Пусть к солнцу - Корбан Эддисон

Новый мир, темный и мрачный, словно подземное царство, открывался ему. Мир, где обитали сутенеры, торговцы живым товаром, коррумпированные чиновники и адвокаты-крестоносцы. Мир, населенный женщинами и детьми, похищенными, изнасилованными, сломленными, превращенными в рабов. Томас не раз за это время подумал, как Портеру удается справляться со всем этим, — перед ним вставала бесконечная череда лиц, имен, историй, отличавшихся друг от друга лишь степенью жестокости. И теперь он собирался войти в этот мир. Из всех городов, где процветала торговля людьми, Бомбей пользовался едва ли не самой дурной славой.

— Что? Повтори еще раз, что ты собираешься делать? — воскликнула мать, когда Томас наконец нашел в своем графике время, чтобы позвонить домой. — Но, Томас, это же опасно! Тебя могут ранить. Я думала, ты отправишься в Индию за Прийей, а не затем, чтобы сражаться с криминальным миром.

Отец поднял трубку параллельного телефона и спросил, из-за чего весь шум и гам. Томас стал объяснять, но, как только он упомянул об ультиматуме Макса Юнгера, отец перебил его.

— Почему ты не позвонил мне, сын? — спросил Судья. — Я бы все уладил.

— «Клэйтон» нужно было свалить на кого-нибудь вину. — Томас снова почувствовал себя мальчиком. Похоже, отец так до конца и не научился воспринимать его как взрослого человека. — «Уортон» требовал агнца на заклание, а Марк Блейк не горел желанием залезать на алтарь.

— Марк Блейк — эгоманьяк и дурак, — отрезал Судья. — Он и пятилетнего ребенка переубедить не сможет, куда уж там жюри. — Поворчав еще немного, он все же вернулся к предмету разговора: — Я правильно понял маму? Ты собираешься отправиться в Индию и поработать с CASE?

— Именно.

Отец помолчал.

— Многое упустишь. Когда вернешься, придется наверстывать.

— Я знаю, — ответил Томас. В таких вопросах Судья всегда оказывался прав.

Мимо прошла стюардесса, и Томас очнулся от раздумий. Заметив, что он не спит, она шепотом спросила, не захочет ли он перекусить до того, как они приземлятся. От еды Томас отказался, но попросил принести бутылку воды.

Он снова посмотрел в иллюминатор. Темнота накрыла землю, но края облаков еще золотились от последних лучей заходящего солнца. И снова задал себе тот же вопрос: зачем он это делает?

Тера первой спросила его об этом. Наутро после того, как она без предупреждения явилась к нему домой, Томас проснулся на диване в гостиной со страшной головной болью и чувством глубокого раскаяния. Приняв горячий душ, он вышел на кухню. Тера была уже там; она спросила, не приготовить ли ему завтрак. Он странно посмотрел на нее. Раньше они ни разу не оставались вместе до утра. Но вот теперь она стоит как ни в чем не бывало возле плиты, держа в руках венчик для взбивания и коробку с яйцами.

— Я уезжаю, — вдруг сказал Томас.

— Что? — переспросила Тера. Ее рука замерла. — Куда?

— Пока не знаю, — соврал он. Проще сказать неправду, чем отвечать на новые вопросы.

Кажется, его слова задели ее.

— А как же «Клэйтон»?

— Я взял отпуск.

— Надолго?

— Думаю, надолго.

— Это из-за меня? Что я сделала не так? — Она положила венчик на стол.

— Конечно нет! — горячо возразил Томас. Только теперь до него дошло, каким бесчувственным он, должно быть, выглядел в глазах Теры. — Слушай… извини, я знаю, что все это выглядит странно, и мое решение несколько… поспешно, но честное слово, ты не имеешь к этому никакого отношения.

Именно тогда она задала ему тот самый, главный вопрос:

— Зачем ты все это делаешь?

Сразу несколько вариантов ответов пришли ему в голову, но Томас решил остановиться на самом простом:

— Я не знаю.

Несколько секунд она молча смотрела на него. Обида и непонимание явно читались в ее глазах. Потом ее губы чуть дрогнули, как будто она хотела сказать что-то, но раздумала. Так же молча Тера взяла свои вещи и вышла из дома.

— Леди и джентльмены, — произнес невидимый голос, — мы начинаем заходить на посадку в Бомбее. Пожалуйста, приведите ваши кресла в вертикальное положение…

Год ос продолжал вещать, но Томас уже не слушал его. Отвернувшись к окну, он смотрел на большой, блистающий огнями город внизу, возникший словно из ниоткуда. Бомбей немного напомнил ему Лос-Анджелес, но в действительности сравнение было неудачным. В этом городе было в три раза больше жителей, в то время как размером он был в три раза меньше.

Когда шасси самолета коснулись посадочной полосы аэропорта Чхатрапати Шиваджи, нервы Томаса были почти на пределе. За те годы, что они прожили вместе, Прийя много рассказывала ему о менталитете индийцев и их особенностях и даже пыталась без особого успеха научить его хинди. Но они были на Западе. Теперь же перед ним была настоящая Индия, чужой, незнакомый мир, с совершенно иными культурными ценностями. Колониализм и глобализация немного сблизили Запад и Восток, но все равно между ними лежала глубокая пропасть.

Самолет мягко коснулся земли и побежал по полосе. Настоящую Индию Томас увидел еще до того, как сошел с борта «боинга». Практически за стеклом иллюминатора начинались трущобы. Длинная цепь жалких сараюшек, освещенных лишь лампочками, протянутыми от одного дома к другому наподобие елочных гирлянд. На улицах играли дети; в темноте то и дело мелькали тени людей. Томас не мог оторвать взгляда от этих нищих детишек. На западе были и гетто, и баррио, однако ничего похожего ему встречать не приходилось.

Получив багаж, он отправился на стоянку такси, где его ждал Динеш.

— Томас! — воскликнул Динеш и крепко обнял друга. По-английски он говорил с легким акцентом. — Добро пожаловать в Бомбей!

Динеш подхватил второй чемодан Томаса и сквозь густую толпу taxi-walla и размахивающих плакатами шоферов из отелей повел его к своей машине, черному спортивному купе.

— Придется потесниться. Надеюсь, не возражаешь?

— Не проблема. — Томас забросил чемоданы в багажник и забрался внутрь.

Ночной воздух был сухим и прохладным, и Динеш опустил стекло.

— Два месяца в году мы можем прожить без кондиционера, — заметил он. — Остальное время потеем.

Динеш вывел машину со стоянки, влился в плотный транспортный поток и тут же застрял в пробке на повороте. Несколько долгих минут они практически простояли на месте, продвигаясь вперед буквально по дюйму. Со всех сторон их окружали большие и маленькие автомобили; из-за выхлопных газов трудно было дышать. Наконец Динеш, которому все это явно надоело, кое-как перестроился в крайний ряд и, отчаянно сигналя, вывернул на встречную полосу. Увернувшись от авторикши, он каким-то чудом умудрился не столкнуться с автобусом. Томас вцепился в ручку двери — маневр его здорово напугал.

— Привыкнешь, — засмеялся Динеш. — Это в Америке вы управляете машиной с помощью руля. Здесь управляют с помощью гудка.

Следуя развязке, они выехали на широкую автостраду, где движение было более свободным.

— Это Западное шоссе, — пояснил Динеш. Ему приходилось почти кричать. — На улицах было совсем не развернуться, просто безумие какое-то, и город решил построить автостраду над ними.

Через десять минут шоссе завернуло налево. Теперь они ехали параллельно широкому заливу. В ноздри Томасу ударил запах мочи и соленой морской воды.

— Залив Махим, — прокомментировал Динеш. — К вони ты тоже скоро привыкнешь.

— Тут всегда так? — спросил Томас, с трудом сдерживая тошноту.

— Ночью хуже. Утром будет немножко легче. В океан сбрасывают нечистоты, так что в окрестностях Бомбея плавать тебе вряд ли захочется.

Шоссе повернуло на сто восемьдесят градусов, и они оказались в жилом квартале. Здесь асфальт заканчивался. По наклонному въезду, вымощенному камнем, Динеш взобрался наверх по холму; по обеим сторонам улицы возвышались многоквартирные дома. Вокруг было много зелени.

— Это Маунт-Мэри, — сказал Динеш. — Океан в квартале отсюда.

Он резко свернул на стоянку, расположенную возле десятиэтажного дома, отделанного венецианской штукатуркой. По обеим сторонам ворот восседали два сторожа и курили сигареты.

Они оставили машину в подземном гараже и поднялись на самый верхний этаж. Лифт был старинный, его двери складывались наподобие гармошки. Судя по слою глубоко въевшейся грязи, дом не ремонтировался и не чистился с тех самых пор, как его построили, то есть лет сорок.

По контрасту квартира Динеша представляла собой чудо вкуса и современного стиля. Начищенные до блеска медные дверные ручки и краны, кожаные диваны, темное дерево. На полу, вымощенном плиткой, лежали мягкие ковры; стены были украшены гобеленами. Но главным украшением квартиры был вид из окна. Окна выходили на Аравийское море; огромное, от пола до потолка французское окно вело на балкон, окружавший по периметру все здание.