Литературная Газета 6302 ( № 47 2010) - Литературка Литературная Газета

Спокойная тропа.

А полночь прибывает,

Куранты начеку,

Подсказывает кто-то

Знакомую строку.

И подлетает к лампе

Несносный мотылёк,

Как память о таланте,

В державной полутьме.

ТВЕРСКОЙ БУЛЬВАР

В пустом июне на бульваре –

Вечерний свет.

Ещё один сезон в разгаре –

Исхода нет.

Друзья в могиле, деньги в банке –

Вокруг разор.

Две на скамейке иностранки

Глядят в упор.

Заговорить? Да нет охоты –

Что я скажу?

Ночь набирает обороты –

Шу-шу, жу-жу.

И я был в прошлом авангардом

Тех дней, тех лет.

Пиджак, представленный к наградам,

Не греет, нет!

И остаётся лишь сиянье чужих реклам

Да мелочные притязанья

На стыд и срам.

У ФОНТАНА

Мальчики гоняют субмарины,

В парке у фонтана суета,

Утонуло больше половины,

В грунт ушли подводные суда.

Белые пластмассовые лодки

Временно отправились на дно,

Где иных флотов лежат обломки,

Ибо так в веках заведено,

Что ныряют лучшие игрушки,

Прыткой заливаются волной,

А потом поднимут их за ушки

И уже отправят на покой.

Потому что нет такой науки,

Что пошла бы этим  юнгам впрок,

Потому что в сладостном испуге

Я гляжу, глотая свой дымок.

И когда сверхатомный «поларис»

Шевельнёт ракетным плавником,

Мы припомним, что очаровались

У фонтана в пять минут, тайком.

БЕЛЫЙ ФЛАГ

Призрачный вечер пятого марта,

Снег мой последний, сумрак крылатый,

Выпала чёрная крупная карта

И обернулась великой балладой.

Падают хлопья в нежную полночь,

Снова пурга заметает могилы,

Те, кто погибли, не звали на помощь,

А уплывали с Хароном в проливе.

Клочьями дыма не сходит завеса,

Пушки линкоров молчат в Скагерраке,

Жизнь состоит из огня и железа,

Гибнут эсминцы в нептуновом мраке.

Под снегопадом, с бутылкой «Столичной»,

Я отмечаю годину рожденья

Жизни проигранной, жизни обычной,

Той, где полощется флаг пораженья.

***

Проезжая по сонной России,

Выдыхая под тамбур дымок,

Я глядел в эти дали степные

И никак наглядеться не мог.

Простиралось огромное тело

Вековой и злосчастной страны,

На изгибах оно золотело

И твердело из-под пелены.

Напрягались стозвонные рельсы,

Точно сбруя на диком коне,

Был я ночью ей предан без лести,

Был я днём с табуном наравне.

Всё едино, едино, едино,

Через кровь, через дым, через век,

Потому что она нетерпима

И жива, как живой человек.

ОТЕЛЬ «ОЛЕНЬ»

                           Памяти Э. Багрицкого

От чёрного хлеба и верной жены

И мы погибаем среди тишины…

За небом и лесом гремит товарняк,

Желая пробиться на красный маяк,

Осталось пятнадцать минут до Москвы,

Стихает разлёт порыжелой листвы.

Во Внуково «боинг» теряет шасси,

О Боже, помилуй! Спаситесь, спаси!

Гранёный стакан разливается всласть,

И я обречён, но не в силах пропасть.

Приёмничек «Сони» стоит в головах,

Заложен в обойму испытанный прах,

Я тоже кричу, ты не слышишь никак,

Но спит гимназист, положив на кулак

Свой липкий от тёмного пива кадык,

«Беретта» считает приезжих владык.

К «испано-суизи» идёт Фердинанд,

Но пуля срезает торжественный бант,

Шампанское мечется пеной сухой,

Приказ уже передан «Чёрной рукой»,

Клико из Парижа  и волжский «кавьяр»,

Россия ревнует болгар и мадьяр.

И где-то в Одессе с  хореем в башке

Пархатый парнишка лежит на песке,

С ним гроздь «Ай-Даниля» и брынзы ломоть,

Еврейская астма и плотная плоть,

Предзимнее солнце – в подливе щека,

«Солги и убей!» – отвечает ЧК.

Романов и Габсбург приладили цейс,

В отеле «Олень» задрожал эдельвейс.

Под грохот экспресса слетает листва,

Гремит из-за леса «Одесса–Москва».

ДОЖДЬ

Летний день, нелётная погода,

Без меня затих аэродром,

От дождей всемирное болото

Хлюпает промокшим полотном.

Облака перебегают к югу,

Гонит их заоблачный Гольфстрим,

Эту ожидания науку

Мы с тобой до смерти сохраним.

Лучший друг, насупленный товарищ,

Приникая к тяжести земной,

Почему ты снова не одаришь

Эту жизнь дождливой пеленой.

Ведь под влагой на веранде тесной

Нам давалась в руки иногда

Радость жизни, полной и воскресной,

Дней непоправимых череда.

Полные глотки слезы и чая

И стаканы мирные вина,

Ничего ещё не обещая,

Падали, как в почву семена.

Грохот запоздавшего экспресса,

Смутные московские огни,

На откосах ржавое железо,

Смятое в торжественные дни.

Самолёты тяжкие на старте,

Взявшие маршрут за океан,

Стрелы дальновидные на карте,

Перелётный птичий караван.

Что ж, товарищ, переждём погоду,

Повернём в замке холодный ключ,

Мы любили воду и свободу,

Верное светило из-за туч.

НОВЫЙ СВЕТ

Огни на набережной Нового Света,

За море видно до Назарета,

Кто там шагает по водной глади,

Купает в море густые пряди,

И надвигается купол надзвёздный –

Почти домашний, совсем не грозный.

Не надо слова, а только взглядом

Пойми, что это с тобою рядом,

Что это было и это будет,

Недоуменье волна остудит,

Что есть движенье и утешенье,

Отгадки жизни – приближенье,

За Назаретом, за парапетом,

К тому, что станет нам Новым Светом.

ПУТЁМ ЗЕРНА

Что там, за одеялом, на окне?

Собор Преображенский, топкий скверик,

Плакаты на обшарпанной стене

И лужа, что подобье двух Америк.

Сбежал ли кофе на своей спирали,

Остался ли портвейна глоток,

Затем ли эти  вещи нас спирали,

Чтобы увяз поглубже коготок.

Не надо электричества. Подольше

В потёмках поболтаем, помолчим.

Всё то, что здесь, на нашу жизнь похоже,

А сумрак – шестикрылый серафим.

И то, что впереди, как семя в поле,

Пусть набухает, и путём зерна

Жизнь так сосредоточена в неволе,

Что опознать себя вот-вот должна.

Она падёт письмом в почтовый ящик,

Взмахнёт флажком сигнальным наконец

И вместо сладостей ненастоящих

Протянет верный детский леденец.

СТАРЫЙ АЛЬБОМ

Этот мальчик в матросском костюмчике

Возле клумбы заглохших цветов.

Вот глядит он легко и задумчиво

В объектив, что для съёмки готов.

И продлится нашествие времени,

И откроется старый альбом,

Где глядит он так ясно, уверенный,

Что никто не забудет о нём.

Что не надо менять всё случайное

На затверженный детский урок,

И простое, что годы, отчаяние –

Чепуха, не идущая впрок.

Прокомментировать>>>