Цивилизации древней Европы - Гвидо Мансуэлли

Последствия колонизации, осуществлявшейся греками и финикийцами, были многочисленны и значительны. Во-первых, ускорилось установление отношений между удаленными друг от друга народами и регионами, которые ранее игнорировали друг друга; скажем больше, колонизация способствовала органическому единству экономики древнего мира, дополняя ресурсы и возможности всех стран. Вдоль торговых дорог эти влияния впоследствии распространятся дальше, проявляясь на уровне цивилизации: они примут непосредственное участие в создании «цивилизаций» в средиземноморском смысле слова. Это было скорее следствием, чем целью колонизации. Результаты часто превосходят ожидания.

Можно сказать более точно: колонизация если не наладила, то по меньшей мере ускорила и сделала постоянным распространение сырья и рассчитанных на повседневное потребление товаров. Это касается не только колоний и метрополий, но и континентальных районов. Двойной поток, который достигает Запада в начале 1-го тыс. до н. э., не является на самом деле единственным: движение было круговым — с востока на запад и с запада на восток — и не ограничивалось взаимоотношениями между метрополиями и их колониями. Как правило, торговцы, которые сопровождали на Запад готовую продукцию, обменивали ее на сырье, — это и было истинной целью колонизации. Наконец, финикийцы и греки были не единственными, кто перемещался по дорогам Средиземноморья. Этруски, которые также были предприимчивыми мореплавателями, появляются на Востоке уже в период архаики. Возможно, их присутствие на Востоке не только стало следствием их морской экспансии, но имело более давние корни. Как бы там ни было, они сыграли главную роль в становлении потока, который шел с запада на восток. Легендарные повествования, упоминающие о деятельности этрусков на Востоке, так же как обнаружение бронзы и этрусских предметов в Греции — в самих Афинах, — на Кипре и в Малой Азии, свидетельствуют о том, что этруски появились в данном регионе в очень давнюю эпоху. В период Античности установились отношения между Востоком и дальним Западом, но, с другой стороны, тартезийцы считались данниками Ассирии, в то время как их влияние распространялось на Финикию.

Если бы можно было составить археологическую карту, детально показывающую распределение обмениваемых товаров — тех, которые дошли до нас, — по регионам и эпохам, мы обрели бы, несомненно, ценный рабочий инструмент. Однако такая карта еще очень не скоро сможет отразить всю реальность, поскольку торговый динамизм имел и другие последствия: он повлек за собой перемещение многих людей, неожиданные и продолжительные контакты — все то, что не отражает простая констатация количества вывезенных коринфских или финикийских ваз. Тем не менее такая карта показала бы основные направления живой истории, и прежде всего помогла бы составить представление об отношениях между народами начиная с X в. до н. э. Море непрерывно бороздили боевые эскадры (история едва упоминает о них) и отряды моряков, плававших с грузами по всем направлениям, связывающим опорные пункты и порты с действующими центрами производства. В то же время в порты стекались караваны нумидийцев и иберов, лигуров и галлов, италиков и иллирийцев, фракийцев и скифов — они приходили из внутренних регионов и снова отправлялись в дальний путь, зачастую за тысячи километров. Каждая точка пересечения сухопутных и морских путей становилась, таким образом, очагом двойного процесса концентрации и сбыта товаров.

Но, нужно заострить на этом внимание, создание подобных очагов скорее было делом рук немногочисленных инициаторов-чужестранцев, чем результатом стихийной конкуренции между народами Средиземноморья. Также известно, что, хотя в эпоху Античности и существовали некоторые морские отношения на всем средиземноморском горизонте, ни один прибрежный народ, кроме населения Греции, Азии и Этрурии, не стал открывать и организовывать морские выходы для своей внутренней торговой деятельности. В точках, где сходились к морю естественные путй внутреннего обмена, колонии организовали такие выходы, и необходимый товарообмен позволил передовым и более развитым средиземноморским странам приобретать сырье и полуфабрикаты из внутренних континентальных районов, а народам, живущим вдали от моря, получать посредством обмена готовые изделия и орудия, таким образом обеспечивая себя тем, что на их земле не производилось.

Однако выгода для внутренних регионов распространялась не дальше чем на несколько десятков или сотен километров от побережья. Колонизация не способствовала ее распространению вглубь Европы. То, что Марсель играл роль главного южного моста сухопутной дороги, по которой могло поступать сырье с Британских островов — путь по морю находился в руках карфагенян, — не означает, что именно марсельцы проложили путь вдоль Роны, Соны и Сены. Гораздо более вероятно, что это были кельты, которые продвигались на юг, осваивая рынок за рынком, что было целью этих передвижений в обоих направлениях, до южной границы с Марселем и находились в хороших отношениях с греческими колониями. Эмпории, близ стен которых сформировался местный агломерат, казалось бы, тоже это доказывают. В основном передвижения были направлены вглубь континента, все более удаляясь от античного мира. По легенде аргонавты проделали путь к гиперборейцам и возвратились, спустившись по Роне. Из этого следует, что Одиссей действительно совершил круговое плавание: легенда отражает опыт путешественников, которые, отбыв из Ионии или городов северного понтийского побережья, поднялись по долине Дуная и, возможно, по Днепру и Дону.

Завязались первые контакты. Возможно, что сложность и дальность путей, ведущих в Центральную и Северную Европу, которые не представлялись столь привлекательными, как Азия и Египет, удержали впоследствии греков от освоения этих земель; следовательно, знание Европы ограничивалось прежними рамками. Приводя этот пример, я думаю, однако, что потрясающая ваза из Викс, найденная на пересечении дорог Роны, Соны и Сены, могла быть подарком, преподнесенным греками одному из местных правителей, чтобы свободно пройти через его земли. Путешествия вглубь континента, таким образом, датируются второй половиной VI в. до н. э. Путь, по которому был привезен упомянутый огромный кратер, скорее всего пролегал через Марсель, куда он мог прибыть по морю.

Отметим в связи с этим, что морской транспорт отличался относительной скоростью от медленного караванного передвижения по сухопутным дорогам. Лишь в VII в. до н. э. были изобретены и усовершенствованы большие суда с тяжелыми парусами, которые заменили длинные суда с веслами первого поколения — с ними Геродот связывал успехи ионийцев на Западе. Тяжелые корабли, менее простые в управлении, но более пригодные для торговли, были изобретены на Востоке и позже использовались финикийцами, греками и этрусками.

* * *

Переходя от фундаментального экономического плана к цивилизационному, обратим внимание еще на одно следствие колонизации: распространение вдоль всего средиземноморского побережья городских структур — результат развития восточных форм общества и связей, установленных между более развитой системой и племенными структурами внутриконтинентальных районов. Эти контакты позволили перенять городской, прямоугольный в плане тип застройки, который так хорошо был известен классической Античности и делал образ города завершенным, но не был распространен в этих периферийных регионах, поскольку именно восточное влияние позволило разработать этот план теоретически и реализовать практически в центрах метрополий. Колониальная среда приобрела вскоре, в процессе формирования и развития собственных традиций, самобытность и живучесть, которые дополнят черты эллинистического наследия.

Вряд ли необходимо напоминать, какое мощное движение политических и социальных идей положило начало греческой колонизации. Зачастую достаточно было появления одного класса, который противостоял бы в метрополии старой земельной аристократии. Колонии принадлежали торговой и производственной буржуазии, которая иногда также становилась земельным собственником — как, например, гаморы в Сиракузах, — но отличалась от родовой и наследственной знати. Изначально колонии являлись открытой для всех предприимчивых людей средой: они могли быть, и по большой части стали, олигархическими, а не аристократическими. Таким образом, ощущение свободы и индивидуальности было свойственно колониальной среде и являлось великолепной почвой для дальнейшего развития. Наконец, в результате распрей утвердилась, при поддержке союзов и объединений различного рода, концепция эллинизма — общее духовное наследие греков. Развивалась юридическая мысль, и наиболее древними из известных письменных законов являются колониальные, речь идет о законодательстве, разработанном италиотом Залевком и установленном позже другим италиотом — Харондом.[4] Словом, именно в колониальных городах должны были появиться смешанные формы правления, вслед за которыми распространяются смешанные конституции miktai politeiai, объединяющие оба режима — олигархический и демократический, который Аристотель прославил как наиболее рациональный и который основан на конституциях эллинистической эпохи. Само греческое духовное пространство в плане религиозном, поэтическом и умозрительном расширилось и структурировалось на различных основах колониального мира. Достаточно вспомнить литературу и философскую мысль италиотов VI в. до н. э., в частности распространение орфического и пифагорейского течений, центры которых, известные по всей Италии, сложились вне рамок эллинского мира.