Журнал «Вокруг Света» №05 за 1974 год - Вокруг Света

— Давай! — скомандовал Лео.

Тут они оба что-то покрутили — и в центре X будто лампа-вспышка мигнула. Я просто глазам не верил: из отверстия в трубке на матрас посыпались десятицентовики, укладываясь ровными рядами.

Я только рот разинул. А ребята расхохотались, и Лео говорит:

— Ну-ка попробуй их поднять, папа!

Я принялся подбирать монеты. Ну ни дать ни взять настоящие десятицентовики, только покрыты очень тонкой прозрачной твердой оболочкой и совсем легкие — прямо ничего не весят

— Ты подал нам хорошую мысль, папа, — говорит Ларри, — но мы кое-что добавили. Сгусток световых волн нельзя обмазать ничем материальным, но мы сообразили, что на голограмму десятицентовика можно наложить голограмму аэрозоля быстротвердеющей прозрачной пластмассы.

Тут он объяснил, что свет — это не просто волна, но еще и частица, а потому теоретически тут должно произойти образование пленки. И пошел, и пошел...

А я рассматривал десятицентовики Если бы не пленки, они ничем не отличались от настоящих монет.

— И что же вы будете с ними делать? — спросил я.

Ребята переглянулись.

— А мы с ними ничего и не собирались делать, — отвечают они. — Просто было интересно повозиться с этой проблемой.

Наверное, они заметили, как я на них посмотрел, потому что вдруг хором сказали:

— Мы можем раздавать их зрителям после представления на память, папа. — И глядят на меня с улыбкой.

Ну, вы сами видите, каких я практичных сыновей воспитал. Изобрели копирующий аппарат и думают использовать его для любительских фокусов! Я покачал головой.

— Нет, я придумал кое-что получше. Эти шутки ведь ничего не стоят, если не считать расходов на пластмассу и на электричество, а потому из них можно много чего наготовить. (Они сразу поняли, к чему я клоню: я ведь занимаюсь бижутерией.) Ну, скажем, индийские браслеты или цыганские серьги.

— Ничего не выйдет, папа, — говорят они. А Ларри добавляет: — Вот посмотри.

Он подобрал одну монетку и швырнул ее на пол. Словно бы вспыхнуло радужное пламя — и все. От монеты даже следа не осталось.

— Видишь? — спрашивает Лео. — Стоит нарушить структуру — и ты опять получаешь световые волны.

Это он правду сказал. Я взял с верстака коловорот и попробовал просверлить дырочку в десятицентовике. Хоп! Ни монеты, ни даже пластмассовой оболочки. Ларри говорит:

— Вот видишь, папа, они годятся только в бесплатные сувениры. Забавная новинка, и ничего больше.

— Так сделайте их тяжелее, раз уж вы научились их изготовлять. Подберите оболочку потверже. На такие штучки всегда есть спрос — иностранные монеты, цветочки там или даже мушка какая-нибудь красивая.

Эх, получи я их образование, был бы я давно миллионером! Самых простых вещей сообразить не могут.

— Вот что, ребята. Я где-нибудь добуду золотую монету в двадцать долларов и попрошу ювелира приделать к ней ушко. Вы изготовите побольше копий, и я покажу их Тони (это мой художник), а уж он что-нибудь сообразит. Прибыль поделим пополам.

Так мы и сделали. Они мне наготовили полный бочонок золотых монет. Только, весить они совсем ничего не весили. Тони понаделал из них всяких ожерелий, поясов, серег, и расходиться они начали, как горячие пирожки. Я поставлял их крупным магазинам в Нью-Йорке и Далласе и бижутерийным лавочкам в Лос-Анджелесе. Они сразу вошли в моду. И выглядели совсем как настоящие. Да, собственно, в определенном смысле они и были настоящими. Только такие украшения из подлинного золота оттянули бы руки или шею, а эти были легче перышка. Некоторое время спрос на них был большой, и мы порядочно заработали.

Однако мода — это мода, и, когда украшения из монет всем приелись и перестали расходиться, я попросил ребят изготовить мне кое-что еще.

Тут уж я пошел на расходы: купил восьмикаратовый бриллиант самой чистой воды и заказал для него съемную филигранную оправу (понимаете, такая оправа позволяла изготовить несколько моделей). Ну, с бочонком таких побрякушек можно было сделать настоящее дело. Из-за пленки камешки выглядели похуже оригинала, но все-таки сверкали неплохо, можете мне поверить Я ограничился одним бочонком, потому что намерен был продавать такие украшения как редкость. У меня их было достаточно для десятков диадем, кулонов, подвесок и хватило еще для особого заказа — одна миллионерша, жена нефтяного магната, расшила ими платье к свадьбе дочки. Конечно, я не утверждал, что это бриллианты, так же как и не выдавал мои золотые монеты за золото, и торговал я ими как бижутерией, только особого сорта. Они стали специальностью моей фирмы и соперничали даже с австрийским горным хрусталем.

Я мог бы найти сотни способов, чтобы использовать затверделые голограммы, и сказал ребятам, что им пора бы запатентовать процесс, и поскорее. А пока больше ничего изготовлять не следует. Они сразу согласились. Хорошие ребята, только несерьезные. Видите ли, им все это уже успело надоесть. А что это дело приносит хорошие деньги, их совсем не интересовало.

Тут как раз подошло рождество — время для нас самое горячее, — и я так захлопотался, что спросил ребят про патент только после Нового года. Они поглядели друг на друга, потом на меня и хором вздохнули:

— Мы решили не брать патента, папа.

«Ага! Благородство взыграло, — подумал я. — Опубликуют формулу в каком-нибудь научном журнале и подарят свое открытие человечеству. А какой-нибудь ловкач добавит пустяковое улучшение да и возьмет патент на свое имя».

— Почему же вы так решили? — спрашиваю я терпеливо.

— Слишком опасно, — говорят они хором.

А потом Лео начал объяснять про сохранение энергии, а Ларри — про атомную бомбу, и зачастили, зачастили, так что у меня голова кругом пошла от их «е равно эм це в квадрате» и «эффектов реверберации при наложении волн». Ну я их перебил:

— Бог с ней, с наукой! Объясните-ка по-человечески.

— Проще объяснить нельзя, — сказал Лео. А Ларри добавил:— Мы лучше тебе покажем.

Накануне выпало много снегу, и двор был весь в сугробах. Ларри спустился в подвал и принес оттуда мешочек с десятицентовиками, которые так там и лежали в бочонках. И еще он принес духовое ружье. Потом положил десятицентовик на сугроб, а на этот десятицентовик — еще один. А сам взял камешек и бросил его на монетки. Когда камешек о них ударился, они, как всегда, вспыхнули и исчезли.

— Ну и что? — спрашиваю я. — Мы же всегда знали, что они непрочные. И всех клиентов я об этом предупреждал.

— Посмотри получше, папа, — говорит Лео и показывает туда, где лежали монетки. Снег там подтаял и образовалась ямка дюйма полтора в поперечнике и чуть меньше дюйма глубиной.

Но я все равно не мог понять, к чему он клонит.

Ребята повели меня за дом, к большому сугробу в закоулке, куда мы счищаем снег с крыши. Этот сугроб был чуть не в человеческий рост. Лео взял десять монеток и осторожно вдавил их колбаской в снег на высоте груди. Потом отвел нас шага на четыре к забору и выстрелил из духового ружья. Тут на секунду словно метель разбушевалась. А когда в воздухе прояснилось, я гляжу — от сугроба ничего не осталось, и пахнет вокруг, словно после грозы.

Тут меня как осенило. Я схватил Лео за руку и закричал:

— Да это же замечательно! Кому нужны все эти побрякушки? Вы ведь можете за один час очистить от заносов целый город или шоссе!

Но ребята только головами покачали:

— Нет, папа. Ты сам человек мирный и нас такими же воспитал. Разве ты не понимаешь, к чему это может привести?

Тут Лео начал объяснять, и Ларри начал объяснять, а я только молчал и слушал.

— Ведь таким способом можно изготовить оружие уничтожения пострашней водородной бомбы. Чтобы убрать этот сугроб, хватило десяти монеток. А ты попробуй представить себе, что случится, если кто-нибудь сложит кучкой тридцать таких монеток и выстрелит в них из духового ружья? Или пятьдесят? Или сто? Одна разбитая монетка исчезает словно бы бесследно, возвращаясь в общее электромагнитное поле, и энергии при этом выделяется так мало, что ее невозможно измерить. Исчезновение двух монеток одновременно привело к выделению тепла, которое растопило немного снега, как ты сам видел. Десять уже взорвались с выделением значительного количества тепла и ионизировали кислород в атмосфере. Ты ведь почувствовал запах газа, который при этом получился, — озона? Мы рассчитали, что будет происходить, если увеличивать число монет до сотни. А дальше просто побоялись считать. При добавлении каждого нового десятка, помимо взрыва и выделения тепла, возникают всякие явления вторичного порядка, и при этом все более сильные.

Мы вернулись в дом и с полчаса сидели молча. Я хорошенько обдумал все это. Ребята были абсолютно правы: в мире и без нас хватает неприятностей. И я им сказал, что они правильно решили. Тут оба вскочили и давай меня целовать — это взрослые-то люди! И оба просто сияют.