Внук Персея. Сын хромого Алкея - Генри Олди

Кефал пополнил ее собрание красавцев.

Он был настолько хорош в постели, что даже беспрерывное нытье любовника не раздражало Эос. Я хочу домой, бормотал он. Позже, милый, соглашалась Эос. Сперва так и вот так. Я люблю свою жену. Это правильно, дорогой. Ты – порядочный человек. Давай этак и растак. Я скучаю за сыном. О, ты – лучший в мире отец! Смотри, я повернулась к тебе спинкой. Я покончу с собой. Как, мое сокровище? Брошусь с террасы вниз головой. О, бросайся! Только обожди – я лягу внизу и приму должную позу. Я хочу домой! Как ты можешь говорить об этом, солнышко, если я беременна! Видишь, я родила тебе чудного мальчика Фаэтончика? Давай сделаем еще одного?

Я не люблю тебя, прибегал Кефал к последнему средству. И не надо, радовалась богиня. Моей любви хватит на двоих. На сотню, вздыхал измученный Кефал.

– Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос,В мраке остался плененный Кефал, муж скорбящей Прокриды…

* * *

– Знаешь, – сказала Алкмена. – Не гуляй на рассвете.

– Почему? – изумился Амфитрион.

– Украдут еще…

Она не шутила. Закусив губу, дочь ванакта смотрела на него так, словно двор вымер в одночасье. Здесь не было ни единого человека, кроме них. Двое на всю Ойкумену – Уран и Гея, Девкалион и Пирра[32]. «Невесту тебе привезла! – из мглы прошлого крикнула Амфитриону сестра, сойдя с колесницы. – Дурачок! Своего счастья не понимаешь!» И эхом откликнулся вопль мальчишки, загородившего путь даймону‑людоеду: «Отдай мою невесту!»

Я понимаю, кивнул Амфитрион. Я никому ее не отдам.

– Хорошо, – сказал он. – Я буду осторожен.

6

Что надо сделать, дабы восстановить доброе имя убийцы? Позволить ему жить без страха быть зарезанным первым встречным? Убийцу следует очистить, принеся положенные жертвы. Но вот вопрос вопросов: перед кем следует очистить сквернавца? Об этом веками спорили мудрецы. Верный ответ: убийцу следует очистить перед богами – мудрецов не устраивал. Перед какими именно богами? Ну‑ка, назовите, не стесняйтесь!

А мы послушаем.

Глупцы знают ответы на всё на свете. Глупцы спешат поделиться ими, опять же, со всеми на свете. Раз за разом глупцы попадают пальцем в небо – и хорошо, если в небо. Но мудрецы! О‑о, мудрецы знают! Мудрецы даже готовы были просвещать неразумных. Увы, каждый из несметной орды мудрецов провозглашал свое. Одни утверждали, что убийцу надо очистить перед Танатом и Аидом. Ибо первому пришлось извлекать тень невинно убиенного, а второму – определять ее на постой. Недаром жертвы подземным богам сжигают целиком, не съедая ни кусочка…

– Позвольте! – вмешивались другие. – С жертвами теням усопших поступают точно так же! А значит, убийцу надо очистить перед тенью его жертвы!

– Подумаешь, тень! – усмехались третьи, отмеченные печатью особой мудрости. – Кто такая эта тень? Что она решает? Скитается в Аиде, лишенная памяти… Лишь Зевс, Владыка Богов, способен даровать прощение убийце!

Подобное мнение трудно оспорить. Но находились смельчаки:

– Жертву нужно приносить Керам, богиням насильственной смерти!

– Следует умилостивить Эриний‑Мстительниц…

– Что вы понимаете? Только неподкупная Фемида, богиня правосудия…

Задабривание жертвами Фемиды Неподкупной смахивало на подкуп. Впрочем, те, кто имел дело с земными судьями, не спешили возражать.

– Дика‑Справедливость!

– Деметра‑Жизнедарительница!

– Аполлон!

– Ну ты брякнул! Еще б Гермия‑Психопомпа вспомнил…

– А что? Не повредит…

К чести ванакта Электриона следует сказать, что в данном вопросе он оказался умнее всех мудрецов скопом. Посетив с год назад Афины, Электрион пришел в восторг от жертвенника Двенадцати Богам, которым по праву гордились афиняне. И загорелся идеей установить такой же в Микенах. Сказано – сделано. Жертвенник вышел поменьше афинского, в половину человеческого роста, но ванакта это не смутило. Изображения Дюжины были в наличии. И резьба красивая. И мрамор лучше афинского. Теперь уж точно не ошибемся! Народ одобрил, славя гений ванакта. Хотя в чьем‑либо одобрении Электрион не нуждался. Он издавна знал: владыка Микен всегда поступает наилучшим образом!

Перед обрядом Атрей с Фиестом совершили омовение – прелюдию грядущего очищения. Обоих нарядили в хитоны цвета весенней листвы. Зеленый, шептались мудрецы, чуточку пьяные с утра – жизнь и возрождение. Плечом к плечу, со спины неотличимые друг от друга, Пелопиды шли к алтарю. Толпа загодя расступилась, освободив проход. Ропот, подобный шелесту прибоя, витал над площадью. В него вплеталось рычание далекой грозы. Не все микенцы были согласны с ванактом. От проклятых лучше держаться подальше.

«Выдать щенков отцу! – намекала гроза. – Выдать головой!»

Амфитрион видел, как напряглись спины братьев в ожидании удара. Он и сам невольно подался вперед. Если Пелопс уже понял, что сыновей ему не отдадут; если не смирился и отправил в Микены лазутчиков… Это последняя возможность. Сейчас любой может воткнуть нож в печень Фиесту; проломить камнем висок Атрея. И останется чист перед богами и людьми. Оскверненного вправе безнаказанно убить кто угодно.

Семь шагов. Шесть… пять… три…

Братья замерли на ступенях алтаря.

У жертвенника их ждали величественные фигуры в белом: Электрион и Сфенел. Белый цвет угоден Олимпу. Слуги зажгли курильницы с серой. Над площадью пополз дым – едкий, удушливый. От него першило в горле. Электрион со Сфенелом остались невозмутимы, зато Пелопиды дружно закашлялись.

– Скверна выходит, – с уверенностью заявил кто‑то.

И пошло, покатилось от мудреца к мудрецу:

– Значит, виноваты!

– Выходит, это они мальчонку зарезали?

– Эх, не надо было…

– Благоговейте![33] – перекрыл бас ванакта ропот толпы.

Площадь заткнулась.

– Внемлите, о боги! Жертву примите во искупленье вины…

Персеидам подали черных петухов. Атрей с Фиестом наконец одолели кашель – и ждали, смирные, как барашки. Кривые ножи ударили наотмашь, отсекая связанным птицам головы. Кровь брызнула на алтарь, на ступени, на лица и хитоны – сыновья Персея щедро кропили направо и налево. Плавные взмахи. Колыхание белых одежд. Бормотанье площади.

Кровавый дождь.

– …во искупленье вины…

Вину, отметил Амфитрион, дядя не назвал по имени. Понимай, как хочешь: то ли брата зарезали, то ли мать покрывают. «Сам‑то как думаешь? – спросил голос, очень похожий на отцовский. – Могли они зарезать ребенка?» Могли, вынужден был признать Амфитрион. Если ребенок – помеха на пути к троносу… Фигуры братьев предательски размывались перед глазами. Вместо Атрея с Фиестом возникали другие сыновья Пелопса Проклятого: Трезен и Питфей. Воин и прорицатель; благородные сердца. Стоило большого труда отрешиться от приязни к старшим, оценивая младших. «Что произошло в Писе, останется тайной. Но ты вызвался ближе узнать Пелопидов. Дал обещание отцу. Раз уж все равно задержался в Микенах…»