Простофиля Вильсон - Марк Твен

- Это была сгорбленная старуха в трауре, под черной вуалью, с закрытой корзинкой в руке. Я видел ее вчера на пароме. Вероятно, живет в Иллинойсе; но где бы она ни жила, все равно я до нее доберусь, пусть не сомневается.

- Но с чего вы взяли, что это и есть воровка?

- А с того, что, во-первых, другой женщины не было, а во-вторых, один черномазый возчик, который в это время проезжал по улице, видел, как она входила и выходила из домов, и рассказал мне об этом, а именно эти-то дома и обчистили.

Все согласились, что такие косвенные улики можно считать вполне достаточными. Засим последовало продолжительное молчание. Первым заговорил Вильсон:

- Но одно хорошо: она не сможет ни продать, ни заложить драгоценный индийский кинжал графа Луиджи.

- Господи! - воскликнул Том. - Неужели и он пропал?

- Представьте себе, да.

- Хороший улов! Но почему вы думаете, что она не сможет ни продать, ни заложить его?

- А вот почему. После собрания Сынов Свободы всюду только и говорили: того обокрали, этого обокрали, и тетя Пэтси ждала близнецов, замирая от страха, как бы у них тоже не обнаружилась какая-нибудь пропажа. Действительно, оказалось, что пропал кинжал, и они тут же предупредили полицию и всех ростовщиков. Улов-то был хорош, да только рыбку продать не удастся: старушенцию сцапают.

- А они пообещали вознаграждение? - поинтересовался Бэкстон.

- Да. Пятьсот долларов за кинжал и пятьсот долларов за поимку вора.

- Тоже придумали, идиоты! - воскликнул констебль. - Разве вор придет сам или пришлет кого-нибудь? Ведь тот, кто явится, сразу же влипнет; сами посудите, какой ростовщик упустит возможность...

Если бы кто-нибудь взглянул в этот момент на физиономию Тома, возможно, ее серо-зеленый цвет вызвал бы некоторые подозрения, но никто не взглянул. А Том подумал: "Ну, теперь я пропал, теперь мне нипочем не разделаться с долгами: ведь за все остальное, что я наворовал, я и половины того, что мне надо, не выручу ни от продажи, ни от заклада! Пропал я как пить дать, на этот раз уж не выкручусь никоим образом! Вот ужас-то, что мне делать, куда кинуться?"

- Не торопитесь с выводами! - сказал Вильсон Блейку. - Вчера ночью я сел и начал прикидывать, как лучше поступить, и к двум часам у меня был готов превосходный план. Они получат свой кинжал обратно. И тогда я вам объясню, как все было устроено.

Это вызвало общее любопытство, и Бэкстон сказал:

- Да, вы заинтриговали нас не на шутку! И позвольте вам заявить, что если бы вы пожелали сообщить нам конфиденциально...

- От души был бы рад, Бэкстон, но мы с близнецами условились до поры до времени ничего не разглашать, поэтому не обижайтесь, если я не скажу. Но поверьте моему слову: вам не придется ждать и трех дней. Кто-то сразу же явится за вознаграждением, и тогда я покажу вам и вора и кинжал.

Констебль был расстроен и смущен. Он сказал:

- Хорошо бы, если б так; надеюсь, что вы окажетесь правы. Но будь я проклят, если я что-нибудь понимаю. Слишком это все мудрено для вашего покорного слуги.

Казалось, тема была исчерпана. Замечаний больше ни у кого не было. После паузы мировой судья заявил Вильсону, что он, Бэкстон и констебль пришли к нему в качестве депутации от демократической партии - просить его выставить свою кандидатуру на пост мэра: Пристань Доусона собиралась стать настоящим городом, и, по положению, в скором времени должны были состояться первые муниципальные выборы. И это был первый случай, когда Вильсона удостаивала вниманием какая-нибудь партия; положим, невелика честь, но, значит, признали все же его дебют в качестве местного общественного деятеля, - это обещало поднять его на ступеньку выше, и Вильсон был весьма обрадован. Он дал свое согласие, после чего депутация откланялась, а с нею вместе удалился и Том Дрисколл.

ГЛАВА XIV

РОКСАНА НАСТАВЛЯЕТ ТОМА НА ПУТЬ ИСТИНЫ

Настоящий южный арбуз - это особый дар

природы, и его нельзя смешивать ни с какими

обыденными дарами. Среди всех деликатесов мира он

занимает первое место, он божьей милостью царь

земных плодов. Отведайте его, и вы поймете, что

едят ангелы. Ева вкусила не арбуза, нет, это мы

знаем точно: ведь она раскаялась.

Календарь Простофили Вильсона

В то время когда депутация прощалась с Вильсоном, в соседний дом входил Пемброк Говард, дабы сообщить о результатах своей миссии. Судья Дрисколл ожидал его; он сидел в кресле, прямой, как палка, с хмурым челом.

- Ну, Говард, какие новости?

- Самые великолепные!

- Он согласился, да? - Боевой огонек засветился в повеселевших глазах судьи.

- Не только согласился, но был просто счастлив!

- Да ну? Хорошо. Отлично. Я очень рад. Когда же состоится дуэль?

- Нынче вечером. Сейчас. Немедленно. Замечательный молодой человек, замечательный!

- Замечательный? Это даже не то слово! Стреляться с таким человеком не только удовольствие, но и честь. Прошу вас, ступайте не теряя времени! Приготовьте все и передайте ему мои сердечнейшие пожелания. Да, такие молодые люди - редкость! Он замечательный, вы правильно говорите!

Говард не стал мешкать; уходя, он сказал:

- Через час, самое большее, я приведу его на пустырь между домом Вильсона и домом с привидениями; пистолеты я принесу свои.

Судья Дрисколл принялся шагать взад и вперед по комнате в состоянии приятного возбуждения. Вдруг он остановился и начал думать - думать о Томе. Он дважды порывался подойти к секретеру, но не подошел. Наконец он проговорил:

- А вдруг это моя последняя ночь на земле? Тогда я не имею права так рисковать. Да, он ничтожный и недостойный малый, но в этом есть доля и моей вины. Мой брат на смертном одре поручил его мне, а я баловал его и портил, вместо того чтобы сурово учить и сделать человеком. Я не оправдал оказанного мне доверия, а если брошу его сейчас на произвол судьбы, то лишь усугублю тем свой грех. Однажды я простил его, а вот теперь... Если бы я был уверен, что проживу еще долго, я подверг бы его длительному тяжелому испытанию, прежде чем опять простить, но имею ли я право на такой риск? Нет, надо восстановить завещание перед дуэлью, а уж потом, если я останусь в живых, спрячу эту бумагу, и он ничего не узнает; буду молчать, пока он не исправится полностью и навсегда.

Судья Дрисколл уселся писать новое завещание, и мнимый племянник снова превратился в наследника его богатств. Когда старик уже кончил писать, вернулся домой Том, усталый от блуждания по улицам. Он прокрался на цыпочках к гостиной, заглянул в дверь и поспешно отступил назад: сейчас встреча с дядюшкой страшила его больше всего на свете. Удивительно, старик что-то пишет! Никогда раньше он не писал по ночам. Интересно знать, что это за бумага? Том почувствовал леденящий душу страх: а вдруг там что-нибудь насчет него? Беда никогда не приходит одна. Нет, надо во что бы то ни стало заглянуть в эту бумагу, узнать хотя бы, о чем она. Вдруг Том услышал чьи-то шаги и притаился. Пемброк Говард! Что тут такое затевается?

- Все в полном порядке, - радостно сообщил Говард. - Он отправился на поле чести со своим секундантом и врачом, с ними вместе пошел и его брат. Я обо всем договорился с Вильсоном, Вильсон будет его секундантом. Каждый из противников имеет право сделать три выстрела.

- Прекрасно. Как луна?

- Светло, как днем... почти что. Лучшего и не требуется; дистанция пятнадцать ярдов. Ни малейшего дуновения ветерка. И очень тепло.

- Отлично. Превосходно. Одну минутку, Пемброк, прочтите это и подпишите как свидетель.

Пемброк прочитал завещание и скрепил его своей подписью, затем, с чувством пожав старику руку, промолвил:

- Вы правильно поступили, Йорк, но я другого от вас и не ждал. Вы не могли бы оставить бедного юношу на произвол судьбы, зная, что без средств и без профессии он погибнет; вы не могли бы этого допустить ради его покойного отца, если не ради него самого.

- Конечно, я это делаю только во имя его покойного отца, моего бедного брата Перси: вы же знаете, как мне был дорог Перси! Но имейте в виду, Том ничего не должен знать об этом - если меня сегодня не убьют.

- Понятно. Я сохраню вашу тайну.

Судья спрятал документ и вместе с Говардом отправился на место поединка. Не прошло и минуты, как Том уже читал завещание. Все его горе точно рукой сняло, настроение мгновенно переменилось. Он аккуратно положил документ на место и подбросил вверх свою шляпу - раз, другой, третий, широко разевая рот, словно выкрикивая "ура!", хотя на самом деле не издавал ни звука. Радостные мысли закружились у него в голове, победное "ура" так и рвалось из груди.

Он говорил себе: "Я снова богат, но нельзя и виду подавать, что мне это известно. Теперь уж я своего не упущу и рисковать больше не стану. Отказываюсь от карт, прекращаю пить, зарекаюсь посещать все злачные места! Это самый верный способ избегнуть искушения. Давно пора было подумать об этом... да вот не захотел! Зато теперь, когда я такого страху натерпелся, кончено! К черту! Сегодня вечером мне еще казалось, что смогу уломать его как-нибудь, но чем дальше, тем меньше я верил в успех и тем тоскливее становилось на душе. Так вот, если он мне сам все расскажет - ладно; а не расскажет, я тоже не подам виду. Хорошо бы поделиться с Простофилей Вильсоном... нет, лучше поостерегусь; пожалуй, не стоит. Ура! - опять мысленно возликовал он. - Я исправился - и теперь уж навсегда!"