Яркий закат Речи Посполитой: Ян Собеский, Август Сильный, Станислав Лещинский - Людмила Ивонина

завязал на правом фланге упорный бой. Здесь уместно сказать несколько слов о тяжелой коннице Собеского – гусарах, которых не зря называли ангелами смерти. Эффект гусарии основывался на том, что, после того как будет напугана лошадь, человек на ее спине потеряет большую часть своей боеспособности. В отличие от средневековых рыцарей, гусары приняли доктрину «всё или ничего» для своих доспехов. Хотя их ноги и предплечья не были защищены, нагрудник, по сути, был способен остановить стрельбу из мушкета как пуленепробиваемый жилет. Перед лицом османской угрозы король Ян сформировал новые гусарские роты и переформировал в гусар легкую конницу. В обращении к сейму он называл гусар «костяком военной солдатской силы» и «ее украшением и защитой». Вместе с тем с развитием огнестрельного оружия и артиллерии уже в начале XVII века тяжелая конница начала исчезать из состава западноевропейских армий. Лишь необходимость воевать с турками, татарами и русскими на длительное время продлила использование гусарии, и битва под Веной стала последней значительной ее победой.

Во время атаки польских гусар герцог Карл Лотарингский успешно продвигался на левом крыле, его авангард уже приближался к Вене, гарнизон которой тоже ввязался в битву. Заняв небольшую высоту, Ян Собеский увидел, что турки отступают, и тогда немедленно послал гусар преследовать противника. В 5.30 (или в 6) часов вечера король подошел к ставке визиря, а герцог Карл занял турецкий лагерь. Турки потеряли примерно 15 тысяч убитыми и ранеными; свыше 5 тысяч попало в плен. По другим данным, во время осады и сражения они лишились 48 500 человек убитыми (среди них 6 пашей), ранеными и пленными, 300 пушек и всех знамен. Потери союзников составили 4500 человек. Османы откатились от Вены, и с этого момента звезда Блистательной Порты пошла на закат.

С оставшимися воинами, которые не были уничтожены или взяты в плен, Кара Мустафа спешно отступил в направлении Белграда, где находился лагерь султана. Когда Мехмед узнал о поражении под Веной, его охватила ярость, и, угрожая казнить великого визиря, он потребовал, чтобы тот предстал перед ним. Но Кара Мустафа, ссылаясь на болезнь, медлил. Перед тем как устроить армию на зимние квартиры, он реорганизовал оборону венгерского фронта и казнил губернатора Буды, обвинив его в разгроме своих сил под Веной. Все было тщетно – против великого визиря во время его отсутствия активизировалась оппозиция, давившая на султана с целью наказать его. В итоге в Белграде на Рождество 1683 года по приказу Мехмеда IV Кара Мустафу удавили шелковым шнурком.

В зеленом шатре визиря польский король обнаружил большое количество оружия и 500 христианских мальчиков, которых турки еще не успели обрезать и обратить в ислам. Найденное там зеленое знамя пророка он послал в подарок папе. Тогда же было написано его знаменитое письмо римскому понтифику. Когда Ян Собеский въезжал в освобожденный город, ликующая толпа называла его «Спасителем Вены и христианского мира». В соборе Святого Стефана проповедник приветствовал его на латыни такими евангельскими словами: «И был послан от Бога человек некий, имя ему Иоанн». Выслушав обедню и благодарственный молебен, снова окруженный плотной толпой, при громе пушек и звоне колоколов король отправился на обед к коменданту.

В письме к Марысеньке Ян отмечал: «Одни простые люди целовали мои руки, мои ноги, мою одежду, другие меня только касались со словами: “Ах, дайте поцеловать такую доблестную руку!”». Однако возврат польского короля в свой лагерь отличался от его въезда в столицу Империи. Власти явно старались сдержать энтузиазм в отношении поляков, и толпе было запрещено величать Собеского освободителем Вены. Протягивая к королю руки, жители Вены молча следовали за Яном до распахнутых настежь городских ворот. Вот как писал об этом король в том же послании супруге: «…Хотели было все кричать “Виват!”, но я заметил, что боялись они офицеров и старших своих. Одна кучка, преодолев страх, не выдержала и закричала: “Виват!”, но было заметно, что посмотрели на это криво; поэтому, едва отобедав у коменданта, я выехал из города в лагерь, а горожане, взмахивая руками, проводили меня аж до ворот. Вижу, что и комендант с местным магистратом кривятся, ибо когда они меня приветствовали, то он их мне даже и не представил. Князья уехали, и император прислал известие, что он находится в миле отсюда…»[73].

После триумфа наступило время неблагодарности. Официально папа римский приписал победу над османами Леопольду I – по его указу ежегодно во время крестного хода выносили две хоругви: с изображением папы и императора. Кроме того, многие имперские участники битвы полагали, что польский король специально выжидал своего часа, лишь в решающий момент ударив со своими драгунами с холма по противнику.

Имели место и обвинения другой стороны. В отличие от Яна III, Леопольда, прибывшего в Вену на следующий день, население встретило гробовым молчанием. Он ехал по пустым улицам города, мимо закрытых ставнями окон и забаррикадированных дверей. И не все хранили молчание. В некоторых местах кучки людей встречали императора свистом и возгласами негодования. Постадавшие жители Вены сетовали, что, когда турки приблизились к Вене, император, двор и правительство сломя голову бежали в Линц. Позднее их пытались уверить, что отъезд Леопольда I был не бегством, а своего рода тщательно продуманным отступлением с целью обеспечить соединение с шедшими на помощь армиями. Придворные историки изображали ситуацию так, будто Кара Мустафа осадил город с единственной целью – захватить императора, а когда императора не стало в Вене, весь поход якобы потерял для него всякий смысл, в то время как отсутствие Леопольда нисколько не уменьшило стремления турок овладеть городом. Кроме того, императора упрекали не столько в том, что он не остался в Вене, сколько в том, что он ожидал исхода боевых действий, не принимая в них никакого участия. Ведь во время первой осады Вены Сулейманом Великолепным в 1529 году уехавший из Вены Фердинанд I вернулся в город во главе пришедших на помощь сил.

Холодной выглядела встреча Яна Собеского с Леопольдом 15 сентября. Через два дня король в письме к Марысеньке рассказывал об этом так: «Поприветствовали мы друг друга достаточно по-человечески: я сделал ему комплимент, несколько слов на латыни, он отвечал мне на том же языке, достаточно добрыми словами. Затем мы постояли друг напротив друга, и я представил ему сына моего, который, приблизившись, поклонился. Император даже не потянулся рукой к шляпе, отчего я, видя это, едва не онемел. Так же он поступил и со всеми сенаторами и гетманами… Ничего иного не оставалось (чтобы не вызвать скандала, чтобы свет не радовался и не