Случайный контракт - Наталья Ручей

ли самый Воронов…

— Да, владелец самой крупной адвокатской компании, — завершает вместо него Анжелика. — Только не понимаю, к чему тебе эта информация, Валер?

— А я не понимаю, почему он у тебя в кабинете. Не понимаю, почему ты пишешь такую записку, а потом пытаешься пойти на попятную.

— Записку? — Я благодарно киваю секретарше, которая ставит передо мной чашку с кофе. — А можно подробней? Гражданские споры — одно из наших направлений. Как знать, пока я на месте, может быть, смогу дать дельную консультацию.

Пижон выглядит заинтересованным. Это замечает и Анжелика, потому тут же отвечает вместо него:

— К счастью, нам с Валерой нечего делить. К тому же ты слишком дорогой адвокат.

— Ничего, — решает пижон, — твою консультацию я оплатил, еще одну потяну.

Он достает бумажник, отсчитывает купюры. Встретив мой скептический взгляд, добавляет еще.

— Это моя женщина, — говорит он уверенно. — И я не собираюсь ее никому уступать. Надеюсь, это понятно? У нас просто маленькое недоразумение. И если никто не станет вмешиваться, мы скоро его разрешим.

Он двигает деньги ко мне.

— Спасибо, у меня есть салфетки.

Подхватив одну, достаю чебурек и передаю его Анжелике. Огромный, она еле держит его. Хорошо, что заходит ее секретарша с тарелками.

— Одна лишняя, — говорю я, когда она ставит тарелку и перед пижоном. — У нас все рассчитано на двоих.

— Если вы удалитесь, — цедит пижон, — нас и останется двое.

— Перестань! — не выдерживает Анжелика. — Александр — мой друг, а ты устраиваешь какой-то цирк!

Вздыхаю. Цирк — это плохо, клоунов не люблю. Недостоверно играют, как этот. Лучше б театр.

— Вы волшебница, — сообщаю я секретарше, потому что с тарелкой гораздо удобней.

Но так о девушке я думаю ровно минуту. Или даже чуть меньше. Пока она не возвращается с чашечкой чая. От одуряющего запаха я прячусь за чебуреком. Анжелика делает так же, а вот Валере не повезло. Во-первых, он сам заказал. А во-вторых, ему выдвигают условие:

— Если ты передумал пить чай — уходи.

Глядя на Анжелику, он берет в руки чашку. Не торопится, вдыхает запах — то ли хочет к нему привыкнуть, то ли оставляет себе шанс передумать. И так же, удерживая взгляд хозяйки этого кабинета, делает первый глоток.

Потом второй. Третий.

А на четвертом я понимаю, что вряд ли он вообще замечает и запах, и вкус. Они его не волнуют. Он просто хочет еще чуть задержаться здесь, побыть рядом с ней — любыми путями.

Анжелика делает вид, что ей все равно, но это не так. Во-первых, с чебуреком она расправляется куда раньше меня, а при моем чувстве голода это рекорд. А во-вторых, она как бы ненароком двигает поближе к пижону корзинку с конфетами.

Ну нет, на мыльную оперу я не подписывался. С меня хватило и того, что их любила Марина. Как ни зайдешь домой, так и слышно:

— Мы не можем быть вместе, Мустафа! Я люблю тебя сильнее, чем солнце любит каждое утро гулять по голубому небу. Ты для меня как источник воды в беспощадной пустыне. Но мой отец еще беспощадней!

— Лейла! Ох, Лейла, только не это! Ты разбиваешь мне сердце! Я так долго не выдержу, я без тебя дышать не могу…

И оба рыдают. Нет, трое — включая Марину. Говорил ей: все будет в порядке, не изводи себя. Не верила. Ну и кто в итоге был прав?

Проходит сто серий, а он по-прежнему дышит и бегает по экрану. Да и она отнюдь не изнывает от жажды. В общем, одно вранье это все.

Но беспощадным мне сегодня быть как-то лениво, да и чебурек меня успокоил, поэтому, взглянув на часы, поднимаюсь.

— Мне пора. Рад был увидеться.

Анжелика ставит на стол свою чашку с кофе и подхватывается следом за мной. Ее бегающий взгляд выдает поиск решения, как меня задержать, и в итоге она находит единственный аргумент:

— Второй чебурек.

— Оставляю Валере. Мои конфеты ему неплохо заходят.

Она делает глубокий вдох, в глазах искры. Но вместо того, чтобы вспыхнуть, она их мастерски гасит.



— Я тебя провожу. — И, не оборачиваясь к Валере, бросает уже на ходу: — Поторопись, пожалуйста, через пять минут у меня клиент.

Потом вспоминает о чем-то и меняет решение:

— Дождись меня.

Пижон расцветает и стоически допивает чай в два глотка. Мы выходим из кабинета, пересекаем приемную, выходим в холл.

— Спасибо, дальше я сам.

— Знаете… — Она качает головой, как будто раздумывает: говорить или нет? И все-таки продолжает: — Мне жаль, что вы стали свидетелем этой неприятной сцены. И я прошу прощения, что попыталась вас в это втянуть.

Она обнимает себя руками, и в этот момент кажется очень ранимой. Но не потому, что ей пришлось извиняться. Разве только отчасти.

— С прошлым, — она переводит дыхание, — с прошлым нужно разбираться самим.

— Это не прошлое.

Она вскидывает на меня взгляд, открывает рот, чтобы оспорить мое заявление, но я действительно не поклонник романтической чуши. Поэтому говорю прямо, как есть.

— Ты принимаешь от него подарки. Принимаешь, — добавляю с нажимом, — рядом с футляром лежала лента от упаковки, а это значит, что ты ее вскрывала. Ты пишешь ему записки. Твоя чашка с кофе осталась нетронутой. И ты предложила ему альтернативу. Да, чай пахнет скверно, на вкус вообще трудно представить, что это за гадость. Но ты оставила ему лазейку остаться. А могла просто выставить. Поэтому признаешь ты это или нет, но для тебя он не прошлое.

Она отводит взгляд в сторону. И хрен знает, что тянет меня за язык. Может, эта ее ранимость или отходняк после сериалов Марины.

— Важно помнить, что у всего есть срок годности. В том числе и у возможности помириться.

— Это невозможно. Вы просто не представляете… — она осекается, понимая, с кем пытается говорить о личном, и мгновенно закрывается за дежурной улыбкой. — Спасибо, что занесли колье.

Скорее всего, ей все