Муза художника - Паула Вин Смит

По пути в Дом моряков Муры заскочили к Алстедам на бокал вина. По вечерам пятницы морские пехотинцы, обеспечивающие охрану посольства, устраивали для американских дипломатов и их друзей вечеринки, которые сами они называли «Слава богу, уже пятница». В числе этих друзей были ученые из программы Фулбрайта,[19] штатные преподаватели американской школы, румыно-американские студенты-медики, чье происхождение позволяло им бесплатно обучаться в медицинских институтах Бухареста, незамужние секретарши из других иностранных посольств и обычные прихлебатели, такие как Муры.

— Последним событием был, конечно, вечер американского кино, закончившийся полным провалом, — говорит Логан, который угрюмо щелкает фисташки, сидя на краешке дивана.

— Проектор взбесился — вы бы это видели! — подхватывает Маргарет.

Она описывает, как пленка вырывается из рук Сэма или Билла, петляет и сворачивается все расширяющимися кольцами, которые встают на дыбы, как живое чудовище, прямо посреди второсортного фильма, призванного обеспечить зрителям девяностоминутное бегство от бухарестской действительности. После того как пленка расстелилась спиральной чернотой по комнате, понадобилось два часа, чтобы намотать ее обратно на катушку. К тому времени чипсы и безалкогольные напитки в буфете закончились, и хотя один из парней предложил сгонять на машине и пополнить запасы, было уже слишком поздно.

— Почему эти молодые люди захотели приехать сюда? — недоумевает София.

— У них нет выбора. Их направляют, так же как нас, — отвечает Йон.

Ему кажется, что охрана посольства считается элитным назначением, куда отбирают наиболее перспективных и надежных среди военнослужащих, но он не уверен.

— Я точно знаю, все они не женаты, за исключением артиллерийского сержанта; тот семейный. Но большинство из них — юнцы, им по девятнадцать-двадцать лет, — сообщает Маргарет, наливая себе еще вина из бутылки на столе. — Некоторые готовятся к получению эквивалента школьного аттестата. Они бы вам рассказали, что учебный лагерь — не лучшая подготовка для поездки сюда. Один из них показал мне тест, который им нужно будет пройти, когда из Франкфурта приедет комиссия. Первый вопрос: «Укажите, что означает аббревиатура R. S. V. P.»,[20] а следующий: «Перечислите доступные вам орудия уничтожения». Это как раз охватывает необходимый диапазон знаний, вы не находите?

Своими паучьими пальцами Логан выкладывает на низком столике перед собой пирамиду из пустых фисташковых скорлупок, ерзая при этом взад-вперед на длинных и плоских диванных подушках.

— Что вы будете делать с Фрейей? — спрашивает София.

Фрейя наверху, рисует в кабинете Йона.

— Возьмем ее с собой, разумеется. Она еще маленькая, чтобы оставаться дома одной, — отвечает Логан и нетерпеливо смотрит на часы.

Йон догадывается, что он, наверное, пообещал к этому времени уже быть на месте.

— Возьмете с собой? — переспрашивает София и бросает на Йона выразительный взгляд. — Вы ведь разрешите Фрейе побыть с нами? Она может остаться на ночь.

Как только Маргарет начинает отклонять это предложение, Логан резко вскидывает голову.

— Правда? Отлично, — говорит он, сметая ореховые скорлупки в сложенную ковшиком ладонь. — Я никогда не считал Дом моряков подходящим местом для маленького ребенка.

Логан серьезно смотрит на Софию и добавляет:

— Мы заберем ее, когда скажете.

— Можете не торопиться. Мы устроим себе прекрасный завтрак, — довольным тоном говорит София.

Маргарет необычно притихла. Она пристально смотрит в дальний конец комнаты, сосредоточившись на одном из огромных комнатных растений, которые стоят на страже у арочного входа в столовую.

— Я постелю ей в кабинете Йона, — продолжает щебетать София. — По-моему, это ее любимое место. Маргарет, вы можете подняться со мной и рассказать обо всем, что она… Маргарет?

— Да.

Маргарет наконец поднимает свои большие глаза, взгляд ее безмятежен. Она встает и следует за Софией вверх по лестнице, не оглядываясь на мужчин.

— Спасибо, Йон, — благодарит Логан и вываливает горсть фисташковых скорлупок обратно на стеклянную крышку стола.

Не вставая с дивана, он наклоняется вперед и начинает выкладывать из ореховых скорлупок основание пирамиды, скользя костяшками пальцев, подобно бульдозеру, с каждой из четырех сторон.

— Мы действительно признательны, — добавляет он.

— Нам это будет очень приятно, — отзывается Йон.

Он слышит, как наверху ходят и разговаривают женщины. Голос Софии звучит особенно оживленно.

— Маргарет привыкла брать Фрейю с собой везде, куда бы ни шла, — говорит Логан, аккуратно переворачивая скорлупку и заглядывая внутрь. — Такое ощущение, что она делает это уже для собственного комфорта, а не по каким-то другим причинам. Когда ребенок выходит из младенческого возраста, ему нужно начинать жить своей собственной жизнью. И его матери тоже. Ну, вы понимаете.

Наверху раздается скрип петель, и Йон представляет, как под витражом в конце коридора София открывает крышку кедрового сундука и вытаскивает оттуда белую перину, пуховые подушки и стопку постельного белья, от которых исходит запах крахмала, смешанный с ароматом лаванды. Она постелет Фрейе на широком кожаном диване в его кабинете, и ребенок будет спать под безмолвными чарами картин.

— Вы, датчане, славитесь своим гостеприимством, — продолжает Логан.

Он долго изучает ореховую скорлупку у себя на ладони, и в конце концов Йону приходит в голову, что это банальное замечание можно истолковать как завуалированный намек на историю сорокалетней давности.

— Но вы отличались от других оккупированных наций, — словно прочитав его мысли, признает Логан.

Он смотрит на Йона и выдает:

— Ваш король носил желтую звезду.

— К сожалению, это миф, — возражает Йон.

Он опровергал эту выдумку множество раз. Ему на ум приходит, что правда о том, какое огромное количество датчан жило во время оккупации как ни в чем не бывало, наверняка хорошо известна Логану и что тот просто насмехается над ним.

Только после войны Йон и его семья узнали о хорошо согласованных действиях, предпринятых некоторыми их соседями в тысяча девятьсот сорок третьем году для того, чтобы спасти своих еврейских друзей и коллег. Когда те, кому помогли бежать в Швецию, начали возвращаться, в новостях, наряду с многочисленными сценами радушного приема, показывали и стычки с датчанами, не желавшими отказываться от претензии на имущество своих еврейских соседей, которое они взяли «на хранение».