Рейтинговые книги
Читем онлайн Радуга в небе - Дэвид Лоуренс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 123

Он распахнул одну дверь, другую, и они очутились в большом просторном сарае, пахнувшем на них теплом, которого, может быть, там и не было. Повесив фонарь на крюк, Брэнгуэн прикрыл дверь. Теперь они были в другом мире. Свет мягко струился, освещая доски сарая, беленые стены, собранное в огромную кучу сено; плуги и бороны отбрасывали черные тени, и наверх, в темную арку сеновала, уходила лестница. За окном лило как из ведра, внутри же была неяркая тишина и царило спокойствие.

Не спуская девочку с руки, он стал готовить корм, наполнять бадью сенной сечкой и отрубями с примесью муки. Девочка в изумлении следила за тем, что он делает. В новой обстановке и она сама стала другой. Время от времени фигурку ее корчила судорога — отголосок миновавшей истерики. В глазах ее, широко и удивленно распахнутых, ему чудилось теперь что-то жалкое. Она молчала и не шевелилась.

Он был как в тумане, сердце падало, но внешне он оставался спокоен, совершенно спокоен. Он распрямился, удерживая девочку на сгибе одной руки, в то время как другая была занята бадьей с приготовленным кормом. Шелковая бахрома шали плавно взметнулась, и на землю посыпались кусочки отрубей, зёрна и клочки сена; он прошел по темноватому проходу за стойлами, где из мрака временами показывались коровьи рога, при виде которых девочка съеживалась; старательно удерживая равновесие, он поставил бадью на перегородку и наклонил, вывалив половину корма одной корове, половину — следующей. Раздалось позвякивание цепочек — коровы подымались, тянули морды; затем послышалось мирное дремотное чавканье молчаливо жующей скотины.

Путь этот пришлось проделать не один раз. И раз за разом все было одинаково — мерное чавканье животных, потом возвращение — осторожное балансирование с двумя грузами, личико ребенка, выглядывающее из шали. А потом вдруг, когда он наклонился, она высвободила руку и обвила ею его шею, мягко, тепло прижавшись к нему, отчего ему сразу стало легче.

Накормив скотину, он уронил бадью и присел на ящик, чтобы половчее устроить на руках ребенка.

— Коровки сейчас лягут спать? — спросила она — дыхание ее все еще прерывалось.

— Да.

— Но сначала они съедят весь ужин?

— Да. Вот послушай.

И присев вдвоем в сенцах, они замерли, вслушиваясь в чавканье и сопение коров, доносившиеся из хлева. Фонарь на стене светил мягко и ровно. А на дворе все еще шел дождь. Он разглядывал шелковистые складки пестрой шали. Ему вспомнилась мать. Отправляясь в церковь, она надевала похожую шаль.

Он вернулся к прежней беззаботности, к прочной устойчивой безопасности детства и родного дома.

Они тихо сидели вдвоем. Сознание его, словно в трансе, туманилось все сильнее. Он крепко прижимал к себе ребенка. Руки и ноги Анны подрагивали, сотрясаемые отголоском недавних рыданий. Он прижал ее крепче. Постепенно она обмякла, веки черных настороженных глаз стали слипаться. И как только она уснула, его поглотила пустота.

Очнувшись, как от глубокого сна, он понял, что соприкоснулся с тишиной бесконечности. К чему он прислушивался, что ожидал услышать? Но вот послышался неясный звук, шедший издалека, потусторонний звук. Он вспомнил про жену. Надо подняться к ней. Ребенок спал, неплотно прикрыв, веки, в глазных щелях виднелась узенькая черная полоска. Почему же она не закрывает глаз? Рот ребенка тоже был приоткрыт.

Он быстро поднялся и зашел в дом.

— Уснула? — шепнула Тилли.

Он кивнул. Служанка подошла взглянуть на девочку, которая спала, завернутая в шаль, с пышущими жаром алыми щеками и мертвенной белизной вокруг усталых глаз.

— Господи ты Боже! — прошептала Тилли и покачала головой.

Сбросив башмаки, он поднялся наверх с ребенком на руках. Он чувствовал, что сердце сжимает тревога за жену. Но он не суетился. В доме царила тишина, лишь ветер завывал за окном и сочилась, булькая, вода в водостоке. Из-под двери в комнату жены проникал свет.

Он уложил девочку в постель, запеленав в шаль, чтобы она не замерзла в холодных простынях. Потом он догадался, что ей будет неловко во сне, и немного ее раскутал.

Черные глаза раскрылись, остановили на нем невидящий взгляд и опять закрылись. Он подтянул одеяло повыше. Дыхание девочки было все еще неровным от слез.

Это была его комната, в которой он жил до женитьбы. Все здесь было знакомо и привычно. И вспомнились годы, когда он был молод и невинен.

Он выждал немного. Ребенок спал, выпростав из-под шали сжатые кулачки. Теперь он мог доложить жене, что ребенок уснул. Но для этого надо подняться по лестнице. Он вздрогнул, услышав какое-то совиное уханье — женский стон. Какой странный звук! Нечеловеческий — по крайней мере, так кажется мужчине.

Подойдя к ее дверям, он неслышно вошел. Она лежала неподвижно, с закрытыми глазами, бледная, усталая. Сердце дрогнуло от страха, что она мертва. И однако он отлично понимал, что это не так. Он видел, что волосы на висках у нее выбились и растрепались, губа закушена в страдальческой гримасе. Он любовался ее лицом, но красота этого лица, казалось, была за пределами человеческого. Он испытывал ужас перед ней, когда она лежала вот так. Что у нее с ним общего? Она совсем другая, чем он.

Что-то заставило его подойти и коснуться ее пальцев, все еще комкавших край простыни. Серо-карие глаза открылись и посмотрели на него. Она плохо знала его как человека, но знала его как мужчину.

И она глядела на него взглядом, каким смотрит женщина, рожающая дитя, на того, кто заронил в нее это дитя, — взглядом безличным и вневременным, взглядом женщины, обращенным к мужчине. И опять глаза ее закрылись. Его обдало волной покоя, обжигающе-великого, ожегшего сердце и душу и растворившегося в бесконечности.

Когда вновь начавшиеся схватки стали рвать ее пополам, он отвернулся — смотреть он не мог. Но в измученном сердце теперь был покой, и все существо его излучало радость. Он спустился вниз, к входной двери, вышел, подставил лицо дождю, и невидимая плотная тьма обрушилась на него.

Эта мгновенная невидимая атака ночи заставила его капитулировать. Он покорно отступил, скрывшись в доме. То была бесконечность, вечная, неизменная, как сама жизнь.

Глава III

Детство Анны Ленской

Своего родного сына Том Брэнгуэн никогда так не любил, как любил падчерицу… Когда ему сказали, что у него родился сын, его охватил трепет радости. Это было словно подтверждение его отцовства, и он был доволен, что это сын. Но к мальчику особым чувством он не проникся. Он его отец, и этим было все сказано.

Он был счастлив, что жена его теперь стала матерью его ребенка. Она казалась спокойной, немного сумрачной, как растение, слегка поникшее от пересадки в другую почву. Родив ребенка, она словно потеряла связь с собою прежней. Теперь она стала, настоящей англичанкой, миссис Брэнгуэн в полном смысле слова. И однако это притушило в ней жизненную энергию. Брэнгуэну она по-прежнему казалась прекрасной, полной страсти и пламени. Но пламя это было нестойким и иногда гасло. Глаза ее светились, румянец разгорался при виде него, и все же, как цветок, расцветший в тени, она не выносила чересчур яркого света. Младенца она любила, но даже и это чувство было в ней словно приглушено, рассеянно — материнская любовь в сумеречной туманной дымке. Когда она нянчила ребенка, счастливая, поглощенная этим занятием, Брэнгуэна пронзала тонкая иголочка боли. Ибо он понимал, что должен будет смирять свои чувства, приноравливаясь к ней. И он тосковал по сильному и стойкому пламени — земной любви, страсти, какой была она вначале, когда они то и дело пылали вместе и с одинаковой силой. Теперь это было для него лишь драгоценным воспоминанием, к которому он постоянно стремился с беспощадным, неослабевающим жаром.

Она пришла к нему опять и протянула ему губы снизу вверх, движением, едва не сведшим его некогда с ума, заставившим сгорать в огне сдерживаемой страсти. Она пришла, и в бреду восторга и счастливой готовности он овладел ею. И это было почти как прежде. А может быть, и совсем как прежде. Так или иначе, он познал идеал, достиг неизменности вечного знания.

Но пламя погасло прежде, чем он был готов погасить его. Она дошла до предела и была не в силах выдержать больше. Он же, не исчерпав себя, хотел продолжения. Но это было невозможно.

Так прошел для него первый горький урок умаления себя, усмирения привычки брать меньше, чем хотелось бы.

Потому что она была для него единственной Женщиной, в то время как другие были лишь бледными тенями. Потому что она несла ему счастье удовлетворения. И он хотел, чтобы счастье это длилось. Но длиться оно не могло. И как бы он ни бунтовал, изнемогая под гнетом, столь горьким и жгучим, как бы внутренне ни возмущался ею за то, что он ей не нужен, как бы ни бушевал порой, ни пил, ни закатывал безобразных истерик, все равно он знал, что все это лишь усугубляет боль. Мало-помалу он начал понимать, что она не то чтобы не хочет, а не может его хотеть так сильно, как ему требовалось и как она должна была бы. Она этого просто-напросто не могла. И нужен он был ей по-своему и по собственной ее мерке. Слишком большой кусок жизни прожила она, прежде чем он нашел ее, такую, какой она была, женщиной, способной захватить его в плен и дать ему полное счастье воплощения. Она захватила его в плен и дала ему это счастье, и сейчас это по-прежнему было так, но не всегда и по-своему.

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 123
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Радуга в небе - Дэвид Лоуренс бесплатно.
Похожие на Радуга в небе - Дэвид Лоуренс книги

Оставить комментарий