Сирийские спартанцы - Александр Тамоников

Матерясь про себя, он вернул связисту трубку от станции спутниковой связи. Только что генерал скорректировал задачу. Точнее, не скорректировал, а поставил совершенно новую.

Теперь группе надлежало не фиксировать проезд и проход по приграничным дорогам боевиков из Турции, а уничтожать цистерны с нелегальной нефтью. Конкретно – взрывать все, что двигается с турецкими номерами в обе стороны. Ну и, конечно, фиксировать на цифровую аппаратуру движущийся с нефтью транспорт.

– Турецкие контрабандисты покупают нефть у боевиков Исламского государства в немалых количествах, – открытым текстом сказал Шестопалов. – Они сами перевозят купленную нефть на собственных грузовиках, так что ошибки быть не может. Заметите турецкие номера – уничтожайте. За сутки через границу транспортируется до сорока тысяч баррелей, за что боевики выручают до полутора миллионов долларов. Для них это очень приличные деньги, и ты со своими ребятами должен уменьшить этот поток…

С одной стороны, данная задача была привычнее и понятнее. С другой – если бы о ней известили до начала операции, то оружие и снаряжение бойцы взяли бы с собой совершенно другое. И уж, конечно же, разжились бы управляемыми фугасами. С ними-то выполнять такую задачу – одно удовольствие.

Новиков снова развернул карту и подсветил небольшим фонарем – небо начинало светлеть, но солнце еще находилось далеко за горизонтом.

– Ближайшая дорога находится в двенадцати километрах северо-восточнее первой точки, – шептал он, елозя пальцем по плотной бумаге. – Днем отдохнем, а вечерком двинемся в ту сторону. Дорога асфальтированная, значит, обязательно кто-нибудь поедет. Только есть одна проблемка…

Его палец завис на дальнем склоне горной гряды, стоявшей на пути к цели. Судя по изогипсам, почти сливавшимся в сплошной штрих, крутизна данного спуска была предельной.

Новиков вздохнул.

– Придется использовать альпинистское снаряжение…

* * *

Всевозможных веревок бойцы группы всегда брали с собой в большом количестве. Имелась тонкая леска для растяжек и сигнальных мин. Был в запасе обычный шнур для того, чтобы связать пленного. Для операций в горной местности или в условиях города прихватывали простую парашютную стропу и специальный фал, используемый альпинистами. Стропа была достаточно прочной и тонкой. Ну а надежнее специального фала, изготовленного с применением кевларовой нити, еще никто ничего не изобрел.

Мотки лесы, стропы и обычного шнура таскали во внешнем отделении РД. Фал – на поясах. Единственным минусом такого прочного шнура были его плохая гибкость и чрезвычайная упругость. Хороший пояс шириной в шесть петель давал пятьдесят метров армированного фала. Причем на роспуск уходило не более тридцати секунд.

Ранним утром группа взобралась на вершину гряды и осторожно подошла к опасному спуску.

– Ого, – присвистнул санинструктор. – Да тут костей не соберешь.

– А ты их не разбрасывай, – подмигнул Кудин.

– Ничего, как-нибудь спустимся, – прогудел снайпер. – Какая тут высота, командир?

– До верхнего «балкона» – сто двадцать метров. До нижнего чуть меньше.

Скала, по которой предстоял спуск, в действительности не была отвесной. Ее уклон составлял градусов десять-двенадцать. На тренировочных сборах бойцы группы преодолевали и не такие препятствия. Но одно дело тренироваться в мирных условиях на российском Кавказе и совсем другое – лазить по горам на территории противника.

– Распускайте фалы, – скомандовал майор. – Делаем две связки. Каждая из четырех пятидесятиметровых кусков. Одна – основная; вторая – страховочная.

У края пропасти закипела работа. Четверо готовили связки. Четверо проверяли и настраивали альпинистское снаряжение: стальные карабины, магнезию, страховочные системы, спусковые устройства, связки, стяжки, зажимы, пластыри, ролики, проушины, блоки… Двое вбивали в скальную породу болты и монтировали на них шлямбуры.

Через час все было готово и группа приступила к спуску.

Вниз шли по одному с отдельной верхней страховкой для спускающегося. Это был один из самых надежных способов, многократно испытанных в горных операциях. Правда, страхующий при данном способе тоже подвергался немалому риску и мог потерять контроль над веревкой. Труднее всего приходилось последнему – его страховать было некому. Поэтому последним в таких спусках, как правило, шел Новиков.

«Не сложнее, чем затяжной прыжок с парашютом», – успокаивал он сам себя, зависнув на фале. И припомнил свой первый прыжок на первом курсе военного училища…

С раннего утра в казарме было радостное оживление.

Прыжки! Наконец-то!!

Но на аэродроме оживление поутихло. Многим курсантам стало жутковато, и начал выплескиваться через край черный юмор, которым каждый старался нивелировать страх. Если кто-то криво ухмыльнется с мыслью: «Тоже мне, слабаки!», значит, он из тех, кто поддерживает парашютный спорт только сидя на диване, а в воздух так и не рискнул подняться.

Прыжки начались с инструктажа, похожего на страшные истории Хичкока.

– Если вы падаете в водоем… Если вы летите на провода ЛЭП… Когда вас несет на купол товарища… Если ваш купол зацепился за стабилизатор самолета…

Несмотря на то что ранее на занятиях им долго и детально вдалбливали все действия в особых случаях, инструктаж продлился около трех часов. После его окончания попрыгали по очереди из стоящего на бетонке самолета, затем отправились на вышку с площадками в триста, шестьсот и девятьсот метров. Уже там начался естественный отбор: вывих ноги или перелом ключицы – езжай отдохни в санчасти.

Следующий этап назывался «игрой в допрос разведчика». Курсантов повесили на штапели, чтобы почувствовали, как можно управлять парашютом. Болтаешься на лямках, а инструктор вопросики каверзные задает о том, что делать в такой-то ситуации. Не ответил – свободен. Однако там отбор был весьма условный – после штапеля к прыжкам допустили даже тех, кто не ответил вообще ни на один вопрос.

После медкомиссии курсантов ждал на рулежке обычный Ан-2, именуемый в народе «кукурузником». Внутри этого «лайнера» молодые парни впервые узнали, как себя чувствуют продукты в блендере. За полминуты пробега он разогнался до ста семидесяти километров в час. При этом его трясло так, что всем казалось – быстрее разобьешься на самолете, чем с парашютом.

Самолет оторвался от полосы и стал по кругу набирать высоту.

Курсанты опять повеселели: «Давай еще выше, чего так мало?!»

Потом открыли дверь, и пацаны с ужасом глянули вниз – на расчерченную дорогами и полями матушку-землю. Да, все находившиеся в чреве самолета отлично знали, что согласно большинству источников из ста тысяч прыжков смертельным исходом в среднем заканчиваются всего тридцать. Человек с большей вероятностью может погибнуть в автомобильной аварии, чем в результате прыжка с парашютом. К примеру, в подводном плавании количество смертей в два раза выше. Но все это была математика, а впереди маячил овал открытой дверцы.

Новиков стоял перед раскрытым проемом на высоте девятьсот метров с двадцатикилограммовым парашютом за спиной и слушал завывания двигателя. Инструктор постучал по плечу. И он, ни о чем не думая, сиганул вниз.

Его закрутило, дыхание сперло. Это было сравнимо с прыжком в ледяную воду.

Дальше отрепетированное: «521, 522, 523».

Кольцо! Есть кольцо!

Купол! Есть купол!

Чека! Есть чека!

А потом неистовый крик своим товарищам:

– Расчекуйся!

Это кричали все, чтобы ничего не забыть.

Дернул, посмотрел вокруг себя, покрутился – самолетик уже далеко. После трех секунд свободного падения последовали три минуты спуска на парашюте.

Наконец приземление – жесткий удар, два кувырка и гашение купола.

* * *

Спуск обошелся без приключений. Если не считать того, что в трех метрах от финишной площадки заклинило стопорный механизм.

Парни стояли внизу и, вытянув к небу руки, ждали приземления командира, а он болтался на фале как отвес каменщика и ничего не мог поделать с проклятой железякой. Пришлось тащить из ножен «Басурманина»…

Вряд ли он мог объяснить, почему так приглянулся этот нож.

Стальной прямой однолезвийный клинок. Без долов, вороненый. Линия лезвия слегка вогнута. Рукоять стальная, полая, с тремя шероховатыми утолщениями. В рукояти имелся пенал с элементами жизнеобеспечения. Вата, таблетки для обеззараживания воды, игла, четыре рыболовных крючка, три ветровые спички. Помимо этого три свинцовых грузила, булавка, пластырь, пять метров лески, три метра нитки, шило, иголка. Утолщенная крестовина могла использоваться в качестве молотка.

Ножны состояли из двух шарнирно соединенных половин с внутренними полостями. При необходимости они выполняли функции резака проволоки и электропроводов под напряжением до трех тысяч вольт. Верхняя половина ножен имела скобы для намотки капронового линя и неотъемный абразивный брусок для заточки клинка.