Олимп, штат Техас - Стейси Суон

вместе.

— Мы выюлили у Лайонела еще одну машину? Здорово. — Отец хлопает Марча по плечу. — Поехали домой, там барбекю размером со слона. Кстати, покупал я его тебе на обед.

— А ты уверен, что мама пустит меня на порог?

— Конечно. Думаю, мы даже уговорим ее оставить тебя на ночь. Не захочет же она, чтобы ты спал на полу пустой съемной квартиры.

Питер совершенно не уверен в справедливости всех этих утверждений, он слишком хорошо знает, насколько злопамятна его жена, но оптимизм еще никогда никому не вредил.

О ТОМ, ОТКУДА ВЗЯЛИСЬ РОМ И РЕМ

Изменяется все, но не гибнет ничто.

Овидий

Бежав из родного города, Марч проболтался пару месяцев в Розуэлле, в штате Нью-Мексико, в обществе бывшей подружки, его армейской сослуживицы. Бывшая военврач, а теперь медсестра, ростом за метр восемьдесят, она была человеком слишком трезвомыслящим, чтобы удерживать его при себе долго. Получив пинок, он отправился по ЮС-70 строго на запад, к Руидозо. После многих недель на бескрайней бурой равнине Марч изумлялся тому, что местность делается все гористее. Чем ближе к Руидозо, тем больше вокруг было сосен. Заснеженные горные пики. Руидозо оказался красивым и совсем не похожим на Олимп. У Марча здесь возникло чувство, что все можно начать заново, что жить можно и вдали от семьи, вдали от кусочка Техаса, который он знал как свои пять пальцев.

Он снял комнату в одном доме с еще тремя парнями, которые работали в гостинице на курорте «Горные боги»: барменом, официантом и крупье. Они помогли ему получить место охранника — пригодилось армейское прошлое. Платили мало, зато жизнь сделалась упорядоченной, а он знал, что ему это необходимо; а еще появились знакомства, в которых он нуждался, сам того не сознавая. Всю жизнь его окружала куча родни — отвязаться можно было на пару дней, не больше. Он знать не знал, что такое настоящее одиночество, и оно ему не понравилось. Однако казино и курорт, где так и сновали сотрудники и постоянно сменявшиеся гости, часть которых составляли как минимум довольно привлекательные, довольно молодые женщины, помогали забыть про одиночество. В целом, причем впервые в жизни, он держал себя в руках. Никакого беспробудного пьянства, драк, вспышек гнева. Чтобы испытать гнев, нужна привязанность к миру, а этот новый мир, пусть и был сносным, привязанности у него не вызывал.

Постепенно Марч подкопил денег и снял собственное жилье — ветхую лачужку на окраине города. Была единственная причина, по которой он неохотно съехал из дома, где толпились мужики и никогда за собой не убирали: он очень привязался к псу официанта, английскому мастифу. Собака, как и сам официант, оказалась родом из Айовы. Марч так часто предлагал с ней посидеть, что официант разволновался, не собирается ли Марч сбежать из города, прихватив с собой пса. И когда официант рассказал, что у его двоюродного брата, владельца отца его мастифа, появился на продажу новый помет, Марч поехал за щенком в Айову.

Он расположился у заводчика на кухонном полу, устланном использованными и неиспользованными впитывающими пеленками, по очереди сажал щенков на колени. В итоге купил двоих. Перемена грандиозная — отвечать за то, чтобы у другого существа были еда, вода и кров. К этому он чувствовал себя готовым, но не готов был полностью взять на себя заботы о душевном состоянии этих существ. Он, конечно, будет очень стараться, но если не справится, собаки смогут опереться друг на друга.

Марч выехал из городка Рим в Айове, на коленях у него примостились два пушистых комочка. О занятной подробности — он приобрел двух братьев — Марч подумал, только когда город остался далеко позади. Осмыслив, назвал щенков Ромулом и Ремом. Они оказались ребятами предприимчивыми и не раз заставили его пожалеть о своем решении: сгрызли плинтусы, искромсали ковер в лысые лоскутья. Зато теперь ему было зачем возвращаться с работы: дерьмовая хибара стала похожа на дом.

Он понял, что дело неладно, когда начал рассказывать собакам про Арло и Арти. Через некоторое время они уже знали и про его родителей, и даже про Гепа с Теей. А вот про Веру нет. Слишком стыдно ему было сознаваться в своем предательстве этим слюнявым мужающим существам, которые не разлюбили бы его даже после того, как узнали бы про его нравственную неполноценность.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Геп возвращается, в доме тихо. Веру обнаруживает в спальне, она читает Питу книжку про голубя, оба они разлеглись на кровати. Она не заметила, что сын уснул, крепко зажав во рту мизинчик.

— Привет, — говорит Геп.

— Привет. — Она улыбается губами, не глазами. Само по себе это еще ни о чем не говорит: Геп знает, что вот уже много месяцев в ее улыбках, адресованных ему, почти нет тепла, хотя причину он пока не выяснил.

— Ты принарядилась, — замечает он.

На ней голубое летнее платье, серьги, туфли на каблуке.

— Давай куда-нибудь сходим поужинать? Что-то готовить не хочется.

Гепа не очень тянет обратно на люди, но Вера всегда получает то, о чем просит. Он кивает и, поскольку Пит задремал, осторожно присаживается на край кровати, разглаживает покрывало.

— Марч вернулся, — говорит он.

Не хочется, чтобы новость прозвучала как своего рода проверка. Вера просто кивает:

— Я слышала. Встретила Айдена на почте.

Геп рассказывает про утреннее происшествие, зная, что рано или поздно она все равно услышит, пытается обратить все в шутку, над которой и ей впору посмеяться, а не корить себя. Ее извинения он принял еще до рождения Пита. Обратно уже не переиграешь. И тем не менее ему тревожно. Он ехал домой и гадал, когда Марч и Вера увидятся, а ведь это неизбежно произойдет, может, уже произошло.

Хорошо, что Веру его рассказ, похоже, позабавил. Она садится, слушает, губы сложены в усмешку, но веселую. Они делают вид, что могут говорить про Марча так, будто он больше не способен пошатнуть их брак, будто он из прошлой жизни, в которой они были другими людьми.

Оставив Веру и Пита, Геп идет в душ, на сердце по-прежнему неспокойно. Выходит — Пит проснулся, Вера одной рукой укладывает памперсы в сумку, другой держит сына на бедре. Геп забирает у нее малыша, целует в носик. Пит — его сын, у него в груди его сердце, а не закованное в броню Верино. Пит сразу срывается в слезы, если с ним говорят недостаточно добрым голосом или обижают собаку. С готовностью протягивает игрушку любому из родителей, если тот загрустил. Геп раньше надеялся, что сын покажет Вере: доброта не