Последний шанс - Сара Грандер Руиз

на меня иначе.

Джек просто клоун. Джек смешной. Он каждую неделю переживает о том, что может кого-то убить. Джек не на сто процентов уверен, что никого не убил, и будет спрашивать тебя об этом по миллиону раз. Это похоже на забавную игру, пока моё ОКР не заявляет о себе. И тогда люди решают, что это слишком. Когда моя бывшая решила расстаться со мной, во время её речи мне всё время хотелось сказать:

— Если ты думаешь, что это для тебя слишком, представь, каково мне!

Но я этого не сказал. В этом не было смысла.

Но, может быть, мне стоит рассказать об этом Рэйн прямо сейчас? Она пробудет здесь всего двенадцать недель, и, учитывая то, как развиваются события, она всё равно узнает. А самое главное, она нравится мне больше, чем следовало. И если я не ошибаюсь, я ей тоже нравлюсь. Может быть, если бы она появилась год назад, всё было бы иначе, но она появилась сейчас, когда я не в лучшей форме, и я не хочу никого в это втягивать, пусть и временно. Да, мы сошлись на том, что её боссом будет Олли, но это всего лишь формальность. Я владелец паба; она работает в пабе. Будет лучше провести между нами эту черту, на всякий случай.

Но Рэйн ничего не говорит о книгах, и когда она встаёт, я теряю самообладание. Мне хочется ещё немного побыть Джеком перед тем, как я превращусь в «Джека с ОКР».

Далее я решаю показать ей ванную.

— Ого, — говорит Рэйн, зайдя внутрь. — Вот это ванна.

Я потратил много времени на замену вещей, когда вернулся домой. Это помогало мне отвлечься, и каждое изменение делало этот дом чуть более моим, а не его, а особенно, когда я производил такие изменения, которые, как я знал, очень бы ему не понравились.

Например, ванна. Папа сказал бы, что она съедает пространство, и что она слишком девчачья. Я пользуюсь ей как можно чаще. Вообще-то, это отличное место для чтения.

Когда Рэйн перегибается через край ванны, я стараюсь не смотреть на её попу. Она поворачивает голову, и я поднимаю на неё глаза в надежде, что она не заметит, с каким треском я провалился в попытке не смотреть на её попу.

— Теперь я знаю, где буду проводить все свои вечера, — говорит она, широко улыбаясь. — Я сто лет не принимала хорошую ванну.

«Не думай об этом. Не думай об этом. Не думай об этом. Не думай об этом». Я не знаю, делает ли она это специально или нет, но проблема моего мозга заключается в том, что когда я пытаюсь о чём-то не думать, тем больше бумерангов прилетает мне в голову, особенно если это то, о чём я не должен или не хочу думать. И данный случай попадает в первую категорию.

Я отворачиваюсь от неё и распрямляю тюбик с пастой, стоящий рядом с раковиной, а сам незаметно прижимаю кончики пальцев к столешнице и пытаюсь отделаться от мыслей, которые я ещё даже не успел подумать, потому что я не уверен в том, что стараясь не думать о них, я не начинаю невольно о них думать. И хотя я не верю в ад, я неожиданно начинаю бояться того, что совершаю что-то неправильное, и что если он существует, то я, в итоге, попаду туда.

— В конце коридора есть стиральная машина, — говорю я, отчаянно пытаясь сменить тему. — У меня нет сушильной машины, но есть складная сушилка.

— Отлично, — говорит она. — Мне она понадобится, учитывая, что у меня всего пять комплектов одежды, два из которых принадлежат Нине.

Она разворачивается (слава Богу), присаживается на край ванны и тянет за ткань своей футболки. На ней написано «Я теряю терпение #momlife».

— Ты бы поверил, если бы я сказала, что эта была самая нормальная?

— Поверил бы.

Она скрещивает ноги. И когда я гляжу на её разные носки, и на то, как она покачивает ногой вверх-вниз, мне хочется схватить карандаш, лист бумаги и запечатлеть её так, как не смог бы сделать ни один фотограф.

Я отворачиваюсь к раковине.

— Я знаю, что ты сегодня утром уже была в магазине, но если что, у меня тут есть прокладки, тампоны и всё такое, — говорю я и подталкиваю шкафчик под раковиной большим пальцем ноги. — Ещё есть резинки для волос и, как мне кажется, пара дезодорантов.

— Прокладки и тампоны?

Я открываю шкафчик.

— Мы закупаем всё это для туалетов в пабе, так что у нас их тонны, поэтому я принёс сюда немного, на случай, если они тебе нужны.

Рэйн начинает смеяться.

— Ну, спасибо. Их мне точно хватит до апреля.

Она поднимается на ноги и вздыхает.

— Мужчина, который задумывается о потребностях женщины во время месячных. Это чертовски сексуально.

И как только эти слова вылетают у неё изо рта, она застывает на месте.

— Ты этого не слышал.

Я совершенно точно это слышал и добавляю её слова в список вещей, касающихся Рэйн Харт, о которых я буду думать до конца этого дня.

— Ты не знаешь, о чём говоришь…

— Ну, эм…

— Идём?

— В следующую комнату? — она встаёт. — Да, пожалуйста. Думаю, я увидела достаточно в ванной.

Она протискивается мимо меня, словно пытается поскорее покинуть ванную. Я слежу за ней взглядом и, чёрт, я опять пялюсь на её попу. В коридоре я обгоняю её и веду на кухню, где мы обнаруживаем Себастьяна, который валяется на полу со своим огромным батоном. Заметив Рэйн, он берёт батон в зубы, пересекает кухню и роняет его ей в ноги.

Рэйн смотрит на него.

— Ой! Давай уберём эту верёвочку, дружок. Так ты можешь задохнуться.

Она поднимает игрушку, и я замечаю верёвочку от ценника, которая всё ещё болтается на нём.

— Извини, — говорит она, посмотрев на меня, и начинает наматывать верёвочку на палец. — Мне следовало быть более внимательной.

Она тянет за верёвочку, но не может её оторвать.

— Можно мне одолжить твои ножницы?

Слово «ножницы» моментально выбивает меня из колеи.

— У меня тут нет ножниц, — говорю я. — Но они есть в пабе.

— О.

Рэйн хмурится, глядя на веревочку и… чёрт, я опять смотрю на её губы.

Она, наверное, думает, что я задница, потому что не предложил сбегать вниз и принести ей ножницы. Я бы это сделал. Я бы очень хотел принести их сюда, но сама мысль о том, чтобы взять ножницы и принести их в квартиру, сама мысль о том,