Ахульго - Шапи Казиев

– И нам трудно, и генералам нелегко, – не соглашался Сурхай.

– Нельзя оставлять Дагестан, – поддержал его Ахбердилав.

– Лучше очистим его от недругов.

– Тут каждый аул – крепость, – говорил Сурхай.

– И до них еще добраться надо.

– В Чечне – совсем другое дело, – убеждал Ташав.

– Леса! И укрыться легко, и до царских крепостей близко. Оттуда хоть каждый день нападай.

– Леса вырубить можно, – сказал Али-бек.

– А скалы никуда не денутся.

– Скалы тоже не железные, – сомневался Ташав.

– Русские пушки вон что с Ахульго сделали, весь аул разнесли.

– Не так надо было строить, – сказал Сурхай.

– Всегда так строили, – возразил Али-бек.

– Адаты тоже были всегда, зачем же мы их искореняем? – спросил Шамиль.

– Потому что шариат лучше, – согласился Али-бек.

– Как одна большая крепость вместо сотен башенок.

– Так как же теперь надо строить? – допытывался Шамиль у Сурхая, зная его инженерные способности.

– Я кое-что придумал, – ответил Сурхай.

– Но сначала надо испробовать.

– Они обкладывают нас со всех сторон, – сказал Ахбердилав.

– Так что ты, Сурхай, думай, но только поскорей.

– Нам нужна не просто крепость, – сказал Шамиль.

– Нам нужна неприступная столица Имамата. В Чиркате и в самом деле становится тесно.

– Мы построим такую крепость, какой еще не было! – пообещал Сурхай.

– Люди должны видеть, что мы никого не боимся, – говорил Шамиль.

– Должны знать, что мы всегда готовы придти на помощь, тогда и они нас не оставят, если придется трудно. Нужно выбрать такое место, откуда можно угрожать врагу и быть для него недоступным.

– Аргвани, – предложил Ахбердилав.

– Крепкий аул.

– И расположен хорошо, – согласился Сурхай, – Но это аул. Его не переделаешь, как я задумал.

– Может, лучше уйти в Чечню? – напомнил Ташав.

– Их леса не так легко вырубить.

– Твои укрепления нам еще пригодятся, – сказал ему Шамиль.

– Но я думаю об Ахульго.

– Ахульго? – удивился Ахбердилав.

– Генералы уже знают туда дорогу, – сказал Али-бек.

– Они ее забудут, – пообещал Сурхай.

– Увидите, во что я превращу Ахульго!

Чтобы положить конец сомнениям, Шамиль твердо сказал:

– Лучшего места нам не найти.

Они еще долго обсуждали положение, сложившееся в Дагестане. Все менялось в пользу Шамиля. Но ясно было и другое: ханы и их защитники-генералы недолго будут терпеть эту горскую вольницу и всеми силами попытаются ее задушить.

Вопрос был в том, насколько окрепнет Имамат до того, как за него всерьез примутся генералы.

Затем перешли к другим делам. Решили, в каких аулах построят пороховые заводы, и освободили от военных походов жителей аулов, доставлявших серу. Договорились, как обеспечить всем необходимым ружейных мастеров. Поручили Али-беку открыть новые школы для детей мухаджиров, прибывающих в Имамат из других мест. Условились о ценах, по которым будут платить за продовольствие. И решили еще множество насущных дел.

Секретарь Шамиля Амирхан Чиркеевский лежал раненый, и его пока заменял старший сын Шамиля Джамалуддин, писавший красивым почерком.

Но сначала, чтобы немного развлечь гостей, Шамиль позвал младшего сына Гази-Магомеда и велел ему принести все, что нужно для письма. Тот понятливо кивнул и через минуту притащил старый дедовский кинжал. Гости похвалили древнее оружие, а Шамиль с деланной строгостью велел сыну все же принести бумагу, калам и чернила. Тот снова убежал и вернулся с пистолетом, саблей и ружьем, которые волок по полу с радостным усердием. Гости одобрительно улыбались.

– Вот видите, – сказал Шамиль.

– Даже этот ребенок знает, что законы в горах пишутся не чернилами, а кинжалами.

Затем он сделал знак Джамалуддину, который унес оружие, принес то, что было нужно, и приготовился писать.

– От повелителя правоверных Шамиля его братьям, – начал диктовать Шамиль.

– Мир вам. А затем…

Наутро, когда разъезжались наибы, аул был охвачен праздничной суетой. Женщины шли в дом невесты, чтобы помочь и поглядеть на приданное. Принарядившаяся молодежь гарцевала на конях, а празднично одетые девушки спешили стайками к роднику. У реки резали баранов и чистили песком большие котлы. На площади разводили костры.

Весь день Шамиль принимал посетителей, которые прибывали из разных аулов к верховному правителю за помощью, за советом, за разрешением трудных споров или с жалобами.

Имам выслушивал людей, принимал решения, а затем писал письма наибам, кадиям, джамаатам аулов и обществам. Среди посетителей попадались и клеветники, которых Шамиль сразу распознавал по их мерзким повадкам. Таким он отвечал:

– Твой наиб потому сделан наибом, что он умный, честный и ученый человек; к тому же он разбирал твое дело и знает его лучше меня. Стало быть, оно решено по справедливости. Ступай себе с Богом.

А следом слал письмо самому наибу: «О благородный брат, никогда не думай, что я помышляю относительно тебя, поверив словам доносчиков, клевещущих на тебя. Я испытал на себе деяния людей с давних пор и понял, что многие из них поступают, как собаки, волки, лисы и дьявол-искуситель. Приободрись. Распоряжайся в своем вилайете, руководствуясь высокочтимым шариатом. Запрещай им неприличные дурные поступки и распутство. Избавь себя и семью свою от того, что ненавистно твоему господу, и люди будут довольны тобой».

Курбан не стал откладывать свадьбу сына. К вечеру запела зурна, застучали барабаны и затрещали выстрелы. Это свита жениха направлялась за невестой. Заводилой процессии был шут – голосистый и бойкий парень, который за словом в карман не лез и назывался «ишаком». Следом шли аксакалы, женщины и дети. Была здесь и жена Шамиля Джавгарат, которой было интересно увидеть, похож ли этот свадебный обряд на то, как проходят свадьбы в ее родных Гимрах. И ей казалось, что ее выдавали замуж куда скромнее, а тут веселье било через край. Сын пастуха женился куда шумнее, чем имам.

Невесту выдавали не из ее дома, а из дома соседей, как было принято. Предводитель процессии попросил разрешения войти в дом и, получив его от матери невесты, перешагнул порог, приветствуя окружение новобрачной в самых почтительных выражениях. Следом вошли остальные. Гостей пригласили за стол, угостили как следует и вдоволь посмеялись над шутками-прибаутками шута-заводилы. Но когда друг жениха попросил разрешения отпустить новобрачную к мужу, ему для начала отказали. Лишь когда он повторил просьбу несколько раз, уверяя, что супруг ее не вынесет долгого ожидания, появилась, наконец, и невеста, закрытая платком, украшенная монистами, кольцами, браслетами и в старинном серебряном поясе, который обхватывал ее стройный стан.

Невесту провожали песнями, благословляя на счастливую жизнь, желая ей доброго мужа и много сыновей. Лица женщин сияли радостью, и только мать роняла слезы, как и ее дочь, покидавшая отчий дом.

До мужнего дома было недалеко, но сопровождавшая новобрачную процессия, состоявшая из ликующей свиты жениха, женщин, несших на головах подарки, и лошадей, нагруженных сундуками с приданным, шла долго. Свадебное шествие часто останавливали мальчишки, преграждая путь и требуя выкуп. Мелкие монеты и сладости постепенно расчищали путь, и, наконец, суженая добралась до своего нового дома.

Мать Курбана встретила невестку у входа, помазала ей губы медом, чтобы жизнь ее была сладкой, и повела в дом под величальную песню, которую пели собравшиеся вокруг женщины. Но невеста остановилась у порога и не переступила его, пока к ней не вывели корову и не надрезали ухо в знак того, что корова поступает в распоряжение новобрачной.

Когда невеста вошла в дом своего жениха, снова затрещали выстрелы, заиграла музыка, и молодежь пустилась в яростную лезгинку. Родственники новобрачного принялись осыпать невесту деньгами и зерном в знак будущего благополучия, а дети бросились собирать монеты.

Тем временем новобрачную усадили в особый угол, занавешенный тонким ковром, а гостей усадили за свадебный стол и принялись угощать всевозможными яствами. За отдельным столом сидел новоиспеченный муж, над которым неустанно подшучивали его приятели. Новобрачному полагалось помалкивать, а отвечал за него друг, которому приходилось отдуваться за пребывающего в счастливой эйфории приятеля.

Приходили все новые гости со своими подарками. Пришла, наконец, и Патимат. Она поздравила невесту и подарила ей красивые серьги, с которыми рассталась не без сожаления.

Звали на свадьбу и Шамиля, но сначала он был занят посетителями, а потом и сам не спешил идти. Шумное веселье казалось ему неуместным, когда в горах было так неспокойно. Праздные развлечения с музыкой и танцами сделались большой редкостью, исключение делалось только для свадеб. Но не оказать уважение старому другу Шамиль не мог и пришел поздравить молодоженов.