, существенно дополнившего картину происходившего в те дни на розуэллской базе и кардинально запутавшего вопрос о подобранных трупах. Этим человеком оказался Гленн Дэннис, работавший в 1947 году в розуэллском похоронном бюро «Баллард Фьюнерал Хоум», существующем, впрочем, и по сей день.

Суть рассказа Гленна Дэнниса с учетом всех имеющихся на сегодня записей и видеозаписей бесед с ним заключается в следующем.

9 июля 1947 года[120] двадцатидвухлетнему распорядителю похоронным церемониалом Г.Дэннису позвонил офицер розуэллской базы ВВС, занимавшийся при необходимости похоронными делами, и попросил сообщить, какие самые маленькие герметично закрывавшиеся гробы имелись на складе похоронного бюро. Дэннис дал исчерпывающую информацию и спросил, что случилось. «Так, если понадобится в будущем»,— ответил офицер.

Это уже было удивительно, так как прежде никто не проявлял забот о возможных в будущем неприятностях. Но минут через 15-20 после первого разговора телефон зазвонил вновь. На этот раз у офицера уже целая серия вопросов:

— Что вы делаете, если вам приходится иметь дело с телами, пролежавшими на открытом месте несколько дней? Как влияют ваши химические реактивы на ткани? На содержимое желудка? Меняется ли в результате состав крови? Г.Дэннис постарался ответить как можно точнее на все вопросы и опять поинтересовался, для чего это было нужно.

— В будущем все может понадобиться, — сказал офицер.

(Проверка архивов показала, что в указанный период никаких смертей на базе не было[121].)

***

Примерно в полдень большой ящик перевезли в ангар, называвшийся на базе «бомбовой ямой No1». Этот ангар просматривался только с командно-диспетчерского пункта и с одного из концов взлетно-посадочной полосы. Таким образом, нет никакой точной информации ни о том, что происходило с содержимым ящика, ни о том, что происходило вокруг ящика.

***

И снова Гленн Дэннис. Так уж случилось, что в этом маленьком городке он был также и водителем машины скорой помощи. Минут через тридцать после странных вопросов машину вызвали на базу для перевозки в военный госпиталь одного летчика, сломавшего себе нос при падении с мотоцикла. Приехав на базу, Дэннис оказал пострадавшему первую помощь и повез его в госпиталь. Перед госпиталем стояли сразу три машины полевой скорой помощи, у двух из них задние дверцы были открыты, и рядом находились роенные полицейские. На проходивших мимо Г.Дэнниса и пострадавшего летчика особого внимания никто не обратил. Дэннису бросились в глаза какие-то обломки, лежавшие внутри, и сама собой возникла мысль о разбившемся самолете.

«Когда случаются авиакатастрофы,— рассказывает Г.Дэннис,— порой приходится вытаскивать части тела из груды обломков. Но удивило, что там лежали куски длиной от пятидесяти сантиметров до одного метра странной формы, что-то вроде концов каноэ. На них были какие-то надписи, высотой до десяти сантиметров, которые мне показались похожими на египетские иероглифы. Металл не походил на алюминий. Он напоминал скорее нержавеющую сталь, нагретую до высокой температуры — до пурпурно-голубоватого цвета[122]».