Цивилизации древней Европы - Гвидо Мансуэлли

Перед лицом греческой экспансии финикийцы, которые полностью зависели от той же метрополии, почти всегда сохраняли свое единство, за исключением периода, когда Карфаген, опасаясь дробления после падения тирренской метрополии, навязал свое владычество ближайшим колониям, являвшимся автономными.

Этот эпизод предвещает конфликт, который впоследствии приобретет небывалый размах, когда Карфаген, сменив свою метрополию, павшую и ушедшую в прошлое в результате персидского вторжения в азиатский лагерь (морское сражение при Милете), займет свое место в конфликте, который отныне станет главным, — между Западом и Востоком. Новому расколу, образовавшемуся в Эгеиде после персидской оккупации ионийских городов, на Западе соответствует все более явный раскол между Карфагеном и Грецией, которые не были напрямую захвачены грозными силами Азии.

Далее, затрагивая Грецию и Рим классической эпохи, мы вернемся к этому изменению общей ситуации. А сейчас нужно подчеркнуть, что конкуренция наметилась уже в момент распределения колоний между главными действующими лицами — греками и финикийцами.

Нам плохо известна история этой конкурентной борьбы на ее начальных этапах. Возможно, она обозначилась уже в VII в. до н. э., пока в ограниченных рамках, между наиболее предприимчивыми греческими городами — особенно Милетом — и финикийцами, обосновавшимися в Египте и торгующими с Понтом Эвксинским. Захват ассирийцами в конце века Финикии способствовал переходу инициативы к грекам. Дорийцы острова Феры (Теры), возглавляемые критянами, обосновываются на Киренаике. После захвата Тира вавилонцами (574 г. до н. э.) соперничество обострилось: Карфаген начинает энергично противостоять новым попыткам дорийцев закрепиться в Африке. Но в начале VI в. до н. э. это противостояние оказалось безуспешным, ибо он так и не сумел воспрепятствовать основанию Массалии фокейскими колонистами, которые после морского путешествия Колая с острова Самос пытались обойти карфагенцев с севера. После этого фокейцы создают уже реальную угрозу карфагенским колониям в Испании, о чем сообщает Геродот. От него же нам известно, что царь Аргантоний из Тартесса в первой половине VI в. до н. э., до того как Фокея попала в руки персов (546 г. до н. э.), пытался основать в данном регионе фокейскую колонию, по-видимому, с целью избавиться от притеснительной монополии финикийцев. Территория Тартесса долгое время находилась в сфере финикийского влияния. Когда же первые рейды ассирийцев на Тир привели к изменениям в колонизационной политике этой метрополии, Тир стал данником Ассирии, речь шла прежде всего о дани тартезийских правителей. Однако события, развернувшиеся в Азии позже, после падения Ассирийской империи, дают тартезийцам некоторую отсрочку и надежду на возможное распространение греческой монополии на иберийскую торговлю. Но Карфаген, хорошо организованный и взявший в свои руки управление финикийцами на Западе, контролировал древнюю балеарскую колонию (Эбус на острове Ибица, основан в 654 г. до н. э.) и, в то время как персидское господство в середине VI в. до н. э. остановило экспансию ионийцев в Фокее, объединился с этрусками и стал проводить антигреческую политику в Тирренском море. В 535 г. до н. э. битва при Алалии, выигранная фокейцами в военном отношении, но проигранная по существу, остановила продвижение греков на север и, препятствуя усилению колонии Массалия, нанесла очень тяжелый удар по возможностям ионийской экспансии на запад. Крах ионийской инициативы, помешав другим грекам отправиться на запад за Сицилию, привел к виртуальному разделению сфер влияния между греческой территорией и пунической империей. Последняя, от обширного побережья Сирта до берегов Нумидии, через владения в западной Сицилии, практически блокировала переход между двумя средиземноморскими бассейнами, а ее колонии на Сардинии и Балеарских островах способствовали распространению ее собственной монополии на иберийские ресурсы и атлантическую навигацию. Греки же обосновываются в Италии и на востоке Сицилии, которая станет три века спустя ареной беспощадной борьбы и огромных, но напрасных потерь как для греков, так и для карфагенян. Карфагену удавалось поддерживать внутри острова враждебность по отношению к грекам; позже, когда Сиракузы станут главным центром сицилийской политики, он будет настраивать против них некоторые греческие города. Впрочем, нет оснований думать, что греки никогда не предпринимали усилий для сокрушения внутренне компактной пунической цивилизации. После Алалии Центральное и Западное Средиземноморье предстает разделенным на две основные сферы влияния — карфагенскую, в обозначенных границах, и греческую, включавшую, помимо Ионии, Тирренское море вплоть до Кум. Для Греции, кроме того, без видимых ограничений было открыто Адриатическое море, где не установилось чье-либо господство, что могло бы в данном секторе создать преграду продвижению греков. Тирренское море к северу от Кум находилось в сфере морского влияния этрусков, которые размещались между карфагенскими колониями и более расчлененными греческими. Таким образом, присутствие этрусков делило данный регион на две части, поскольку этрусское влияние распространялось на Лигурию и дальше, а соседство с карфагенским пространством позволяло изолировать массалийскую сферу влияния на севере линией, проходящей от Корсики до Балеарских островов и до Эбра. На иберийских берегах, от Гемероскопейона включительно и до Гибралтара, древние греческие поселения были поглощены пунической колонизацией. Впоследствии это привело к событиям, о которых мы ничего точно не знаем, но можем догадываться. Таким образом, этруски выступали арбитрами в ситуации, от которой в то же время они полностью зависели, что было естественным следствием их политики равновесия по отношению к карфагенянам и грекам.

Еще один аспект проблем, поставленных колонизацией, составляют, в частности, реакции, которые она породила со стороны местного населения. Замечание Геродота относительно короля Аргантония свидетельствует о том, что локальные правители иногда привлекали поселенцев на свою землю. Соглашения, в большинстве случаев посреднические, имели место, когда инициатива и экспансия поселенцев были направлены. на обустройство прочных территориальных центров, на поддержание прежних портовых центров, — или, иначе говоря, на налаживание устойчивых отношений с внутренним населением. Но часто с приходом колонистов проявлялись сильные противоречия, о чем свидетельствуют непрерывные столкновения, в которых греки выступают против фракийцев. История колоний Южной Италии и Сицилии также содержит множество примеров ожесточенных войн против италиков. Особенно ярко это проявлялось, когда внутренние силы приходили к согласию после ассимилирования элементов вторгающейся цивилизации. Образование первых греческих факторий в Понте, однако, осуществлялось с согласия коренных жителей. Но греки зачастую становились свидетелями злого духа и независимой воли местного населения, что приведет в конечном итоге, как и в Италии, к резкому изменению ситуации: греческие города будут платить дань внутренним народам, а иногда даже оккупироваться ими. Эти неудачи отчасти были спровоцированы исключительным отстаиванием местных интересов и недостатком единства между различными городами. Карфагеняне, напротив, стараются как можно быстрее создать единство, а централизованные государства (согласно восточным источникам) оказывают большее сопротивление.

Однако в V в. до н. э. берега Средиземноморья были испещрены колониями и факториями. Исключение составляет центральная Италия, омываемая Тирренским морем, где благодаря раннему распространению этрусских городов колонизация не только стала ненужной, но даже помешала бы. Целые государства, занимающие обширные недробные территории, такие как Сиракузы, располагались на противоположном берегу от Карфагена. Впрочем, не случайно, что и Сиракузы и Карфаген оказываются в этой критической ситуации на перекрестке средиземноморских дорог, на ключевой позиции. Территориальная экспансия усилила автономию этих новых колониальных метрополий, после того как были созданы все условия, необходимые для сопротивления давлению со стороны местного населения.

* * *

Последствия колонизации, осуществлявшейся греками и финикийцами, были многочисленны и значительны. Во-первых, ускорилось установление отношений между удаленными друг от друга народами и регионами, которые ранее игнорировали друг друга; скажем больше, колонизация способствовала органическому единству экономики древнего мира, дополняя ресурсы и возможности всех стран. Вдоль торговых дорог эти влияния впоследствии распространятся дальше, проявляясь на уровне цивилизации: они примут непосредственное участие в создании «цивилизаций» в средиземноморском смысле слова. Это было скорее следствием, чем целью колонизации. Результаты часто превосходят ожидания.