Повелительница драконов - Вольфганг Хольбайн

Хрхон резким криком остановил соратницу, показывая на запад и жестикулируя обеими руками, издавая при этом поток пронзительных сипящих звуков, которые для него, очевидно, что-то означали. Эсск ответила ему на том же языке, и голос Хрхона вдруг стал резким, громким и повелительным.

Талли старалась не потерять сознание. В той же степени, в какой затихала боль в руках, у нее начали болеть ноги: сначала только стопы, потом жгучая боль быстро охватила икры и колени.

— Как там буря? — с трудом спросила Талли. — Кончилась?

Хрхон попытался покачать головой, как это делают люди, но ему удалось это лишь отчасти, поскольку у него не было шеи, которую он мог бы повернуть.

— Нетх, — просипел он. — Онах возвращаетсях. Этох толькох перерывх. Мых в опасностих.

— Тогда нам нужно… дальше, — простонала Талли, стиснув зубы. — Башня… Хрхон. Скорее. Помоги мне… на гиппоцерата!

Но вага снова покачал головой и плечами.

— Большех нетх времених, — сказал он. — Этох толькох перерывх. Бурях придетх. Оченьх плоххох.

Он повторил нелепое движение головой и плечами, встал и просипел приказ, относившийся к Эсск. Его соратница что-то возразила, но Хрхон яростно показал на запад и повторил свой приказ, и на этот раз вага смирилась. Резким выкриком она заставила гиппоцерата развернуться на месте и двигаться обратно — в том направлении, откуда они прибыли.

Талли застонала от боли, когда Хрхон осторожно поднял ее и затопал за ощетинившимся шипами гигантом.

— Что ты собираешься делать, глупец? — задыхаясь, проговорила Талли. — Ты же идешь прямо навстречу буре! Ты нас угробить хочешь?

Хрхон не ответил, лишь удвоил усилия и даже развил на своих коротких ногах удивительный темп. Талли с трудом повернула голову и попыталась разглядеть Эсск и ее верховое животное в клокочущей черноте перед ними, но ее веки, казалось, вдруг налились свинцом и то и дело закрывались. Что-то с ее зрением было не так: она видела только силуэты, зато все предметы имели слабо светящуюся тень, повторявшую их очертания.

Но она увидела также, что вага гонит гиппоцерата прямо к верховому животному Хрхона, лежавшему со сломанной шеей. Гиппоцерат испугался, будто чувствуя опасность, но Эсск снова полностью его контролировала. Уже через несколько секунд они добрались до трупа покрытого шипами гиганта и остановились. Эсск стала издавать резкие свистящие звуки, и ее гиппоцерат отступил на пару шагов назад, потом снова вперед, в сторону, снова назад и снова в сторону. Талли не поняла, что там делает Эсск. Выглядело это так, будто вага и гиппоцерат исполняли странный сумасбродный танец.

А потом Эсск подняла руку, очень высоко, сконцентрировав в этом жесте всю огромную силу своего четырехсотфунтового тела. В кулаке блеснул металл.

Вага вонзила гиппоцерату кинжал точно в чувствительное место между его глазных рогов — это вообще было единственное уязвимое место гиппоцерата. Чудище взревело, судорожным движением сбросило Эсск со спины — и замертво рухнуло наземь. Его голова величиной с телегу со своеобразным полым звуком грохнулась на хвост животного Хрхона.

И наконец Талли поняла, что означал странный танец, к которому Эсск принуждала свое животное: трупы мертвых чудищ лежали не просто рядом, а именно так, чтобы своими телами образовать огромную полусферу, выпуклость которой была обращена к черной стене, поглотившей мир.

Когда Талли додумала эту мысль до конца, снова взвыла буря. И Хрхон побежал.

— 3 —

Как-то ночью Талли на мгновение проснулась. Ей снился ужасный, неописуемо жуткий сон, но она не могла вспомнить, о чем этот сон. Тем не менее она на миг увидела серые нити паутины и темные противные тела с множеством ног, сновавшие по ее коже. Она испугалась. Буря по-прежнему выла со все возраставшей силой и заставляла пустыню дрожать. Даже сквозь закрытые веки Талли видела тонкие голубые молнии, озарявшие огромное черное тело бури, и тонкий серпообразный венец, образованный раскаленным докрасна рогом, защищавший ее и обоих ваг.

Ей ужасно хотелось пить, но не было сил даже провести языком по губам, и она действительно не просыпалась. Как будто сон, который был вовсе не настоящим сном, а непостижимой частью мрачной магии башни, дал ей небольшую передышку. Может быть, просто нужно было время, чтобы прозондировать ее воспоминания и отфильтровать самые важные из них, потому что она, как всегда, вспоминала далеко не все, что произошло той ночью пятнадцать лет назад.

Сила, заставлявшая ее снова и снова переживать тот ужасный день, устроила так, что страх приходил в концентрированном виде. Калейдоскоп ужасов, вызванный песчаной бурей, содержал только самые жуткие отрывки. Невидимый палач в ее душе не позволил бы ей отдохнуть, вспоминая благостные часы покоя. Судьбой в тот день ей было уготовано еще много всего, в том числе и осознание того, что нет предела таким вещам, как ужас и отчаяние.

Потом она снова заснула. И снова видела сны, сны с серыми нитями паутины и могучими кожаными крыльями, хлеставшими ночь; сны о буре, преобразившейся в ужасающую гримасу и издевавшейся над ней; о Храбане, глаза которого вдруг сделались большими и круглыми, а из его рта потекла кровь.

Потом Талли по-настоящему проснулась, и это был очень медленный, бесконечно мучительный процесс, сопровождавшийся не только жуткими видениями, но и вполне реальной телесной болью.

Вернувшись в действительность, Талли, тем не менее, в первый миг не была уверена, на самом ли деле она проснулась или переживает особо коварное продолжение кошмара. Все ее тело было сплошной жгучей болью, и она испытывала ужасную жажду. У нее перед глазами мелькало что-то темное. Кто-то вонзил ей в ногу кинжал и вращал его очень медленно и с большим наслаждением.

Потом чья-то рука коснулась ее плеча, рука грубая и холодная, как сталь, а из колеблющейся пелены перед ее глазами всплыло лицо самой безобразной черепахи, которая когда-либо рождалась на свете. Впрочем, она была и самой крупной. Талли узнала Эсск.

— Пить… — пробормотала Талли.

Уже этого слабого движения хватило, чтобы ее губы треснули. Теплая кровь потекла по ее подбородку. Она подняла руку, чтобы вытереть ее, но вага с мягким усилием прижала руку, издала неопределимый сипящий звук и приподняла голову и верхнюю часть туловища Талли. К ее губам поднесли чашу, и она ощутила восхитительный вкус ледяной воды.

Она пила так жадно, что ей стало плохо. После этого она позволила себе роскошь просто лежать с закрытыми глазами на руке Эсск, настороженно прислушиваясь к каждому движению своего тела. Ее желудок и каждый орган возле него бунтовали, ее ноги все еще жгло огнем, но после вечности (минут? часов? дней?), когда она не имела тела, а была лишь беспомощной пленницей своих собственных мучительных воспоминаний, она почти наслаждалась своими ощущениями.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});