Хроники Заводной Птицы - Харуки Мураками

Благодаря этой системе контроля над эмоциями мне удавалось избегать множества ненужных проблем и сохранять в своем внутреннем мире относительную стабильность и спокойствие. А то, что все это время она надежно действовала, составляло предмет моей гордости.

Однако в случае с Нобору Ватая моя система отказывала. У меня никак не получалось отодвинуть его куда-нибудь подальше, за пределы сознания. Скорее наоборот — он смог проделать такой маневр со мной. Меня это просто бесило. Отец Кумико, конечно, был высокомерным и неприятным типом. Но, в конце концов, он представлял собой образчик мелкого человека с узким кругозором, упрямо цепляющегося за свои примитивные убеждения. Поэтому его я смог совершенно забыть. Другое дело — Нобору Ватая. Он прекрасно осознавал все свои человеческие возможности и совершенно правильно разобрался в том, что за человек — я. При желании он мог бы стереть меня в порошок. И если не делал этого, то лишь потому, что я был ему абсолютно неинтересен и не стоил времени и энергии, которую ему пришлось бы потратить, чтобы разделаться со мной. Именно из-за этого я так на него злился. Низкая личность, бессердечный эгоист! И вместе с тем куда способнее меня.

От нашей первой встречи у меня надолго остался неприятный осадок. Такое чувство, будто в рот мне запихали целый выводок вонючих жуков. Выплюнуть-то я их выплюнул, но ощущение сохранилось. День проходил за днем, а Нобору Ватая никак не выходил у меня из головы. Я пробовал думать о чем-нибудь другом, но ничего не получалось. Ходил на концерты, в кино. Даже отправился с коллегами по работе на бейсбол. Выпивал, читал книги, которые давно хотел прочесть, как только появится свободное время. Но Нобору Ватая все время стоял передо мной, скрестив руки, и смотрел злобно, будто засасывая, подобно бездонному болоту. Это меня бесило, выбивало почву из-под ног.

Когда мы встретились с Кумико, она спросила, какое впечатление произвел на меня ее брат. Я не смог ответить честно. Мне хотелось расспросить ее о маске, которую носит Нобору Ватая, и о том противоестественно скрученном нечто, которое скрывается за ней. Хотелось откровенно поделиться неприязнью и смятением, охватившими меня. Но я так ничего ей и не сказал. Сколько ни объясняй, все равно передать свои впечатления как следует я вряд ли сумею. А в таком случае лучше вообще ничего не говорить.

— Он и вправду оригинал, — сказал я. Хотел что-нибудь добавить, но подходящих слов не нашел. Кумико тоже больше ничего не спрашивала. Просто молча кивнула.

С тех пор мое отношение к Нобору Ватая почти не изменилось. Брат Кумико по-прежнему вызывал у меня раздражение, и оно привязалось, словно легкая простуда, и никак не хотело отпускать меня. Дома у нас нет телевизора, но всякий раз, когда мне попадается на глаза включенный телеэкран, по странному стечению обстоятельств на нем оказывается Нобору Ватая — что-то втолковывает зрителям. Стоит где-нибудь взять в руки журнал и начать его листать, как тут же обнаруживается его фото и какая-нибудь его статья. Казалось, Нобору Ватая подстерегает меня за каждым углом по всему миру.

Ну что же. Надо честно признать: я ненавидел этого типа.

7. Счастливая химчистка

На сцену выходит Крита Кано

Я взял блузку и юбку Кумико и отправился на станцию, в химчистку. Обычно я сдавал вещи в чистку прямо за углом от нашего дома. Нельзя сказать, чтобы это место мне особенно нравилось; просто оно ближе. В химчистку у станции иногда заходила жена. Она заносила туда что-нибудь по дороге на работу, а на обратном пути забирала. Там чуть дороже, но Кумико говорила, что чистят лучше, чем по соседству. Поэтому свои самые красивые вещи она сдавала на станции, хотя это и было немного неудобно. Вот и я в тот день сел на велосипед и поехал туда, подумав, что Кумико, наверное, предпочла бы почистить юбку и блузку в той химчистке.

Я вышел из дома в зеленых хлопчатобумажных брюках, неизменных теннисных тапочках и желтой майке, выпущенной какой-то фирмой звукозаписи для поклонников Ван Халена. Ее в свое время где-то раздобыла Кумико. Этим утром, как и в прошлый раз, из «Джей-ви-си» хозяина химчистки громко звучала музыка — запись Энди Уильямса. Когда я вошел, «Гавайскую свадебную песню» как раз сменял «Канадский закат». Весело насвистывая в такт мелодии, хозяин что-то старательно записывал в тетрадь шариковой ручкой. Среди множества аудиокассет на полке я заметил Серхио Мендеса, Берта Кэмпферта и «101 Стрингс». Похоже, хозяин был любителем легкого жанра. Я вдруг подумал: а мог бы стать владельцем пристанционной химчистки приверженец «тяжелого» джаза — Альберта Эйлера, Дона Черри, Сесила Тэйлора? Пожалуй, мог бы. Но это вряд ли была бы счастливая химчистка.

Когда я выложил на прилавок зеленую в цветочек блузку и юбку цвета шалфея, хозяин развернул вещи, быстро осмотрел их и написал на квитанции: «блузка и юбка». У него был разборчивый и красивый почерк. Мне нравилось, когда в химчистке писали четко. А если в придачу здесь еще любят Энди Уильямса — тем лучше.

— Господин Окада? Правильно? — спросил он. Я подтвердил. Хозяин записал мою фамилию, отделил копию квитанции и протянул мне. — Будет готово в следующий вторник. Не забудьте получить. Это вещи вашей супруги?

— У-гу.

— Очень милый цвет.

Небо затянули хмурые облака. По прогнозу обещали дождь. Уже перевалило за половину десятого, но люди с портфелями и зонтиками в руках все еще спешили к лестнице на платформу. Служащие опаздывали на работу. Утро выдалось душным и влажным, но это никак не отразилось на их внешнем виде: все, как положено, в аккуратных костюмах, аккуратных галстуках, аккуратных черных туфлях. Среди них было много мужчин моего возраста, но ни на ком больше не красовалась майка с Ван Халеном. У каждого на лацкане значок его фирмы, под мышкой — газета «Нихон кэйдзай симбун»[18]. На платформе прозвенел звонок, и несколько человек бросились вверх по ступенькам. Людей этой категории я не видел уже довольно давно. Всю эту неделю я курсировал исключительно между нашим домом, супермаркетом, библиотекой и близлежащим муниципальным бассейном, встречался только с домохозяйками, стариками, детьми и лавочниками. Какое-то время я стоял и рассеянно взирал на обладателей костюмов и галстуков.

Затем мне в голову пришла мысль: а не выпить ли кофе в баре на станции, коли я здесь оказался. Тем более что в утренние часы его подавали дешевле. Но, подумав, я решил не разводить канитель. Не так уж мне и хотелось кофе. Я оглядел себя в витрине цветочного магазинчика. На майке красовалось неизвестно откуда взявшееся пятно от томатного соуса.

По дороге домой, крутя педали, я поймал себя на том, что насвистываю «Канадский закат».

В одиннадцать часов позвонила Мальта Кано.

— Алло! — сказал я в трубку.

— Вы слушаете? Это дом господина Тору Окада?

— Совершенно верно. Тору Окада у телефона. — Я с первых слов узнал ее голос.

— Говорит Мальта Кано. На днях вы оказали мне любезность, согласившись встретиться. Извините, пожалуйста, но нет ли у вас каких-нибудь срочных дел сегодня после обеда?

— Нет, — ответил я. — Свободен, как перелетная птица.

— В таком случае сегодня вас посетит моя младшая сестра Крита Кано.

— Крита Кано? — переспросил я сухо.

— Да. Мне кажется, я показывала вам ее фотографию.

— Конечно, я помню. Только вот…

— Крита Кано — так зовут мою сестру. Она мой заместитель. В час дня вас устроит?

— Вполне.

— Тогда разрешите откланяться, — сказала Мальта Кано и положила трубку.

Крита Кано?

Я пропылесосил пол и прибрал в доме. Разобрал газеты, связал их веревкой и забросил на шкаф, разложил по футлярам разбросанные аудиокассеты, перемыл на кухне посуду. Потом принял душ, вымыл голову, переоделся в чистое. Приготовил свежий кофе, съел сандвич с ветчиной и вареное яйцо. Затем уселся на диван с журналом по домашнему хозяйству, раздумывая, что бы приготовить на ужин. Отметив страницу с рецептом салата из морской капусты и тофу, выписал нужные для приготовления продукты. Включил радио и услышал «Билли Джин» Майкла Джексона. Я стал думать о Мальте и Крите Кано. Ну и имена у этих сестричек! Дуэт комиков — да и только. Мальта Кано. Крита Кано.

В моей жизни и впрямь происходило нечто странное. Бегство кота. Загадочный звонок этой сумасбродки. Познакомился со странной девчонкой, начал ходить к заброшенному дому у дорожки. Нобору Ватая обесчестил Криту Кано. Мальта Кано напророчила, что отыщется мой галстук. Жена заявила, что я могу не работать.

Я выключил радио, положил журнал на книжную полку и выпил еще кофе.

Крита Кано позвонила в дверь ровно в час. Ее внешность в точности соответствовала фотографии: невысокая, тихая на вид женщина не старше двадцати пяти. Ее облик замечательно передавал стиль начала 60‑х годов. Если бы «Американские граффити» снимался в Японии, Криту Кано можно было б отправить на съемочную площадку вообще без грима. Та же прическа, что на фото: легко взбитые волосы с завитыми кверху концами. Со лба они были туго стянуты назад и сколоты блестящей заколкой. Черные брови красиво подведены карандашом, накладные ресницы таинственно оттеняют глаза, губная помада тоже подобрана по тогдашней моде. Кажется, дай ей в руки микрофон — и она запоет «Ангелочек Джонни».