Дай Андрей Поводырь в опале. - Неизв.

Ого!

Этим-то господам, чтоб нехристям вороватым нос утереть, и по мильену поди жалко не будет, - кавалерист, успевший расстегнуть шитый камзол и допить обе заказанные в самом начале кружки, чувствовал себя вольготно.

Оно может и жалко, - подмигнул отец ротмистра. - Так и подписка на акции - это не нож к горлу.

Я, вы, Сидоров, - я загибал пальцы, опасаясь ошибиться. Забавно было считать, таким образом, миллионы в драгоценном металле. - Елисеев, Кокорев и Губонин. Всего шесть. Против их...

Махнул головой за плечо.

Против их двух, - поддакнул золотопромышленник. - А ежели вы упрямиться не станете, да к князю Константину на поклон пойдете, так и с Михаилом Христофоровичем стакнуться не сложно станет. Да и с Государем...

А Штиглиц с Гинцбургом останутся не у дел, - согласился я. - И прав у них будет не больше, чем у прочих. Прекрасно!

Барыши свои они все одно получат. Однако же не со всего капитала, а с малой части. Оно конечно вроде и не мое дело, Герман Густавович. Только не по-людски как-то в государеву казну руки-то совать. Поделом им...

Можно подумать, Великие Князья... - начал я, и был тут же прерван ставшим вдруг жестким, как отцовский ремень, Асташевым.

А не нужно! Не думайте, Герман Густавович. Не наше это. Они внутри семьи всегда сговорятся, а мы, от дум сих скорбных, волосья с головы теряем.

Mцchten Ihre Geste noch was? - не глядя на Асташевых, спросил у меня подошедший половой.

Nein, danke, - ответил, опередив меня, ротмистр. - Мы уже уходим... Putain allemand!

4

Прелюдия к медным трубам

Графа Строганова было трудно не узнать. Высокий, прямой, как жердь, седой насупленный старик в генеральском мундире. Он него веяло таким аристократизмом, такой привычкой властвовать, что, хотел он того или нет - вокруг его стула образовалось свободное, никем не занимаемое пространство.

Честно говоря, не ожидал его увидеть в Николаевском зале Санкт-Петербургской городской думы, снимаемом Вольным Экономическим обществом под публичные доклады. Была крошечная, микроскопическая надежда, что лекцию посетит кто-нибудь из царских детей - Александр, а еще лучше - Николай. Но сколько бы я не вглядывался в лица, царевичей не опознал. А вот Строганова было невозможно не заметить.

Артемка развешивал заранее приготовленные карты, схемы и графики, а я продолжал выискивать знакомые лица.

Сидоров - это понятно. Его доклад только что кончился. Купец ответил на несколько вопросов и занял место в первом ряду. Хотел и меня послушать. Жаль красноярского золотопромышленника и энтузиаста северного морского пути. Он готовился, нервничал. В Кронштадт ездил на первый и единственный в мире ледокольный русский буксирный пароход "Пайлот" смотрел. С хозяином его, Михаилом Бритневым, разговаривал, чертежи выкупил. А публике не угодил. Не нашлось в его спиче той изюминки, что разжигает в сердцах любопытство. Оставалось после его слов ощущение, будто сибирский богатей с жиру бесится. Будто проводка караванов кораблей через Северный Ледовитый океан - это такая изощренная прихоть. Вот уж не хотелось бы, чтоб и моя речь о "чугунке" была воспринята обывателями, как оправдание для относительно честного разворовывания казенных средств. Не хотелось так сильно, что я намеренно убрал из доклада все абсолютные финансовые показатели, выраженные в рублях. Оставил только относительные - вроде "стоимость перевозок снизится втрое, от того, что есть теперь".

Артемка - молодец. Если бы не его твердая рука и верный глаз, и не знаю, удалось бы воплотить идею с наглядными материалами. Из меня-то художник никакой. От слова "худо", только если. А вот у молодого Корнилова рисование здорово получается. Буковки вывел - одна к одной. Стрелки все ровненькие, круги, что характерно, круглые, а не как у меня получались - гибрид дыни и кляксы. Я денщику своему, как тушь на плакатах подсыхать стала, предложил художествам учиться отдать. Так он застеснялся. Покраснел, бубнить что-то про братьев и настоящих казаков принялся. Ну не дурень ли? Пообещал его в галерею какую-нибудь сводить. Настоящие картины показать. Может тогда решится...

Лица, лица, лица. Много студентов. Несколько офицеров - издалека не разглядеть ни знаков различия, ни полковой принадлежности. Вон те господа с толстыми блокнотами и карандашами в руках - наверняка журналисты. Или, как их сейчас называют - корреспонденты. Чиновники. В основном в черных мундирах департамента путей сообщения, но некоторые и из МВД, и даже из Морского министерства. Этим что здесь надо?

Купцы. Их ни с кем не спутаешь. Бородатые и держаться кучкой. Пытаются казаться невозмутимыми, а глазами так и стреляют по сторонам - оценивают, запоминают. Этих явно авторитет Сидорова привлек. Но ведь не ушли! Значит и в моей губернии интерес имеется.

Черт возьми! Наверняка где-то в зале, под чужой личиной скрывается кто-то из государевых детей! Иначе с чего бы Строганову этак-то вот головой крутить?! Только который, из этих двух сотен человек?

Какой-то господин - мне его представляли, но в памяти не отложилось - громогласно объявил тему моего сообщения, перечислил мои чины и должность. Аплодисментов не последовало. По спине пробежал холодок нехороших предчувствий.

Встал, в три широких шага поднялся на возвышение, к кафедре. Положил стопку исписанных листов. Еще раз оглядел зал. Взял указку.

Вот здесь, на Урале, расположены самые большие и современные в нашем Отечестве заводы, - начал. В горле что-то булькало и скрипело поначалу. Потом, как-то само собой прошло. - Здесь делается семьдесят из каждых ста пудов железа. Здесь знаменитый на весь мир качеством стали Златоуст. Здесь, в этих неприветливых горах, Господом спрятаны неисчислимые сокровища. Одного лишь там нет! Мест, пригодных для выращивания хлеба.

Я по-другому планировал начать. Но раз в зале оказался граф Строганов, грех было не воспользоваться.

Здесь, - указка совершила тысячеверстный рывок по карте на восток. - И здесь, и здесь, недалеко от Красноярска и Иркутска, в горах добывают сотни пудов золота. Здесь есть и иные полезные ископаемые, ждущие пока своего часа. Однако же и тут зерно почти не выращивают. И пока мешок муки доберется до Красноярска, он увеличит цену втрое...

Бородачи заерзали, стали переглядываться и хмыкать. Обязательно потом спросят у Сидорова. Двести процентов прибыли - это по нынешним временам - сказка.

А тут, на Западносибирской равнине, возле Иртыша и Оби, лежат тридцать миллионов десятин плодородных земель, на которых живет людей меньше, чем в одной Москве. В одной только Томской губернии, пустует без хозяйских рук, более семи миллионов десятин пригодных для земледелия земель...

Мелькнуло знакомое лицо. Жаль, не было возможности пристально разглядывать собравшихся в Николаевском зале людей. Я все-таки вроде как - докладывал.

Но и те крестьяне, что уже живут и благоденствуют на богатых сибирских землях, только в эту осень собрали более пяти миллионов пудов пшеницы! Этого довольно, чтоб накормить и все лежащие к Востоку от Томска территории Империи, и мастеровых Уральских заводов.

И на вино, подиткось, еще отсыпали! - весело крикнул кто-то из зала.

А как же! - легко согласился я. - У меня в губернии и вина хлебного по полмиллиона ведер в год варят. Только, что с того? В Томске мука к весне ближе по шестидесяти копеек на торгу, а в Красноярске и осенью дешевле полутора рублей не найти. А с вином и того подавно. То что, у нас по рублю идет, в Иркутске уже за пять...

Так ведь, все по правде! - снова возник тот же "глас народа". - Полторы тыщщи верст. Подиткось - довези!

Барятинский! Володя! Ну, точно! Подмигивает и кивает. Я вскидываю вопросительно брови - мол: Николай здесь? Он стреляет глазами куда-то в сторону и прикладывает палец к губам. Все ясно. Цесаревич инкогнито. Как ни странно, я обрадовался.

Так и это еще не все, любезнейший, - ткнул я куда-то в зал пальцем. - В Алтайских горах и медь имеется и железо. А угля хватит не только всю Россию снабдить, но и англичанам с пруссаками продать. Тут и тут - гигантские залежи пригодного для выделки портландцемента известняка. Здесь - пески для оптического стекла. Все это лежит под ногами, ждет, когда придет Хозяин. Но нет, и в ближайшее время такого человека не будет!

Это чего это? Неужто в Рассее-Матушке ушлых купчин перевелось? Только на немцев вся надежа? - да кто ж это такой умный там слова коверкает? Ну, явно же человек куда умнее, чем хочет показать!

Причем тут немцы? - удивился я. - У них что? Мешки сами по воздуху полетят? Или лошаденки степные киргизские зараз по сто пудов повезут? Не полетят, мой друг, и не повезут! Да точно так же, как и у наших, русских купцов, поедут баржами или подводами. И когда доберутся до того же Нижнего Новгорода, прибавят в цене вдвое, а то и втрое! Плюнет тогда наш ушлый, или не наш пришлый немец, на землю и скажет, что, дескать, куда проще и дешевле было все это за морем купить и чугункой привезти! И будет совершенно прав. Дешевле и проще. Но - неправильно! Вот о том, почему неправильно, и что нужно сделать, чтоб это исправить, я сейчас и расскажу!