Пестрота отражений (СИ) - Жукова Юлия Борисовна

Поэтому мы с Киром решили размять ноги по холодку — воспользоваться вынужденной паузой в работе. Конечно, гулять в тумане тоже не ахти как интересно, но сидеть весь вечер в четырёх стенах ещё хуже, к тому же это в чём-то забавно. Дорогу впереди себя видишь метра на два. Кир несёт здоровенный противотуманный фонарь, но не думаю, что он далеко добивает.

— Кажется, впереди дом, — замечает Кир, подсвечивая нечто, отдалённо напоминающее стену.

— Мы же по дороге шли, откуда посреди неё дом?

— Надо думать, дорога кончилась, — пожимает плечами он и светит нам под ноги. И правда, там уже не накатанный дорожный грунт, а притоптанный газон, если это можно так назвать. На Муданге как-то очень плохо с идеями газонов, палисадников, а тем более садов. Разбитый в столице парк большинство вообще не понимает, как использовать.

— Тогда давай обратно на дорогу, — предлагаю я, пытаясь развернуться, не отпустив Кирова локтя.

Тут Филин вдруг издаёт тихий рык.

— Ты чего? — спрашивает Кир намного тише и светит по дуге вокруг нас. Ничего нового мы не видим — глухая стена дома, под ногами вытоптанная весенняя травка.

Филин рычит ещё раз и делает шаг в сторону, уставившись куда-то в туман.

Кир подбирается и на всякий случай достаёт электрошокер.

— Может, нам туда не надо? — тихо спрашиваю я, внезапно задумавшись, что за дом такой стоит к дороге глухой стеной?

Кир тянется к ошейнику Филина, чтобы оттащить его прочь, но тут стоявший неподвижно пёс вдруг срывается с места — только белые пятки мелькнули!

Из тумана доносится вопль и какой-то металлический то ли лязг, то ли стрёкот. Я выхватываю телефон и набираю сразу Эцагану, другой рукой вцепившись в Кира, чтобы не вздумал ломиться неизвестно во что.

Раздаётся выстрел — и тут же снова вопль. Человечий, а потом звериный — тоненький и жалкий. Кир вырывается из моих пальцев и исчезает в тумане.

Я шёпотом диктую Эцагану, где мы и что произошло. Он, конечно, орёт мне, чтобы никуда ни шагу до появления полиции. Я бы и рада, но как знать — что если там ребёнок ранен?

Отчаянно боясь, делаю шаг вдоль стены дома. Фонарь Кир забрал, так что никто меня в тумане не увидит, пока не наткнётся. Делаю ещё шаг. И получаю в лицо луч прожектора.

— Ма! — Кир светит на меня своим фонарём, переводя дыхание. — Иди сюда, он сбежал.

— Филин? — не уверенно уточняю я. «Идти сюда» мне совершенно не хочется.

— Да нет, мужик этот, — Кир отворачивает наконец фонарь и хватает меня за руку. Ослеплённая яркой лампой, я вообще ничего не вижу.

— А ты уверен, что он тут один? — спрашиваю.

— В доме свет не горит, дверь заперта, — сообщает Кир. — Левее, тут… тихо, говорю, тут ступенька!

Проморгавшись, я понимаю, что Кир ведёт меня за угол дома. От улицы к лесу уровень понижается, поэтому фундамент дома торчит выше, и вот об него-то я и споткнулась. Мы заворачиваем за второй угол — насколько его можно назвать углом у скруглённого саманного дома. С этого торца фундамент почти с меня высотой, а ко входной двери ведёт металлическая лестница. Под ней Филин в напряжённой позе вглядывается в какой-то свёрток, готовый в любую секунду броситься то ли на него, то ли прочь.

— Что там? — спрашиваю, присматриваясь. На человеческое тело не тянет: размером с корзинку для грибов и какое-то серое… прозрачное?

— Не знаю, Филин не даёт посмотреть. Но что-то копошится.

У меня коленки подгибаются от ужаса, но как я ни стараюсь, не могу рассмотреть, что такое серое и прозрачное там может копошиться. Кир, к счастью, не торопится приближаться.

Тут нас накрывает шатром света — над головой завис полицейский унгуц. Быстро они. Из Долхота вряд ли, наверное, где-то поблизости были. Унгуц спускается на относительно ровное место неподалёку от нас, выскакивают мужики в форме и с оружием. Меня начинает отпускать.

— Хотон-хон! — определяет меня командир группы. — Что произошло?

Я дёргаю Кира, чтобы объяснил.

— Мы гуляли, у меня пёс сорвался сюда. Услышали выстрелы. Я подбежал — Филин сцепился с каким-то мужиком на этом вот крыльце. Мужик меня увидел и дал дёру — в лес, насколько я мог видеть. Но выронил что-то. Вон оно там под крыльцом шевелится.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Полицейские тем временем окружают дом, заглядывают в окна. Командир включает такой же фонарь как у Кира и обходит крыльцо с другой стороны, чтобы не ломиться мимо Филина. Светит на загадочный серый предмет вплотную.

— Это клетка, — наконец идентифицирует он. — А внутри детёныш демона.

13. Исар

Байч-Харах возлежал на подушках вдоль столика из слэба очень старого каштана, залитого тонированной в травянисто-зелёный эпоксидкой. Исар, лёжа по другую сторону столика, не мог отказать себе в удовольствии поглаживать пальцами гладкий, полированный, но выпуклый и неровный край слэба. Ему нравилось дерево на разных этапах обработки, не только отфугованное в ноль и с геометрической резьбой по всем торцам. Оказывается, он был такой не один. Вот и Императорское семейство предпочитало в интерьере природные формы.

— Будешь ещё? — спросил Байч-Харах, приподнимаясь на локте.

Исар кивнул. На столике стояло ведёрко со льдом, а в нём бутылка собственноручно изготовленного Хотон-хон напитка с её родины — ковас или кывас, Исар так и не смог расслышать точно. Напиток этот был полегче хримги и слаще, но в то же время терпкий и с кислинкой. Байч-Харах сказал, что хримгу теперь вообще только на торжествах пьёт, и то по необходимости. Исар был не против. От кываса он пьянел только самую чуточку, так что его не приходилось разбавлять, и насыщенный вкус сохранялся.

Приняв от Байч-Хараха полную пиалу, он отхлебнул и с удовольствием прожевал попавшуюся в напитке изюмину. Эти разбухшие перебродившие ягоды, иногда выскакивавшие из горлышка бутылки, он особенно ценил.

— Ну как жена? — осторожно спросил Байч-Харах, делая вид, что занят лущением обезьяньей серьги.

Исар вздохнул.

— А ты как думаешь?

— Думаю, что последний раз ты её видел больше месяца назад, она тебя чем-то обидела, и с тех пор ты боишься к ней приближаться.

Исар сел.

— Откуда ты знаешь?

Байч-Харах тоже сел.

— У меня жена с ней работает. Говорит, девочка несколько дней ходила как в воду опущенная после вашей встречи.

Исар помедлил, отправил в рот дольку весенней хурмы и запил остатками кываса.

— Тогда уж логично предположить, что это я её обидел.

— А ты обидел? — Байч-Харах склонил голову набок в жесте заинтересованности, но Исару стало не по себе. Не родную дочь Байч-Хараха же он обидел, и не перед ним ему отвечать за свои поступки. Но всё же признался:

— Я не ожидал, что она… станет стараться быть полезной. И не постарался для неё.

— В следующий раз не оплошай, — пожал плечами Байч-Харах и снова наполнил пиалы. — Ты вот сейчас приехал со мной повидаться, а к ней-то заходить собираешься?

— Да я… не собирался вообще в столицу, так вышло, пришлось сорваться. А её надо за месяц предупреждать, она сказала.

Байч-Харах вздохнул и улёгся обратно на подушки.

— Дело твоё и жена твоя. Мой секретарь настаивает, чтобы я бесплатно советов не давал, — усмехнулся он.

Исар фыркнул.

— Можно подумать, тут есть о чём советовать. Это же, ну… Формальность. Ей от отца отвертеться, мне в обществе шикануть. А так у каждого своя жизнь, о том и был уговор.

— Так-то да, — задумчиво протянул Байч-Харах, и Исар почувствовал в его тоне замаскированное осуждение, — но мне всё же кажется, что ты мог бы извлечь из этой формальности чуть больше пользы. Она молодая девочка, впечатлительная. А ты как-то не спешишь производить впечатление.

Исар разозлился. В юности он, в отличие от многих однокашников, Байч-Хараху никогда не завидовал. Хотя тот был и красивее, и успешнее, популярнее у женщин. Исар получал удовольствие просто от общения с ним, а свою жизнь был готов как-нибудь выстроить и без оглядки на чужие достижения. И выстроил же. Несмотря на травму, на уродство, на смерть супруги. Имя Рубчего было на слуху, дело горело, и он с ним справлялся. Пусть он не запрыгнул так высоко, как Байч-Харах, но его устраивала собственная жизнь.