Кирза и лира - Владислав Вишневский

— Учебная р-рота-а, р-равняйсь… Смир-рна! — наступила оглушительная тишина. Солдаты почти одновременно дернули туда-сюда головами. — Р-равнение, на ср-редину! — старшина очень чётко повернулся, и, печатая шаг — как на параде на прямых ногах бац, бац, бац, бац! — об пол, классно так, двинулся в сторону офицеров. Мы на койках закрутились, восхищенно переглядываясь: красиво, да?.. во дает!.. здорово, да? А старшина уже громко, чётко и не торопясь, докладывает:

— Товарищ старший лейтенант, шестая учебная рота по тревоге построена. Старшина роты старшина Фомин.

Командиры одновременно поворачиваются к строю.

— Здравствуйте, товарищи! — торжественным голосом здоровается старший лейтенант.

Через секунду в казарме так грохнуло, что показалось: потолок обвалился. У нас головы в плечи нырнули, а те, кто спал, так и подпрыгнули в койках, мгновенно просыпаясь.

— Здра! жела! товар! старш! лант! — как обвал, прогрохотало в казарме. Гаркнули, что надо. Хоть мы — зрители — чуть и не оглохли на своих койках, но все равно нам это очень понравилось. Здорово!

— Р-рота, на-апр-ра-а-ву! — Солдаты резко повернулись, отбив сапогами ритм — бац, бац!

— На выход, шаго-ом ма-арш!

Рота, как войска на параде, грохнула сапогами — хрясь!.. хрясь!.. хрясь!.. хрясь!..

— Р-рота, вольно! — махнул рукой офицер. Наверное, испугался, что придется пол менять. Громкое бацанье мгновенно исчезло, перейдя в ровные ритмичные шаги множества пар сапог. А затем, на лестничном марше, шаги вообще превратились в совсем дробные. Как камни в большой трубе… Чуть позже где-то внизу, глухо хлопнула дверь. Ушли.

Всё стихло.

В спальном помещении неожиданно гаснет верхний свет! Ага, это дежурный солдат выключил — молодец. Хорошо стало, приятно, ещё, значит, можно поспать. Но уснуть мы уже не можем. Находимся под сильным впечатлением увиденного. Собравшись на нескольких койках, шёпотом, бурно обсуждаем: построение, команды, оружие, снаряжение — всё увиденное. Нам всё очень понравилось. Всё очень здорово. Особенно автоматы… и как здоровались… и как отбивали шаг, и… Всё классно!

— Слушай, ребя, айда в туалет? — кто-то вовремя вспоминает.

— Точно! Надо слетать…

— А где это, ты знаешь?

— А щас вон у того, с повязкой, спросим. Эй, пацан, а где тут у вас туалет? — по-свойски так, простодушно спрашивает у дневального Гришка Мальцев.

От такого неслыханного наглого обращения, у дневального аж челюсть отвисла — ну, наглецы, дня еще в армии не прожили, а уже борзеют. Кажется насмерть обиделся, даже уши потемнели. Покрутив головой, как от удара в лоб, отвечать или не отвечать, всё-таки глухо бросает сквозь зубы:

— Не «пацан» я тебе, а товарищ солдат. И не «ты», а — «вы»! Ясно? — мы, как те суслики, там, на целине, я их живьём видел… ну, когда еще в Казахстане мы жили… вытянув шеи, и вытаращив глаза, замерли, слушая эту отповедь. Дневальный, повернув руку с повязкой в нашу сторону, продолжает внушительно. — Дневальный я, понятно? — и через паузу. — А туалет там, — показывает себе за спину, в коридор. — Там написано, если читать умеете, — и с угрозой добавляет, — а за «пацана» потом поговорим. — Обиженно отворачивается.

Ни хрена себе, приехали! Нам только драки здесь в первый же день не хватало!

— Ты чего, дневальный, это же шутка.

— Мы же так просто, — пытаемся выправить ситуацию.

— Мы же первый раз ещё, здесь, не знаем…

— Извини нас, а, товарищ солдат-дневальный? — просим.

— Ну ты, Гри-иха, и бал-лда, — шипим на Гришку. — Он же при исполнении…

— Товарищ дневальный, — выкручивается Гришка голосом, как на пионерской линейке, — а в чем тут у вас в туалет ходят? Форму всю нужно одевать, и пилотку, да?

Дневальный вроде слегка отходит, бурчит, не глядя в нашу сторону:

— Можете только сапоги надеть… и все.

— О, только сапоги?.. Это хорошо, — мы преувеличенно радуемся, суетимся, копаемся в сапогах. А в сапогах действительно запутаться можно. Они же все одинаковые — большие и черные… Не написано — где тут чей?

С одеждой (ночью всё кое-как побросали) теперь вообще не разобраться — где чья, полный завал. Ладно, с этим потом, а сейчас натягиваем сапоги какие подошли или какие ближе стояли. Уже некогда разбираться, «радиатор» закипает: «Ой, ой, ой!..»

7. Атас, пацаны, старшина… Первая встреча

Быстренько так, в кальсонах и сапогах, рысцой, как конная Буденного (или это про Чапаева фильм был?..), процокали по проходу, сходу проскочили коридор, умывальник, по запаху и радостному шуму воды быстро нашли нужное помещение, ворвались в туалет. Ух, ты, какой большой! Рассредоточились у жёлоба-писсуара, стоим… Ааа!.. У-фф!.. (места много), разглядываем помещение, сбрасываем давление, облегчаемся.

От сильнейшего запаха хлорки дышать трудно и глаза режет, аж слезятся. Жгучая хлорка щедро, белыми пенистыми сугробами разбросана повсюду и рядом с толчковыми отверстиями. Тут и там стоят, пустые ещё — ночь ведь — плетеные проволочные урны для грязных бумаг. На подоконнике валяются стопки старых газет «На страже Родины». Двойное окно закрашено до уровня форточки белой краской. Это понятно, чтоб враг, даже в туалет, значит, не заглядывал. Хорошо! Продумано!.. Но, во многих местах на стекле видны процарапанные широкие смотровые щели. А это, опять догадываюсь, для того, чтобы этого врага можно было вовремя заметить, засечь, так сказать на подходах. Враг не дремлет, а бдительность на чеку. Похоже, что так. Всё везде вымыто, чисто. Стены почти доверху забраны в коричневый кафель. С одной стороны, внизу, по плинтусу, на всю длину стены жёлоб писсуара. Тоже весь в сугробах хлорки. А на противоположной стороне, на возвышении, в полу, довольно большие отверстия, вделанные в бетон с выступами по форме подошв. Ясно — это толчки. Их много, штук десять-пятнадцать. Это хорошо — вон какая орава только что по тревоге ушла, да и мы вот ещё тут приехали. По всем желобам свободно, с шумом, непрерывно льется вода, сплошная Ниагара.

Потом уже не спеша, вразвалочку, возвращаемся обратно.

По пути — интересно же — рассматриваем всякие разные цветные таблички. Их тут навешено преогромное множество, и на дверях, и на стенах, даже в два-три яруса, аж под потолок. Много всего нового и интересного изображено. Останавливаясь, разглядываем стенды-планшеты с рисованными атомными взрывами, разрезами противогазов, схемами сборки-разборки автоматов, пулеметов, какие-то таблицы сравнительных величин… Это все нам, конечно же, очень нравится, все очень интересно. А вот табличка — «Бытовая комната». Заходим.

— Гля, ребя, сколько зеркал. Даже утюг есть… кальсоны гладить.

— О, смотрите, сколько ниток: и черные, и белые, и зеленые.

— Белыми, Пашка, подворотничок будешь пришивать, — наставительно, как наша, там, на гражданке, одна училка говорила, произносит Мишка. — А зелеными — дырки в штанах от шрапнели… гороховой. — Миха весело хохочет своей шутке и, видя мою реакцию, бросается к двери.

Вот это он зря!..

В дверях неожиданно чуть не сшибает плотного, с крепкой бычьей шеей, затянутого в гимнастерку, как штангист в майку, старшину. Новый какой-то. Здешний. Мы его ещё не знаем. Килограммов где-то под сто с «копейками»! Как он там появился, никто этого не мог потом вспомнить. Не видели, короче. Белесые брови у старшины на переносице сурово сдвинуты, лицо красное и сердитое. Рассерженное!! Несчастный Мишка на носках завис над ним в одном единственном, кажется, маленьком миллиметре. Вот это нас всех и спасло! От груди старшины он бы точно отрикошетил в нас, как пушечное ядро от железной стены, уложил бы всех наповал.

— Эт-та што такое? Кто р-разрешил бал-лтаться по казарме, а? — густым басом, с громовыми раскатами рычит этот штангист. Мы от неожиданности и страха мгновенно дар речи потеряли. Стоим в столбняке, смотрим на него, как кролики на удава. Хорошо ещё, что в туалете уже побывали, а то совсем бы на х… хрен опозорились… Нет, серьезно! Такого грозного рычания и так близко от себя мы еще ни разу в жизни не слыхали… Я так уж точно. Ноги стали ватными, в горле мгновенно пересохло, волосы на «плешке» зашевелились, хоть я знаю точно, их там уже нет, — голяк. Старшина, убедившись в нашем коллективном ступоре и насладившись паузой, рявкает:

— А н-ну, бег-гом в р-расположение по своим места-ам, ити вашу мать! Н-ну!

Как в эти мелкие зазоры, между ним и дверным проемом, мы проскочили, я не знаю, но просвистели. Дух перевести в своих койках и успокоиться смогли только через полчаса, не раньше. Как он нас всё же классно шуганул — слов нет. Потом уже, расслабившись, еще столько же времени хохотали, давясь в подушки, вспоминая, кто как выглядел, кто что думал, что чувствовал, кто, от неожиданности и страха, чуть было не обделался…

С этого началось наше первое армейское утро и знакомство с ротным старшиной.