Муза художника - Паула Вин Смит

Когда они готовятся тем вечером ко сну, София задумчиво произносит:

— Самое странное в этой семье то, что их девочка кажется взрослой, в то время как оба они ведут себя почти как дети.

София, уже полюбившая этого ребенка, говорит, что весь вечер Фрейя смотрела на комедийное действо своих родителей серьезно, «как совенок». Йон находит совиный образ удачным. Брови Фрейи темнее, чем ее светлые волосы, а вместо ожидаемых голубых глаз у нее чудные радужные оболочки всех оттенков серого, напоминающие кусочки полированного гранита. Йон, который готов на все, лишь бы редкая улыбка задержалась на лице его жены подольше, высказывает предположение, что, возможно, столь трезвый взгляд — лишь следствие того, что Фрейя в прошлом слишком часто слышала все истории своих родителей.

Хотя величественный оперный театр с его золотыми люстрами, роняющими хрустальные слезы, а также продающимися в фойе птифурами и напоминает о былой славе города как балканского Парижа, румынский национальный балет, по мнению Алстедов, не на высоте. София ссылается на головную боль, и спустя какое-то время Алстеды незаметно, по крайней мере так им кажется, покидают свою ложу. Придя на работу следующим утром, Йон узнает, что атташе по политическим вопросам Хенрику Экерсу звонили из Министерства иностранных дел. Найдя какой-то предлог для разговора, звонивший затем как бы невзначай поинтересовался, почему послу не понравился вчерашний спектакль. Экерс, не имеющий ни малейшего понятия, о чем идет речь, по наитию сочинил подходящие объяснения. Этот инцидент, не являющийся прямой причиной для беспокойства, в очередной раз напомнил Алстедам о том, что за ними наблюдают. Каждый в этой стране должен жить, постоянно пребывая начеку, не забывая оглядываться через плечо.

В один из сентябрьских дней Йон приходит домой и чувствует запах блюда своего детства: рыбного супа с клецками, заправленного укропом. София никогда не любила ни готовить по рецепту, ни изобретать кушанья, поэтому была счастлива переложить все задачи подобного рода на плечи их румынской кухарки, вооруженной учебником по английскому. В результате, с тех пор как Алстеды приехали, их потчевали традиционными для местной кухни голубцами, свиными отбивными, выпечкой с маком и кукурузным пудингом.

Он идет на запах и видит, что Маргарет Мур привела в исполнение свой замысел, о котором несколько раз радостно их предупреждала. Она отослала кухарку, закатала рукава и трудилась все послеобеденное время, готовя датское блюдо по рецепту своей бабушки. Она улыбается, и на раскрасневшихся от жара щеках появились очаровательные ямочки; прядь волос выбилась на лоб, передник плотно облегает бедра. Ее собственная кухонька в бетонной квартире, спешит объяснить Маргарет, слишком темная и бедно обставленная, и София любезно разрешила ей воспользоваться просторной кухней Алстедов, где стряпать истинное наслаждение, с таким-то естественным освещением, исходящим из задней части дома. Йон видит Софию и Фрейю, которые заняты чем-то за столом в саду. Склонив головы, они, возможно, складывают пазл, а может, играют в карты.

Маргарет отказывается от предложения остаться на ужин. Они с Фрейей и так провели у Алстедов большую часть дня. Она поила Софию чаем, сплетничала с ней о других иностранных дамах, наполняла дом этими приятными запахами. Теперь Маргарет просит лишь разрешить ей взять приготовленную еду с собой. Она проворно раскладывает кушанье по судочкам, тыльной стороной руки убирая волосы со лба.

— Наш ангел, — говорит ей София, подходя к кухонному столу со стоящей на нем супницей, из которой поднимается пар.

Растаяв от комплимента, «ангел» отпускает руку своей дочери, чтобы та обняла Алстедов на прощание.

При взгляде на Маргарет, которая выглядит так, словно на дворе все еще семидесятые годы, в голову приходит образ американской хиппи или матери-земли. Маргарет рассказывала Софии, что она выросла в консервативном богомольном обществе, а потом в университете увлеклась антивоенным движением и экспериментами с сексуальными свободами. Ее родители неоднозначно отнеслись к Логану, когда она привела его домой знакомиться. Возможно, будущий ученый их напугал, но они были рады, что дочь выходит замуж за образованного человека. Несмотря на замужество и материнство, Маргарет каким-то образом удалось сохранить свободу духа.

— Сегодня она обмолвилась, что не всегда надевает нижнее белье. Хотела бы я знать, правильно ли говорить подобные вещи при маленьком ребенке, — замечает София, готовясь ко сну.

Стоя в пеньюаре перед зеркалом в ванной, она разговаривает с Йоном, который возлежит на кровати в примыкающей комнате, облокотившись на подушки. Полностью одетый, он растянул свое длинное тело на покрывале, разложив рядом документы, касающиеся принятой в 1977 году датско-румынской конвенции об избежании двойного налогообложения. Впрочем, он не обращает ни малейшего внимания на эти бумаги.

Вместо этого он наблюдает за тем, как подушечками пальцев обеих рук его супруга массажными движениями наносит разрекламированный крем с омолаживающими компонентами на упругую кожу лица. София самозабвенно играет в теннис на кортах дипломатического клуба и подсчитывает общее количество дорожек, которые проплыла за неделю в бассейне. Она просыпается ночами и идет бродить по неосвещенным коридорам дома. Йон хочет, чтобы жена воспринимала их неудачу менее трагично, чтобы не так страдала. Он уговорил ее взять у врача рецепт на снотворные таблетки. София на десять лет старше Маргарет Мур. Возможно, она завидует молодости Маргарет и поэтому считает необходимым критиковать ее. Конечно, Йон никогда не озвучил бы эту мысль вслух. Он снимает очки, складывает их, аккуратно кладет на прикроватный столик рядом со своими бумагами и потирает переносицу указательным пальцем.

— Похоже, они не планируют родить Фрейе братика или сестричку.

Голос Софии эхом отдается от кафеля ванной комнаты, когда она продолжает:

— Ей нужно общаться с другими детьми, тебе не кажется? Пятилетнего ребенка можно отдать в садик. Раньше туда принимали и более маленьких. И потом, насчет того, что они называют либеральностью… Не то чтобы Фрейе не хватало дисциплинированности, но ты заметил, они, кажется, никогда не говорят ей «нет»? Сегодня она трижды просила молока и каждый раз оставляла стакан наполовину недопитым. Маргарет не сказала ни слова. В некотором смысле мы были бы более подходящими родителями для нее, чем Муры.

По пути в Дом моряков Муры заскочили к Алстедам на бокал вина. По вечерам пятницы морские пехотинцы, обеспечивающие охрану посольства, устраивали для американских дипломатов и их друзей вечеринки, которые сами они называли «Слава богу, уже пятница». В числе этих друзей были ученые из программы Фулбрайта,[19] штатные преподаватели американской школы, румыно-американские студенты-медики, чье происхождение позволяло им бесплатно обучаться в медицинских институтах Бухареста, незамужние секретарши из других иностранных посольств и обычные прихлебатели, такие как Муры.