Феноменальный П. Т. Гелиодор - Гвидо Згардоли

Оливия надела платье наизнанку.

– Мама! – рассмеялась Сельма. – Что с тобой?

Оливия непонимающе посмотрела на дочь.

– Ты что, одевалась в темноте?

Поняв, что произошло, Оливия Фридберг пожала плечами и вернулась к делам, не придав случившемуся никакого значения.

П. Т. считал, что мать ведёт себя так странно из-за смерти отца. Правда, прошло уже больше полугода, но ведь каждый переносит горе по-своему, всем требуется разное время, чтобы прийти в себя. А раз мать не могла оправиться после смерти Майлуса, то они с сёстрами изо всех сил старались ей помочь.

Но, как уже было сказано, всё оказалась серьёзнее.

В доме Генриетты Петтигуфер всё чаще происходили мелкие неприятности: Оливия роняла предметы, забывала стереть с мебели пыль, небрежно заправляла кровати. Иногда она опаздывала или без всякой причины уходила домой до окончания рабочего дня.

– Что с тобой творится, Оливия? – упрекала её Генриетта Петтигуфер. – О чём ты думаешь?

Но Оливия отвечала лишь «Ни о чём» или «Прошу прощения, миссис» и становилась ещё молчаливее.

К счастью, Эрма и Сельма присматривали за близняшками и за домом. Эрма опекала мать на работе в усадьбе Петтигуферов. Она прикрывала Оливию и исправляла её оплошности.

Однако терпение Генриетты Петтигуфер таяло как масло.

Дядю Сайруса по обыкновению ничего не волновало. Видимо, он жил в каком-то своём собственном мире, в котором вовсе необязательно зарабатывать на хлеб и кров. Когда Петтигуферы уволили П. Т., его дядя мог бы, например, гордо заявить: «Ничего, я с этим разберусь! Вот возьму и найду работу!» – но он продолжал посиживать в сломанном кресле, которое Уолдо Петтигуфер великодушно передал семье своего бывшего конюха, покуривать кукурузную трубку и наблюдать за клубами сизого дыма. Он словно покрылся паутиной безразличия и не собирался её стряхивать.

А ведь Майлус Гелиодор всегда беспокоился за старшего брата. Но Майлуса не стало, Оливия не могла больше нести бремя ответственности за семью, и П. Т., который чувствовал себя теперь мужчиной в доме, понял, что настал момент для серьёзного разговора.

– Дядя Сайрус, – сказал он как-то вечером. – Я думаю, ты должен нам помочь.

Сайрус долго смотрел на него молча.

– М-м-м? – наконец промычал он.

– Если хочешь жить в этом доме, придётся вносить свою лепту.

– Что ещё за лепту?

– Придётся работать. Понимаешь?

– Ты знаешь, что у меня болит спина, парень.

– Чушь.

– Что значит «чушь»?

– То и значит. Послушай, чем бы тебе хотелось заниматься?

– В смысле работать? – спросил дядя Сайрус подозрительно.

– Нет, я спрашиваю, чем тебе вообще нравится заниматься.

Дядя Сайрус немного подумал.

– Вырезать по дереву.

– Хорошо. Вырезать по дереву. Что ещё?

– Мне нравится рыбачить.

– Согласен, рыбалка – приятное занятие. Что ещё?

– Не знаю.

– Подумай.

– Спать.

– Это не считается.

– Почему?

– Потому что не считается.

– Хм-м.

– Всё?

Дядя Сайрус кивнул.

– Тогда вот чем ты можешь заняться. Вырежи из дерева фигурку животного или что-нибудь другое, что захочешь. Потом спросим Диббла или других лавочников, согласятся ли они её купить. Что скажешь?

– Ну-у, это утомительно…

– Закончишь одну фигурку – сходим на рыбалку. После примешься за вторую. Рыбу, которую не съедим, попробуем продать на постоялый двор Маллигана или в «Таверну Матушки Гусыни». Идёт?

Дядя Сайрус поджал губы. П. Т. счёл его гримасу согласием.

– Славно! – воскликнул он, хлопнув в ладоши. – Тогда решено!

– Что решено? – поинтересовалась Сельма.

– Дядя Сайрус нашёл работу!

– Неужто? Какую работу?

– Хватит, я устал. – Дядя встал из кресла и вышел из комнаты под смех племянников, хлопнув дверью.

* * *

Когда П. Т. сообщил, что и он найдёт себе другую работу, семья восприняла его заявление как бахвальство. В тяжёлые времена найти работу не так-то просто, а П. Т. – всего лишь мальчишка, который умеет разве что убирать навоз.

Но, похоже, и впрямь было в П. Т. Гелиодоре нечто необыкновенное, потому что спустя всего несколько недель он получил неожиданное и весьма интересное предложение.

Декабрьским вечером в таверну «Стоун», что напротив лавки Двулицего Диббла, прибыл мистер Теодор Эмметт Браун из Саутбери, штат Коннектикут. Мистер Браун пригнал два десятка быков, коров и телят, которых оставил в пустующем загоне за почтой.

– Я собираюсь докупить ещё скота и продать его в Нью-Йорке, – сказал он мистеру Маллигану, отцу Дикаря-Одиночки. (Стало быть, Маллигана-младшего не ловили в лесу сетями и он не рос среди медведей или других диких зверей, а был воспитан обычными людьми, родными отцом и матерью.)

– По-моему, отличная идея, сэр, – ответил Дэниел Маллиган, который, в отличие от сына, не был дикарём, потому что работал трактирщиком, а у грубого, дикого и неучтивого трактирщика довольно мало шансов на процветание.

– Не подскажете, у кого здесь можно купить породистый скот? – осведомился Теодор Браун.

– В округе Аспинок только один человек владеет достаточно большим