Странный Брэворош - Сергей Николаевич Полторак

Как Гагарин и Титов!».

Речёвка казалась второклассникам верхом совершенства, но умный Лёня Меркулович добавил к ней неожиданные строчки:

«Николаев и Попович

И как Лёня Меркулович!».

Это, конечно, было гениально. Космонавты, осуществившие групповой полёт на двух кораблях «Восток-3» и «Восток-4» Нико- лаев и Попович, были героями, мало отличавшимися от Гагарина и Титова. Их имена знал каждый советский ребёнок. Но вот чтобы срифмовать свою фамилию с фамилией героя! До этого надо было додуматься. Лёня сумел. От такого интеллектуального удара, казалось, оправиться было невозможно. Лёня победно глядел на одноклассников, часто повторял эту речёвку, бесстыдно занимаясь, как сказали бы теперь, самопиаром. Класс готов был признать Мер- куловича бесспорным лидером, но вдруг случилось неожиданное: к 12 апреля 1964 года, то есть к третьей годовщине полёта Юрия Гага- рина в космос, Лидия Яковлевна задала домашнее задание написать о подвиге Юрия Алексеевича сочинение. Подумав, она добавила:

– 

Возможно,

кто-нибудь

захочет

и

стихи

написать.

На следующий день на уроке родной речи каждый второкласс- ник читал вслух перед классом своё незатейливое произведение. Сочинения были явным подражанием заметкам из газеты «Ленин- ские искры», которую выписывали на почте своим чадам родители почти каждого октябрёнка. Когда очередь дошла до Глеба, он встал, привычным жестом поправил очки и, волнуясь, прочитал стихи собственного сочинения:

Он хороший парень – Космонавт Гагарин.

К звёздам путь он нам открыл И ракету возвратил.

Космонавта обнимали, За здоровье выпивали

И на Иле-18 отвезли в Москву.

Это был фурор! Весь класс во главе с Лидией Яковлевной вос- торженно молчал. Потом Лидия Яковлевна, проглотив подступив- ший к горлу ком, взволнованно сказала:

– 

Молодец,

Глеб!

Садись,

пять

с

плюсом.

Никто никогда такой оценки в классе не получал. Слава вели- кого Пушкина в глазах 2 «а» явно потускнела. Лёня Меркулович потерпел сокрушительное творческое поражение, но к его чести надо сказать, что он поступил благородно. После урока он подошёл к Глебу, по-взрослому пожал ему руку и в присутствии однокласс- ников сказал:

– 

Ты

–

молоток!

– 

Вырастишь,

кувалдой

будешь,

–

радостно

добавил

второгод-

ник

Саша

Маковкин.

О гениальных стихах Глеба Брэвороша вскоре узнала вся школа, потому что его произведение появилось в школьной стенгазете, при- уроченной ко Дню космонавтики. Нахлынувшее на Глеба счастье было омрачено редакторской правкой, не согласованной с автором. Слова «за здоровье выпивали», которыми Глеб очень дорожил, как проявлением социалистического реализма, суровой редакторской рукой были заменены на безликое и вылезавшее за рамки стихотвор- ного размера «к аэродрому провожали». Это, конечно же, снижало градус авторского восприятия события.

10.

Время летело быстро. Глеб и не заметил, как перешел в третий класс. Оля Зуева хотя и продолжала по-прежнему его волновать, уже не так бередила душевные раны. Место любви к девчонке заняла прочная мужская дружба с одноклассниками Колей Казаковым и Вовой Сивковым. Дружили они не втроем, а как-то по отдельности. С Колей они гуляли во дворе, потому что жили в одном доме. Коля был конопатым весельчаком, парнем открытым и добрым. С Вовой Глеб больше общался в школе и во дворе автобазы на Крюковом канале, где Вовкина мама работала машинисткой. Коля учился хорошо, почти, как Глеб. Вова был тощим, чуть ли не прозрачным мальчиком с синими жилками на впалых висках. Он был похож на симпатичного мышонка. Он был таким робким, что его непременно хотелось защищать, что Глеб частенько и делал. Правда, один раз Глеб впервые в жизни почувствовал, что не может защитить друга. К Вовке прицепился четвероклассник здоровяк Зубов. Глеб смело наскочил на него, но в ответ получил сполна. Несколько раз он на- брасывался на Зубова, но тот с легкостью отбрасывал его в сторону.

Глеб решил использовать свой коронный прием – ударил Зубова в нос, но противник устоял и двинул Глеба так, что тот упал и на какое-то время потерял сознание.

Когда он пришел в себя, то увидел, что над ним склонился Зубов:

– 

Чудак-человек,

–

с

недобрым

смешком

сказал

Зубов.

–

Я

ведь

тебя

и

пришибить

могу,

понял?

Глеб посмотрел на него, близоруко щурясь, потому что во время драки его очки куда-то подевались. Он обхватил голову Зубова ру- ками и впился зубами в нос противнику. Зубов с ужасом вскочил, заляпанный кровью, и, не оглядываясь, помчался прочь.

– 

Спасибо, – тихо сказал Вова, подавая Глебу разбитые очки.

Вечером

мама

кричала

на

Глеба

и

называла

его

малохольным.

Два дня Глеб просидел дома, потому что без очков ходить ему было крайне трудно, не говоря уже о том, что он без них не видел того, что учительница писала на доске.

В тот же вечер в их квартире зазвонил телефон, который стоял в прихожей. Звонила классная руководительница. Лидия Яковлевна и мама о чем-то долго говорили. Вернее, говорила учительница, а мама молча кивала, будто та могла ее видеть, и время от времени говорила:

– 

Нет,

я

его

точно

выдеру!

После того телефонного разговора она вернулась в комнату, обняла Глеба и беззвучно заплакала, причитая:

– 

Безотцовщина,

что

с

тебя,

дурня,

взять?

Драка с Зубовым имела для Глеба неожиданные последствия, которые своей непредсказуемостью потрясли, как весь класс, так и Лидию Яковлевну. Приближался апрель – традиционный месяц приема в пионеры. Вопрос о приеме решался на классном собрании, которое формально вел староста класса Саша Тимофеев, но которым на самом деле ненавязчиво управляла Лидия Яковлевна.

Кандидатов для приема в пионеры обсуждали поименно. Реко- мендовали практически каждого, кроме второгодника и двоечника Саши Маковкина. Когда очередь дошла до Глеба, Лидия Яковлевна вдруг предложила его в пионеры не принимать, потому что он за- бияка и драчун. В классе, словно стратостат над блокированным Ленинградом, нависла черная тишина. Вдруг из-за парты встал Вова Сивков и тихо, но внятно сказал:

– 

Тогда

и

меня

не

принимайте

в

пионеры.

– 

И

меня!–

встал

возле

своей

парты

Коля

Казаков.

– 

И

меня,

–

сказал

вдруг

староста

Саша

Тимофеев.

– 

И меня, пожалуйста, не принимайте, – сказал, не вставая,

грузный

и

всегда

деликатный

Марик

Кукуевицкий.

– 

Я тоже не хочу без Брэвороша, потому что так нечестно, – ска-

зала

вдруг

Оля

Зуева

и

заревела,

уткнувшись

лицом

в

нарукавник

своего школьного платья. Класс загудел. Опытная классная руко-

водительница,

как

гроссмейстер,

мгновенно

просчитала

ситуацию

на много ходов вперед, понимая, что дело попахивает политическим

скандалом местного масштаба. Где-то впереди замаячил разговор с

директором школы, а может быть даже выволочка на педсовете с

последующим увольнением. Ситуацию, точнее