Мой маг с высокой башни - Дарья Киселева

квадратным носком, сшитые как на мужчину. В таких было удобно пробираться по зарослям.

— О! И где ты его собираешь?

— Здесь же, в окрестностях Кинара. Не волнуйтесь об этом, госпожа. Не так важно, из чего готовится снадобье, как то, помогает оно или нет. Вам ведь стало легче после моего?

Ринелия переглянулась со служанкой.

— Я начала принимать отвар, и мне стало лучше, пусть немного. Но…

— Но болезнь не отступила? — подсказала я.

— Нет…

— Вашему телу потребовалось время, чтобы накопить достаточное количество сил. Подскажите, когда вы стали выздоравливать, уважаемая госпожа?

Внезапный вопрос Ринелию насторожил, но она ответила:

— Семнадцатого дня.

Сегодня был двадцать третий день четвертого в этом году лунного цикла, а нищенку убили после двенадцатого. Нашли Бену на пятнадцатый день.

— Прошло так мало времени! Вы выглядите прекрасно для той, кто одолел грудную болезнь.

— Откуда тебе знать, от какой болезни страдала наша госпожа? — вмешалась Нолма.

— Ни откуда, уважаемая. Люди болтают.

— Люди всегда болтают про мою бедную госпожу. Не повторяй их слова здесь.

— Прошу меня простить.

Я замерла, ожидая, что они перейдут к делу, но обе женщины тянули с главной частью разговора. Они чего-то боялись? При мысли, что Нолма стоит за моей спиной, мне стало не по себе. Слабая Ринелия не казалась угрозой, но вот ее служанка была рослой (выше меня) и крепкой. И смотрела она прямо мне в затылок…

Нелепые измышления! Было позднее утро. Многие — включая самого лорда! — знали, к кому я пошла… И все же в светлой, заполненной утренним воздухом комнате захотелось поежиться.

— Нолма говорила, что ты довольно известная травница. Даже лекарь Дорвус знает твое имя.

Как ему было не знать! За эти полтора года Вил доставлял мои сборы доброй четверти кинарских лекарей. Торговля с лотка была баловством, способом занять бойкого мальчишку.

— Да, госпожа, — я заставила себя улыбнуться, — заготовки у меня отличные. Их хвалили многие лекари.

— Хорошо, — прошептала она.

Кроме роскошной кровати, в комнате находилось много мебели. На полу лежал пушистый ковер, а за позолоченной ширмой стоял стол для косметики с большим зеркалом. Были стулья, комод, высокий шкаф, вышитые картины, украшавшие стены… Быстрее всего исцеляющие амулеты действовали, если были спрятаны среди постельного белья больного и лежали под его подушкой или тюфяком. Этот способ не подходил брезгливым, и существовала опасность, что непосвященная в тайну служанка найдет странный предмет. Начнет задавать вопросы, создаст хозяйке проблемы…

Умный колдун спрятал бы зачарованную вещь на виду. Руны можно было нанести на шкатулку, кувшинчик из-под лекарства, гребень для волос — на уместную в доме и не привлекающую внимание вещь. Предмет должен был иметь размер не меньше моего кулака (иначе бы не хватило места для вязи), но вряд ли был слишком большим, потому что во время обряда заготовку помещали в тело жертвы.

Если я не ошиблась и исцеляющий амулет действительно делали для госпожи Ринелии, то он находился или в этой комнате, или в ближайших соседних… Нет, не обязательно! Если колдун сумел добыть кровь больной или ее волосы, он мог оставить заколдованный предмет и на большем расстоянии. «Как сложно! Слишком много вариантов!» — думала я, рассматривая комнату.

— Травница…

— Да, госпожа. Чем я могу быть вам полезна?

— Полезна? — повторила Ринелия, как эхо. — Я надеюсь, что ты будешь полезна…

Она бросила отчаянный взгляд на брошенное зеркало. Синие глаза расширились, и в них мне почудился страх. Я обернулась к служанке, не понимая, что происходит, но Нолма оставалась спокойной.

— Я благодарю Создателя, что выжила, но мне этого мало! Ты понимаешь?

— Боюсь, что нет, госпожа…

— Нолма сказала, что у твоего мальчика было много разных вещей для…

Ринелия запнулась. Она глубоко вдохнула, устремила на меня затравленный взгляд и все-таки закончила мысль:

— Для красоты.

Что? Я была готова услышать любую просьбу, но только это! Колдовской амулет, созданный через такую жертву, возвращал — пусть не сразу, но неизбежно — прежний вид человеку, для которого предназначался! Ринелия об этом не знала? Или не знала об амулете? Или его здесь никогда и не было? Я растерялась, но после пары глубоких вдохов взяла себя в руки. Хватит игр!

В три быстрых шага я заняла стоящий у изголовья стул, хотя мне не разрешали садиться. Нолма состроила кислое лицо, но я успела заговорить первой.

— Госпожа, возьмите — запах рассеет грустные мысли, — сказала я, пока служанка не предложила выставить меня вон.

Я всегда носила с собой мешочки с листьями дикой герани или другого ароматного цветка — от травницы должно было правильно пахнуть. Эти мешочки не раз доказывали свою полезность.

— И я знаю, что еще развеселит вас, — произнесла я. — Обещание, что красота вернется. Так будет, госпожа, не волнуйтесь.

Ринелия растерянно моргнула.

— Ты меня обманываешь… Взгляни! Это лапка курицы, а не женская рука!

— Разве несколько дней назад вы не боялись худшего? Видите, как быстро все меняется?

Она беспомощно потерла висок.

— Но…

— Или вы не были больны так серьезно, как все утверждали?

— Конечно была! — возмутилась она. — Разве не видно?

— Не видно, госпожа! В том-то и дело! Вы выглядите прекрасно.

— Ты, верно, издеваешься, — произнесла она. — Это было так страшно. Ужасно! Мне не хватало сил, чтобы поднять руку. От слабости меня тошнило, и в последние дни я уже не помнила себя. Они прошли, как в полусне, травница! А ты говоришь, что я обманывала!

Нолма подошла к хозяйке, чтобы поправить подушку и забрать ручное зеркальце. Отражение в нем расстраивало Ринелию.

— Вам нужно набраться терпения, уважаемая. Со временем…

— Но у меня нет времени! — воскликнула она.

Обессилев Ринелия тяжело вздохнула. Я ждала.

— Я не могу встречаться со знакомыми. Не с таким лицом, — сказала она. — Лицо было всем для меня! Лучше умереть, чем жить, зная, что они злорадствуют над моей потерей.

Глаза ее влажно заблестели. Может, Ринелия и считалась талантливой актрисой, но я поверила в искренность ее горя. Холл особняка украшал большой портрет, на котором хозяйка была изображена с пышной прической и в расшитом золотом платье. Ее волосы почти сливались с драгоценной отделкой, такими яркими нарисовал их художник… Если портрет не врал, в прошлом эта женщина была красивее любой магессы, которую я когда-либо видела.

— Я не принимаю посетителей, но есть те, кому я не могу отказать в доме, понимаешь? Этот человек скоро придет. Я знаю, что он придет, как только узнает, что мне стало лучше. И что он увидит? Я не могу перед ним показаться, но и прогнать его я тоже не смогу!

А