Православные христиане в СССР. Голоса свидетелей - Ольга Леонидовна Рожнёва

помню, что в первом классе учительница срывала с меня крестик несколько раз. Я со слезами, бывало, убегал из школы, приходил домой, и мама успокаивала, надевала другой крестик. А потом, я помню, один раз отец пришел к директору школы и такой ему нагоняй дал. Это был 1961 год, я в первом классе учился.

В то время, чтобы так за веру директору дать нагоняй, такого не бывало, но отец был очень смелый человек, простой человек, рабочий в колхозе. Когда он пришел к директору (это при мне было), он так строго говорил с ним, просто запретил ему категорически ко мне прикасаться. Говорит: «К моим детям не прикасайтесь, и кто надел крестик, тот отвечает за это. Вы не надевали крестик на них и не имеете права снимать». Директор, правда, смягчился, и учительница после этого никогда не порывалась снимать крестик.

Промысл Божий ведет нас по жизненному пути

В селах у нас оставались верующими ребята, молодежь только по воспитанию родителей. И если в какой-то семье православный образ жизни поддерживали, там и дети вырастали верующими, а в тех семьях, где этого не было, там вырастали оторванными от Церкви людьми, и таких друзей у меня было много, в общем-то, большинство.

Промысл Божий ведет нас по жизненному пути. Я вот по себе смотрю, по жизни своих братьев. Выросли в обычной советской обстановке: и колхоз, и ни одного слова в школе о вере – только в семье. Но вот я первый из всех братьев пошел в семинарию – это было удивительно в то время. Считаю, что из такой неверующей среды вырваться и пойти в семинарию, чтобы стать священником, – это уже можно считать чудом Божиим.

Потом за мной пошел один, другой, третий – и все пять братьев. Это было настолько удивительно по всей нашей округе в семидесятые годы. Все люди удивлялись этому, как какому-то чуду. Как из этого советского села все пять братьев через два-три года уходили в семинарию, кто их так воспитал, кто их туда позвал? Вопросы были, конечно, у всех.

Я помню даже, что директора школы тогда наказали. Когда третий брат уже поступил в семинарию, ее вызвали в район и там сняли с нее звание заслуженного учителя, отругали: «Как ты могла допустить, чтобы третий человек уже пошел в семинарию?» А потом и четвертый пошел, а потом и пятый, но это уже было к девяностым годам ближе. Это явный Промысл Божий.

У нас дома были дедушкины книги

С духовной литературой тогда были сложности. У некоторых людей дома хранилась такая литература, может, из храма перед разорением кто-то взял. А у нас дома остались дедушкины книги: Библия, молитвослов, акафистник – уже потертые, разорванные. Катехизис я помню, в детстве читал беседы катехизические – до сих пор помню. Тоже разорванная книга была, без титульного листа, не знаю даже, кто ее автор. Вот эти книги мы читали, а новых не было.

Новые книги я увидел, когда в семинарию поступил, и то когда уже из-за границы привозили многие наши богословы, иерархи, тогда и у меня лично появились новые книги. А в конце семинарии уже митрополит Питирим развил деятельность Издательского отдела Московской Патриархии, и стали печатать многие книги: Библии, Требники, молитвословы, акафистники… И вот тогда у нас, семинаристов, уже была возможность покупать эти издания. Я очень много закупал, так что у меня с тех времен еще книг много.

Православные праздники

В нашем селе, когда не было еще храма, отмечали Рождество и Пасху – это понятно, и Великий пост мы всегда в семейном кругу соблюдали. Посты мы соблюдали строго: ни мяса, ни молока не ели, хотя у нас свое хозяйство было, но старались и Рождественский, и Великий пост соблюдать. Даже невзирая на то, что мы были дети, пост соблюдали всегда. Во время поста ели картошку, макароны можно было купить. Хотя с крупами в хрущевское время было тяжело. Несколько часов стояли в очередях, чтобы получить килограмм крупы, в частности гречки.

Особенно отмечали родительский день, на кладбище всегда собирались. Священника не было, но старые певчие еще с закрытия храма в 1936 году оставались, они знали службу и пели. Кроме этого, большими праздниками считались престольные праздники нашего храма. Храм у нас был трехпрестольный: Святой Троицы, святых мучеников Космы и Дамиана и святого Герасима Иорданского.

На Рождество мы с ребятами собирались и славили Рождество Христа по селу. Дети даже из неверующих семей ходили толпами, и к этому дню взрослые готовили печенье, конфеты или денежку. Дети заходили толпами в дом, и кто-то пел тропарь, а остальные просто говорили: «С Рождеством Христовым!» А на Пасху дети говорили: «Христос воскресе!» – им давали яйца, конфеты, печенье. В шестидесятые годы иметь целый кулек конфет – это была роскошь. Поэтому, когда заранее готовили детям угощение, мы набирали по целому кульку конфет и на несколько недель их растягивали – радость была. Одевались все по-праздничному, конечно.

Все успехи Родины радовали нас

Мы никогда не были противниками своей Родины, у нас никогда не было нелюбви к ней, и все экономические успехи нашей страны радовали нас. Раньше у нас в селе была дизельная электростанция, и свет включали только утром и вечером на два-три часа. И когда в наше село провели электричество и свет стал гореть целые сутки, мы очень радовались.

Но всегда тягостно было славословие коммунистической партии безбожное, от этого атеизма мы старались уйти.

Мы жили единой семьей

У молодежи тогда в селе была какая-то сплоченность. Гуляли, песни пели, не боялись ничего. Жили единой семьей, однако не было такого разбойничьего настроя или наркомании, винопития такого не было, были нравы все же выше – или закалка старая была, или соблазнов все же меньше было. Не было таких преступлений, никто ни у кого ничего не крал, не убивал. Дрались, конечно, но обстановка лучше была, нежели сейчас.

Очень веселые праздники у нас проходили на Троицу, когда все собирались в лесу. Специальная поляна у нас была, все туда приезжали, привозили продукты и на целый день устраивали праздник. Там и ели, и пили, и плясали, и играли. Вроде бы религиозного в празднике ничего не было, но все знали, что Троица – это наш праздник.

К родителям в селе было почтительное отношение, очень редко кто-нибудь выступал против родителей и неуважительно к ним относился. К старшим, особенно к военным, которые