Пираты Венеры - Эдгар Берроуз

— Не так много по отношению ко всему населению, как было тысячу лет назад, — ответил он. — Теперь все люди заботятся о своем теле и обучаются наиболее существенному для здоровья и долгой жизни.

Даже без эликсира, так как мы постоянно поддерживаем в человеческом организме сопротивление болезням, наши люди жили бы долго. Санитария, диета, упражнения могут творить чудеса.

Но мы должны иметь некоторое количество врачей. Их число ограничивается в настоящее время одним на пять тысяч граждан, и кроме инъекций эликсира бессмертия доктора занимаются еще и тем, что обслуживают пострадавших на охоте, в дуэлях, на войне.

Первоначально было намного больше врачей, чем требовалось, но теперь есть различные средства, которые ограничивают их численность, хотя и десять лет учебы, долгая практика в учениках, трудные выпускные экзамены после окончания практики, которые необходимо сдать всем, стремящимся к этой профессии, вероятно, воздействуют лучше, чем все остальное, и быстро уменьшают число врачей, угрожавших в прошлом человечеству Амтора.

Ввели правило, предписывающее каждому терапевту или хирургу представлять полную историю болезни каждого из своих пациентов главному медицинскому офицеру своего района. Все, от постановки диагноза до констатации полного выздоровления или смерти, должно быть записано и передано для оценки общественности. Когда кому-либо понадобятся услуги хирурга или терапевта, он легко может определить, чьи действия были наиболее успешными. Закон оказался хорошим.

Это было интересно, так как я имел общение и с хирургами, и с терапевтами на Земле.

— Сколько же докторов пережили этот закон? — спросил я.

— Около двух процентов.

— На Амторе, должно быть, значительно большая часть хороших врачей, — заметил я.

Время текло медленно, как струя воды сквозь пальцы. Я очень много читал, но молодому активному организму трудно удовлетворить все свои жизненные интересы только чтением книг. А справа находился сад. Мне посоветовали избегать этого конца веранды, но я не выполнял этого совета, по крайней мере в отсутствие Дануса. Когда он уходил, я часто посещал то место, где впервые увидел девушку, но она, эта часть сада, казалась необитаемой. Но однажды за цветущими кустами мелькнула фигура.

Я был недалеко от разделявшей мою площадку с ее садом ограды, невысокой ограды, около пяти футов. На этот раз девушка не убежала, а стояла, глядя прямо на меня, думая, возможно, что я не вижу ее за густой листвой. Но она ошибалась, на самом деле я мог увидеть ее достаточно четко, и, видит бог, как я хотел ее видеть!

Что за необъяснимую коварную приманку представляет женщина для каждого мужчины! Для некоторых существует только одна женщина в мире, которая так может действовать на него. Для других есть несколько таких женщин; для некоторых — ни одной. Для меня такой стала девушка чужой расы на чужой планете. Возможно, были и другие, но я не встречал их в своей земной жизни. Ни разу до этого я не был охвачен таким неодолимым влечением. Все, что я делал, диктовалось импульсами, такими же непреложными, как законы природы, а может быть, это и были законы природы. И я перескочил через ограду.

Раньше, чем девушка успела убежать, я уже стоял рядом. В глазах ее — ужас и смятение. Думаю, она испугалась меня.

— Не бойся, — сказал я. — Я не причиню тебе вреда, я хочу только поговорить с тобой.

Она гордо подняла голову.

— Я не боюсь тебя, — сказала она. — Я… — она заколебалась, затем продолжила: — Если тебя здесь увидят, ты будешь убит. Возвращайся к себе в комнату сейчас же и никогда не отваживайся больше на такой опрометчивый шаг.

Сердце мое затрепетало от радости при мысли, что страх, так явно отразившийся в ее глазах, был страхом за мою безопасность.

— Когда я могу увидеть тебя еще? — спросил я.

— Никогда, — ответила она.

— Но я смотрю на тебя и хочу делать это снова и снова. Я хочу видеть тебя много раз или умереть при попытке к этому.

— Или ты не знаешь, что делаешь, или ты с ума сошел, — сказала она и, повернувшись, пошла прочь.

— Подожди! — я схватил ее за руку. Она встрепенулась, как тигрица, и дала мне пощечину, а затем выхватила кинжал из ножен на поясе.

— Как ты отважился, — вскричала она, — дотронуться рукой до меня! Я убью тебя.

— Почему нельзя касаться тебя? — спросил я.

— Я ненавижу тебя, — сказала она, и это прозвучало вполне серьезно.

— Я люблю тебя, — ответил я ей, — и знай, что это правда.

При этом моем заявлении в глазах ее в самом деле отразился ужас. Она так сильно рванулась, что я не смог удержать ее, и скрылась. Я стоял, колеблясь: броситься за ней, или нет, а затем во мне проснулась крупица благоразумия, оградившая меня от этой безумной выходки.

Минутой позже я снова перемахнул через забор. Я не знал, видел меня кто-нибудь или нет, и, по правде говоря, меня это не волновало.

Через некоторое время вернулся Данус, он сказал, что Минтор вызывает меня. Может быть, это как-нибудь связано с приключением в саду? Спрашивать я не стал, сочтя это лишним. Если это так, то я узнаю об этом в свое время. По выражению лица Дануса ничего нельзя было предположить, но это не успокаивало меня. Я начал подозревать, что амторцы — мастера лицемерия.

Два молодых офицера из соседней квартиры проводили меня в комнату, где джонг желал поговорить со мной. Сопровождали ли они меня с целью предотвратить мое бегство или по другой причине, не могу сказать. В течение всего краткого пути по коридору и по лестнице вверх на следующий этаж они дружески болтали со мной, но охранники всегда дружески разговаривают с осужденным, если он любит это. Они проводили меня в комнату, где восседал джонг. На этот раз он был не один: вокруг него собралось много народу. Среди них я узнал Дурана, Олсара и Камлота. Почему-то эта ассамблея напомнила мне суд присяжных, и я не удивился бы, если бы они удалились и вернулись со справедливым приговором.

Я поклонился встретившему меня достаточно вежливо джонгу, улыбнулся и кивнул троим, в чьем доме провел первую ночь на Венере. Минтор в молчании, длившемся минуту-две, смотрел на меня. Когда он видел меня в первый раз, я был облачен в земную одежду, теперь же я был одет (точнее раздет), как венерианин.

— Твоя кожа не такая светлая, как я думал, — заметил он.

— Свет на веранде затемнил ее, — ответил я. Я не мог сказать «солнечный» свет, потому что у вепайцев не было слова для обозначения светила, о существовании которого они даже и не догадывались. Однако дело обстояло так, что ультрафиолетовые лучи солнца проникали сквозь окружающую планету оболочку из облаков и вызывали на моей коже такой загар, как если бы я провел это время под прямыми солнечными лучами на пляже.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});